Ритуал (СИ) - Ри Тайга

— Не удержал, — кивнула я легко. — И для владеющего Гласом этому есть единственное объяснение. Кто-то отвлек, ударил в спину, нарушил концентрацию, вынудив выбирать — защищаться или контролировать тварей…

— Чушь!!!

— Это Блау…!

— Действительно, — процедила я язвительно. — Чушь. Иначе придется поверить, что это один из ваших детей приговорил всех… что чей-то сын, племянник, брат… предатель, — я смотрела на каждую из матрон по очереди, не опуская взгляд.

Чей сын? Чей? Кто?

Резкий стук трости о камень оборвал перепалку. Леди Тир грузно поднялась с кресла.

— Я увидела всё, что хотела. Продолжайте праздновать без нас.

***

Перед тем, как отпустит юную овцу на вольный выпас, играющая в радушную хозяйку вечера, Аю решила почтить традиции и запустить фонарики в небо. Каждой даме досталось по настоящему произведению искусства из тонкой рисовой бумаги — кому-то пылающий золотом крыльев феникс, кому-то пагода, кому-то цветок. Мне — обычный пузатый четырехгранный купол.

— Пожелания, — кивнула Аю на столик с кистями и тушницами. — Чтобы удача сопутствовала нам этой зимой. Леди Блау? — кивок слуге и мне преподносят отдельный набор. — Не стоит пренебрегать традициями, возможно, это последний шанс, чтобы небеса услышали ваши молитвы.

Я сладко улыбнулась старухе в ответ, обмакнув кончик кисти в тушь. Думала я недолго, глядя на эту толпу хищниц, чего хотела бы больше всего.

Чтобы не злоумышляли. Против Блау. И против Севера. Потому что Север — это Блау, а Блау — это Север.

Ровные четкие косые штрихи ложились один за другим.

Потому что нам единственным некуда идти. Нас не примет ни один Предел, везде свои заклинатели, а Блау держат, держали и будут держать — Север.

Ещё штрих и ещё.

Нам некуда идти и некуда отступать. Не трогайте Блау и не трогайте Север, и мы не тронем вас в ответ.

Я легонько стукнула по кисти кончиком пальца, стряхивая излишки туши. Щелкнула кольцами и снизу фонаря запылал магический огонь, подпалив фитиль, а дальше — никакой силы, чтобы не вспугнуть удачу — псаковы традиции. Снизу вспыхнуло, и алый четырехгранный купол из рисовой бумаги дрогнул, качнувшись алыми пузатыми боками несколько раз и, дернувшись на ветру, начал набирать высоту, устремляясь в звездное небо. К сотням и тысячам таких же огней.

Сотни желаний. Сотни надежд. Сотни чаяний.

****

Слуга заработал строгий взгляд Старшего управляющего и покорно склонил голову — отвлекся, не прав. Так он не ошибался уже давно, вышколенный за много зим. Но не следить за фонарем единственной юной сиры на этом празднике он не мог. Даже сморгнув несколько раз, он всё-таки решил, что просто перепутал иероглифы и ему показалось.

«Чтоб вы все сдохли», так прочитал слуга то, что недрогнувшей рукой вывела юная воспитанная сира кистью на алом пузатом боку. Черная тушь немного потекла, но видно было отчетливо — небеса прочтут. Решительным почерком, жесткими и четкими, почти по-мужски скупыми штрихами.

Слуга посмотрел наверх, в небо, где уже почти исчез фонарь, потом на изящную маленькую леди, потом снова наверх. Юная сира улыбалась, скромно опустив глаза в пол, выполняя положенный по этикету поклон Младшей — Старшим дамам на прощание.

Показалось, с облегчением решил он. И что только не привидится на старости зим.

***

Я — отчиталась — всплеск, согласие на ритуал, личная оценка ситуации. Сделала всё, что просили менталисты, и готова поклясться Великим, вся пятерка уже получила информацию. Это значило, что дальше время на празднике было только моим — мы договаривались, но упертый Каро решительно следовал сзади, молча, отстав на пару шагов — настоял проводить хотя бы площади.

Следующий ход за Аю — назначить время и место. Я сделаю свою часть работы, и пусть ловят своих сумасшедших старух, которые решили проводит ритуал почти под самый канун зимы.

Никого из менталистов видеть не хотелось. И Бутча особенно. Исключения всегда только подтверждают правила — верить нельзя никому. Даже когда очень хочется.

Настроение катилось на дно. Раздражало всё. Эта суета, этот праздничный гомон, эти счастливые лица — всё, решительно всё раздражало.

Празднуют, не зная, что ждет их через каких-то десять зим, отправляют желания в небо и радостно хлопают в ладоши, когда очередной бумажный фонарь растворяется, превращаясь в едва заметную точку.

Интересно, если бы знали будущее — продолжили бы тратить жизнь так беспечно? Зная, сколько отмерено каждому из них? Начали бы жить, не откладывая на завтра, своим умом, а не перекладывая на небеса?

Раздражает.

Небу насрать на вас. Большинство из этих желаний сгорит не поднявшись в небеса, а те, что долетят, просто не успеют исполниться.

Ликас вынырнул из толпы на площади внезапно, подрезав на повороте пышнотелую румяную мистрис. Сунул мне в руки засахаренный боярышник и пристроился рядом. — Я просил держаться подальше от столичного магистра.

Я раздумывала пару мгновений, но подношение приняла.

— Плохой вечер? — Ликас вздохнул, расправились и опустились плечи, взъерошил короткий ежик волос, который уже припорошил снег — капюшон он снял и кивнул сам себе. — Очень плохой…

— Средне, — поправила я совершенно серьезно. Бывало значительно хуже. — Мне нужно к Источнику, — пояснила я деловито. — Место, где тренироваться и чтобы меня не трогали, — я облизала сладкую палочку и кончики пальцев.

Больше всего мне сейчас хочется, чтобы все исчезли — аллари, со своим советом, долбанные матроны со своими идеями, дознаватели, горцы, Хейли, и вся столичная шушера, которая повадилась ходить порталами в наш Предел.

Я привстала на носочки и покружилась перед Ликасом.

— Правда красиво? Пешки из рода Блау сегодня выглядят именно так. Дорого.

— Роскошно, — вполголоса поправил меня Наставник. — Слишком роскошно для Совета, нужно переодеться….

Я захохотала. В голос, откинув назад голову и смаргивая слезы.

Достали, Великий. Как же меня достали. Ещё немного — и будет предел, и всё полетит к псакам.

— Вайю…

— Идемте, Наставник, — игра на новом поле? — Ведь пешку следует переодеть.

— Что вы пили на приеме?

— Чай, — я покачала перед носом Ликаса правой рукой — камень в кольце — определителе ядов и добавок, оставался прозрачным, как слеза. Наставник наклонил голову набок, оценивая меня, и свет от уличного фонаря падал сбоку, и тени ложились строгими мазками — Фей впечатлилась бы. — Отец ревновал, правда? Вы очень красивый, Наставник, и всегда рядом с мамой, — пояснила я.

— Пили, — констатировал Ликас обреченно.

— Несу чушь?

— Говорите то, что думаете, а думать вам несвойственно, — выдохнул он облачко белого пара. — Надеюсь, эффект временный.

— Надеюсь, эффект постоянный, — щелкнули кольца, и несколько плетений взвились в небо с пронзительным свистом, рассекая пополам красные фонари, которые не успели подняться слишком высоко. Где-то вскрикнули и загомонили, обрывки алой бумаги и обломки реек планировали вниз, спускаясь по окружности. — Всегда хотела это сделать. Псаковы фонари, — кольца щелкнули ещё раз, но большая рука Ликаса сковала мои запястья. — Это — благо, — пояснила я жестко. — Когда желания не исполнятся, а они не исполняются каждую зиму, никто не будет сетовать на небеса и винить себя. Виновный найден, — я сверкнула шальной улыбкой и коротко поклонилась. — Вместо того, чтобы сложив руки, вверить себя богам, они начнут делать хоть что-то… вдруг это их желания сегодня не достигли небес?

Ликас молча наблюдал, как обрывки алой бумаги медленно опускаются на снег.

— Или другой вариант, — я выкрутила руки из захвата и размяла запястья. — Я — убийца, — кусок рисовой бумаги спустился прямо мне под ноги, и я поймала, смяв в ладони, остатки фонаря. — Это чья-то мечта? — я отвела руку и забросила бумажный шарик далеко. — Значит я — убила мечту. Разрушила надежды. И что? Теперь всё? Ничего не получится и ничего не исполнится, потому что кто-то там не получил молитву? Псакова чушь! Даже если кто-то скажет, что мир рухнет завтра, сегодня — мы должны бороться… а не запускать в небо бесполезные фонари.