Под чёрным солнцем (СИ) - Ворон Ярослав

— Да, — подтвердила Ната. — И не только наука, но и руки мастера. Нужно же будет сначала удалить все рубцы.

— Ну и где мне оперировать? — огорчился старый хирург. — Я так понимаю, нужно будет в присутствии фей? Да и руки уже не те.

— А у вас дома — никак?

— Да хоть сейчас, — Иван Алексеевич подмигнул феям и ученицам, которых было шесть — кроме Первой сестры, присутствовали Леренна, Аня, Валя, Гражина и Белка. — И простите уж старика, что прибедняюсь. Лерочка, спасибо, вы действительно поправили мне руки, а то я боялся за скальпель браться после того микроинсульта! Дело только за самой пациенткой, так? А она-то кто? Случайно не фея?

— Ученица, — тепло улыбнулась Леренна. — Но уже может принять полное посвящение. Знаете, что я поняла? — теперь она обращалась уже ко всем. — Полной феей ученица становится не при посвящении и даже не тогда, когда у неё получилось появиться, а тогда, когда смогла помочь кому-то своим даром! Принятие регалий — по большому счёту, уже формальность.

— Именно, — загадочным взглядом посмотрел на неё хирург. — И настоящим врачом становишься отнюдь не тогда, когда получаешь диплом… Девочки мои! — глаза Ивана Алексеевича стали совершенно мальчишескими. — А меня вы пригласите на посвящение этой ученицы в феи? Что-то мне подсказывает, что оно не обязательно происходит в кругу одних лишь Лесных Сестёр, ведь так?

— Ага! — озорно рассмеялась Аня. — На моём посвящении Белкина мама была. Ой, я придумала! А давайте Хомку прямо у Ивана Алексеевича и примем в полные феи?

* * *

Посмотрев на Лесных Сестёр в последний раз перед началом операции, хирург не смог сдержать смеха — очень уж забавно выглядели феи в парадных платьях и при полных регалиях, но при этом в медицинских масках. Но маски не могли скрыть от опытного врача ни испуганной бледности Тамары, которую все почему-то звали Хомкой, ни озорной нетерпеливости Ани, ни напряжённо шепчущих что-то губ Гражины, впившейся взглядом в гистологический атлас, ни, наконец, его собственного волнения. Лишь появившаяся пять минут назад приветливая молодая женщина, представившаяся как Даша, казалась внешне спокойной, да взгляд феи из другого мира не выражал ничего, кроме отстранённой сосредоточенности.

Что ж, пора приступать! Он сделал первый надрез скальпелем и с облегчением отметил, что с обязанностями анестезиолога Даша справляется прекрасно — пациентка не отдёрнула руку и не состроила мучительную гримасу. Дальше было его мастерство — привычное и любимое. А ещё дальше будет мастерство уже не его и непривычное, но тоже заранее любимое.

Вот и всё! Он сделал свою работу, и Даша, похоже, тоже. Теперь трудиться предстояло феям, и Иван Алексеевич встал, освобождая им место.

— Тяни, — сказала Асфиоль Ане, открыв рост. — Стоп! — произнесла она через полминуты. — Гражина, действуй! — ша’альская фея заранее выучила нужные русские слова, чтобы хирург тоже понимал её.

На пальце тем временем начал проступать ногтевой валик, из которого вскоре показалась и крошечная полоска растущего ногтя, и Гражина выдохнула:

— Получилось! Ой!.. — выложившаяся до конца начинающая фея пошатнулась и начала падать — прямо на Ивана Алексеевича.

«Ничего удивительного», — взволнованно подумал старый хирург, помогая девочке прилечь на диван. — «Первая операция — да в тринадцать лет! Да, мы любим сказки, и мы знаем, как трудно в них приходится Золушкам без фей. Но почему-то никто не задумывается — а легко ли самим феям?»

* * *

— Иван Алексеевич, ну давайте я вам хоть полы вымою, — несмело предложила Хомка. — А то ведь буду просто трястись и стесняться, что такие драгоценности придётся надевать, — девушка ждала свои регалии, за которыми Ната уже отправилась к гному-ювелиру. — Да и не привыкла я без дела сидеть.

— Не надо, Тамарочка, — ласково посмотрел хирург. — Вы ведь после операции… тьфу ты, у вас же абсолютно нормальный палец, невероятно! Хотя, знаете, я уже устал удивляться вашим чудесам — то Наточка прямо из Сибири пациента доставляет, то Леночка спасает человека, который потерял почти всю кровь. А насчёт полов не беспокойтесь — они у меня всегда чистые, я всё-таки врач! Давайте лучше чаю выпьем, — он налил дегтярного цвета заварку в две небольшие чашки. — А вы, такое впечатление, с юга? Говор немножко не московский.

— Краснодарская я, — Хомка тихо улыбнулась. — Была. А теперь не знаю какая. Стоит в паспорте регистрация в Нижегородской области, но я туда так и не добралась, денег не хватило. И не хочу уже — мы смотрели, там полуразвалившийся домик в глухой деревне. Сад я, конечно, приведу в порядок, но дом-то не отстрою сама! Да и боюсь одна жить.

— То есть вам просто купили какую-то развалюху где попало, чтобы была формальная регистрация? — сразу понял Иван Алексеевич. — А родители-то ваши где?

— Не знаю, мне всегда говорили, что «их нет», — задумчиво ответила девушка. — Сколько себя помню, всегда с тётей Верой жила, а теперь её дети в город забрали, заболела она. И дом продали, а новый хозяин сказал, что купил мне такой же домик с садом, и денег дал доехать, но мне только до Москвы хватило.

«Вот бывают же такие гады!» — хирург слегка отвернулся, чтобы пугливая Хомка не видела его злого лица. — «Всё понятно — жила сиротка у дальней родственницы без всяких прав на имущество, а новые хозяева её на улицу выставили. Нет, кому-то другому такого старта, может, и хватило бы, но не этой же всего боящейся мышке!» — он, немного успокоившись, взглянул на девушку, плывущую в каких-то своих грёзах. — «Совершенно ведь к жизни не приспособлена. Нет, не в том смысле, что лентяйка и неумёха — она наверняка много чего умеет, но не умеет жить в реальном мире. Да что там «не умеет» — попросту боится! И хорошо, что не доехала до деревни этой — ведь пропала бы одна…»

— Хомка, мы здесь! — появилась Ната, держащая ларец с регалиями. — Платье и туфли сейчас Леренна принесёт, она посвящение свидетельствует, а облачать тебя будет Маахш. Иван Алексеевич, вы можете пока не заходить в спальню? — смущённо спросила Лесная Сестра.

— Конечно, Наточка! — подмигнул хирург. — Женщине нужна спокойная вечность, чтобы быть красивой, так что не торопитесь.

«Ну как?» — прочитал он через несколько минут мечтательный взгляд Хомки, на которой переливалось туманными волнами бледно-зелёное, лунного оттенка длинное платье.

— Фея лунных грёз… — восхищённо выдохнул Иван Алексеевич.

— Я такая и есть, — прошептала девушка. — «Сказка — в лунном озаренье — лунный лик, в мире снежном на мгновенье — лунный блик…»

— Вы знаете эти стихи?! — старик не на шутку удивился. — Откуда?

— Просто знаю, — слегка смутилась Хомка.

— Тамара, посмотри сначала не в зеркале, чтобы хоть привыкнуть немного, — Леренна открыла ларец. — Не стесняйся, регалии почти незаметные — тебе действительно не надо ничего яркого.

— Ой… — девушка всё-таки отшатнулась и чуть не упала, забыв, что стоит на не слишком высоких, но слишком непривычных для неё каблуках, и хирург, поддержав её, тоже заглянул в ларец. Диадема, ожерелье и два браслета — мягко мерцающие флюориты и тонкие полупрозрачные пластинки жадеита в паутинках бледно-лунного золота. «Действительно почти незаметные», — Иван Алексеевич залюбовался работой мастера. — «Но если присмотреться — какая же красота! И даже сочный изумруд во втором кольце идеально подходит. Напоминание о том, что лунный сад — всё равно сад».

— Тамарочка, а ведь вы небось садом занимались? — сообразил он.

— Да. Я очень любила наш сад… — с печальной нежностью в голосе призналась фея.

* * *

И вновь ходил по кругу подгоняемый Тарсаном метелан, но приводил он в движение уже не молотилку, а маслобойный пресс, в который Паланир время от времени высыпал очередной мешок семечек. Мардон оттаскивал мешки с жмыхом, Нилармах наполнял маслом глиняные бутыли, Суленор закрывал их пробками и относил к амбару, и Виктор заливал пробки смолой. Смолу он подогревал магией Огня, чтобы Навепа не ворчала, что «опять учёного человека гоняют, как батрака». Впрочем, ворчать было кому и без Навепы — Паланир тоже любил это дело.