Камень. Книга вторая (СИ) - Минин Станислав

– Лёха, а когда у тебя новая сватка намечается? – Петров смотрел на меня глазами восторженного ребёнка. – Ты мне про Юсуповых ещё не рассказал! Я в курсе вашего конфликта! Просто, раньше стеснялся спросить…

Твою же Петрова мать! За что мне это?

– Саша, давай мы это как-нибудь потом обсудим? И обещаю, что на следующую какую тайную операцию тебя обязательно возьму. Ты доволен? – вздохнул я.

– Доволен. – радостно кивнул он.

К моему счастью появился Прохор, который «торжественно» вручил Александру золотую карту Имперского банка.

– Я за твоими тратами буду следить, Сашка. – улыбался мой воспитатель, авторитет которого у Петрова был непререкаем с нашего совместного детства. – Так что веди себя прилично.

– Спасибо, Прохор! – поблагодарил тот. – Да мне много и не надо…

– Не скажи! – хмыкнул Белобородов. – Охрана Пожарских мне докладывает о повышенном внимании к твоей персоне женского пола из твоей Суриковки! Блузоны в пятнах от масленой краски с беретами нынче не в моде, всем шмотки от-кутюр подавай! Костюмы там всякие, галстуки шелковые с хитрыми узлами… А это всегда деньги, как ни крути, Саша! Кроме того, надо бы тебе к портному нашему сходить, статус обязывает!

– Какой статус, Прохор? – совсем растерялся Петров.

– Ты портрет Михаила Николаевича пишешь, дружок! – мой воспитатель поднял вверх указательный палец. – Это тебе не банку сгущёнки на летнем пикнике в лесу втайне сточить. Чувствуешь ответственность?

– Чувствую. – автоматически кивнул мой друг.

– Вот и постарайся соответствовать моменту! – отрезал Прохор. – А то, ишь, моду взяли, мнение старших не уважать! Тем более, князь столько для тебя сделал!

– Прохор, Прохор, ты что?.. – Сашка аж встал. – Я всегда добро помню!

– Вот и будь добр! – подвёл итог мой воспитатель. – В понедельник к портному пойдёшь, и без возражений! Костюмы, рубашки, галстуки там… Модный художник в России больше, чем художник! – переиначил Прохор расхожую фразу.

– Хорошо. – покорно согласился Петров.

В «Избу» с Сашкой спустились в половине пятого и застали «работу» Дворцовой полиции с какими-то «хитрыми» приборами. Для нас был накрыт большой стол в задней части ресторана, с диванами и приставными креслами.

– Ваше Императорское высочество, работа закончена, камер и другой подслушивающей техники не обнаружено! – отчитался мне незнакомый чел в гражданском.

– Молодцы! Благодарю за работу! – единственное, что я сообразил ответить ему.

Чел кивнул и удалился.

Когда мы сели с Сашкой за стол, и я налил ему клюквенного морса в бокал, он поинтересовался:

– Лёшка, а у тебя сейчас всегда так?

– Практически, всегда. – кивнул я.

– Это же ужас! – вздохнул он. – А я тебе ещё про свои проблемы плачусь…

– А что делать? – усмехнулся я. – Ты ещё всего не знаешь. – в памяти всплыли бабкины «заходы» к Вике.

– Но на что-нибудь эдакое ты меня возьмёшь? Обещал ведь! – глаза Петрова опять горели, собственные его проблемы были забыты.

– Безусловно, Саша! – пообещал я.

Первым в «Избу» прибыл Андрей Долгорукий, который благополучно преодолел заслоны Дворцовых.

– Очень рад вас видеть! Особенно тебя, Александр! – мой университетский товарищ помнил, кому обязан встречей с Марией Романовой. – С Алексеем-то мы практически каждый день видимся.

– Андрей! И я! – встал Петров.

– Александр, как вообще дела? – спросил Долгорукий, и хитро улыбнулся. – Когда наши красавицы дождутся своих портретов?

– Да я с понедельника только портрет князя Пожарского буду писать… – ответил Петров. – Дело сложное, и по времени ничего не ясно. Так что придётся девушкам подождать.

– Я помню тот разговор в галерее. – кивнул Андрей. – Может тоже к тебе в очередь записаться, Саша? – Долгорукий продолжал улыбаться.

– Ничего обещать не могу, Андрей! – Петров гордо выпрямился, но не выдержал, и рассмеялся, а мы вслед за ним.

«Неудобную тему» разговора прервала Аня Шереметьева.

– Саша, привет! – она обняла и «поцеловала» Петрова. – Андрюша! – был обнят и Долгорукий. – Алексей! – меня уже потискали основательно. – Ты помнишь свои слова, что ты сегодня весь мой?

– Конечно, Анечка!

– Вот и веди себя соответственно! – удовлетворённо кивнула Шереметьева, слегка прижимаясь. – Иначе беды не миновать! Мне есть о чём беспокоится, Алексей?

– Ксюша Голицына на нашу встречу приглашена. – добровольно «покаялся» я.

– Проклятая «медичка»! – выпрямилась Аня и сделала недовольное выражение лица. – Но ничего, по их понятиям это естественный отбор. У этой Голицыной нет никаких шансов. Так ведь, Пожарский?

– Так ведь, Шереметьева. – кивнул я.

– Молодец, Пожарский! – Аня улыбалась. – Александр, как твои дела? – всё внимание девушки переключилось на Петрова.

– Всё замечательно, Анна! – кивнул тот.

Их разговор прервался появлением приснопамятной Ксении Голицыной. Мне пришлось вставать, как и Сашке.

– Ксения, это Александр Петров, очень талантливый художник, о котором ты слышала. Александр, это княжна Ксения Голицына, моя хорошая знакомая и ценитель изящных искусств! – представил я их друг другу.

– Александр! Наслышана! – заулыбалась Голицына Петрову.

– Прославленный Род, княжна! – особо и не потерялся Петров. – Для меня честь познакомиться с вами! – кивнул он.

– С тобой, Александр! – поправила его Голицына. – У нас всё по-простому.

– Хорошо, Ксения, с тобой. – опять кивнул Сашка.

Что это? Петров принял условия игры общества? Или разговор со мной его так впечатлил? Раньше за ним такой смелости в общении с аристократией не замечалось…

А мои размышления прервались конфликтом на входе – в ресторан пыталась попасть Кристина Гримальди со своей охраной, коей противостояла Дворцовая полиция. Пришлось подойти.

– Алексей, моих людей не пускают! – разозлённая Гримальди производила совершенно сногсшибательное впечатление – невысокая, с острыми скулами, сжатыми кулачками и гневным выражением лица. – Что это значит, Алексей?

И действительно, на улице четверо её охранников находились в кольце Дворцовых, которые и не думали проявлять учтивость к французам.

– Кристина, к нам должны скоро присоединиться принцессы Романовы, вот охрана и лютует. – попытался я успокоить Гримальди. – Прошу отнестись с пониманием. Под мою ответственность.

Девушка кивнула.

– Остаётесь в машине. – сказала она охране по-французски, подошла ко мне, и добавила по-русски. – А у тебя, Пожарский, судя по всему, и с Романовыми всё в порядке?

– Всё врут, злые языки…

– Злые языки?.. – принцесса взяла меня под ручку.

– Врут, собаки бешенные… – даже и не попытался я объяснить ей «игру слов».

Именно «под ручку» я и подвёл принцессу Монако к нашей маленькой, но дружной компании.

– Кристина, позволь представить тебе Александра Петрова, художника! Со всеми остальными ты уже знакома.

Мой локоть был откинут в сторону, а Гримальди протянула Петрову руку:

– Александр, я поклонница вашего таланта! – принцесса очаровательно улыбалась. – Сочту за честь узнать хоть что-то из подробностей ваших художественных приёмов! – то, с каким обожанием она смотрела на Петрова, меня успокаивало – мне с Шереметьевой и Голицыной проблем хватало. – Александр, вы что-то! Вы явление в наше непростое время! – продолжала вдохновенно «витийствовать» Гримальди.

– Полностью с тобой согласен, Кристина! – хмыкнул я. – Прошу ознакомиться.

И достал заранее приготовленные «наброски» Александра по мотивам «Сочинского разврата». Пара минут присутствующим понадобилось на разобрать рисунки, а потом…

– Саша, ты красавчик! – это был Долгорукий.

– Петров, не была б я Шереметьевой, тут же бы тебе портрет в обнажённом виде заказала!

– И я! – это была Ксения Голицына. – Хотя… Впрочем… Мне нечего стесняться своего тела!

– Александр! – французский акцент стал особенно отчётлив. – Я хочу такой портрет! Согласна на всё! Любые деньги!