Исследовательская лаборатория Milner Rubber Works располагалась в отдельном здании, соединенном с основным корпусом крытым переходом. Когда мы вошли, я сразу отметил разительный контраст с производственными цехами. Если там царили шум и движение, то здесь господствовали тишина и порядок.
Просторные помещения с белыми стенами, лабораторные столы из нержавеющей стали, сложное оборудование, назначение которого не всегда было очевидно. Воздух наполняли характерные запахи химических реактивов, смешанные с ароматом резиновых смесей.
— Добро пожаловать в наш храм науки, — с гордостью произнес Милнер, обводя рукой лабораторию. — Именно здесь рождается будущее компании.
Доктор Фелпс, до этого державшийся несколько отстраненно, заметно оживился, оказавшись на своей территории:
— Мы разделяем работу на три направления, — начал он, ведя нас по центральному проходу между лабораторными столами. — Улучшение существующих рецептур, разработка новых материалов и создание инновационных применений для резины. Еще есть подразделение производства синтетического каучука, которое вы уже видели в основном цехе.
Я с интересом рассматривал работающих ученых и лаборантов. Некоторые из них проводили испытания на странных машинах, растягивающих и сжимающих образцы материалов. Другие смешивали химикаты в стеклянных ретортах.
— А это наша гордость, — Фелпс указал на отдельное помещение за стеклянной перегородкой. — Лаборатория синтетических полимеров.
Мы вошли внутрь. Здесь работали всего три человека в белых халатах, окруженные еще более сложным оборудованием.
— Доктор Саймонс руководит этим направлением, — Фелпс представил высокого худощавого мужчину с живыми, умными глазами и аккуратно подстриженной бородкой. — Один из лучших химиков-органиков в стране.
Доктор Саймонс оторвался от своих приборов и пожал нам руки:
— Рад приветствовать гостей. Мистер Милнер говорил, что вы интересуетесь новыми материалами, мистер Стерлинг?
— Более чем, — искренне ответил я. — Особенно их долгосрочными экономическими перспективами.
Саймонс взял с лабораторного стола неприметный серый кусочек материала и протянул мне:
— Знаете, что это?
Я осторожно взял образец и внимательно осмотрел его. Материал был эластичным, но значительно тверже обычной резины. При легком нажатии он возвращался в исходную форму, но делал это медленнее, чем натуральный каучук.
— Полагаю, один из ваших экспериментальных синтетических полимеров, — ответил я.
— Верно, — кивнул Саймонс. — Но что отличает его от обычной резины?
Я еще раз внимательно изучил образец, затем сделал то, что удивило всех присутствующих. Поднес его к бунзеновской горелке, стоявшей на соседнем столе.
— Можно? — спросил я Саймонса, который после секундного замешательства кивнул.
Я осторожно поднес край образца к пламени. Материал загорелся не сразу, как это сделал бы натуральный каучук.
— Повышенная огнестойкость, — сказал я, возвращая образец. — И, судя по поведению при деформации, улучшенная стойкость к химическим растворителям. Полагаю, это одна из модификаций Buna с добавлением стирола?
В лаборатории воцарилась абсолютная тишина. Доктор Саймонс смотрел на меня так, словно я только что прочитал его мысли.
— Поразительно, — наконец произнес он. — Вы совершенно правы, хотя об этой работе мы не публиковали ни одной статьи. Мы называем этот материал M-7. Действительно модификация Buna со стиролом и особыми катализаторами.
Милнер переводил ошеломленный взгляд с меня на Саймонса:
— Откуда вы могли это знать, Стерлинг?
Я понял, что зашел слишком далеко и нужно срочно найти правдоподобное объяснение:
— Я изучал органическую химию до того, как заняться финансами, — сказал я, что было отчасти правдой. — И следил за немецкими публикациями по синтетическим полимерам. Ваша модификация логично следует из направления их исследований, если учесть недостатки оригинального Buna.
Надо соблюдать баланс, иначе я рискую раскрыть слишком много.
Глава 12
Резиновые изделия
Поскольку беседа в любой момент опять могла стать опасной, я решил перевести разговор в другое русло:
— Но меня больше интересует практическое применение. Где этот материал может быть использован, помимо очевидных военных приложений?
Это было тактически правильным ходом. Ученые всегда с энтузиазмом рассказывают о практическом применении своих разработок.
— Вот здесь начинается самое интересное, — оживился Саймонс. — Традиционно мы думаем о резине как о материале для шин, шлангов, уплотнителей. Но синтетические полимеры открывают совершенно новые возможности.
Он подвел нас к стеклянному шкафу, где были выставлены различные образцы:
— Изоляция для электрических проводов, работающая при экстремальных температурах. Покрытия для медицинских инструментов, устойчивые к антисептикам. Амортизирующие элементы для точных приборов.
Я осмотрел образцы, и внезапная идея заставила меня замереть:
— А вы пробовали использовать эти материалы для звукоизоляции?
Саймонс покачал головой:
— Нет, но это интересная мысль. Почему вы спрашиваете?
— Индустрия звукозаписи и кинематографа переживает революцию в связи с появлением звукового кино, — начал я. — Но качество звука ограничивается акустикой студий. Если бы существовал материал, способный избирательно поглощать определенные частоты…
Я не закончил мысль, но увидел, как загорелись глаза Саймонса:
— Селективное поглощение звуковых волн… — он задумчиво потер подбородок. — Теоретически, изменяя структуру полимера на микроуровне, мы могли бы создать материал с различной плотностью в разных зонах, что привело бы к избирательному поглощению определенных частот. Фасцинирующая идея!
Он быстро подошел к доске и начал набрасывать химические формулы и диаграммы:
— Если добавить порообразователи в определенной пропорции и контролировать процесс полимеризации… Да, это может работать!
Милнер наблюдал за этой сценой с нескрываемым удовольствием:
— Саймонс, похоже, наш гость дал вам новое направление для исследований.
— И потенциально чрезвычайно прибыльное, — добавил я. — Звуковые студии, концертные залы, радиостанции — все они столкнулись с проблемой акустики. Существующие решения громоздки и неэффективны. Компания, которая первой предложит практичное решение, получит огромное преимущество.
Доктор Фелпс, до этого молча наблюдавший, подключился к обсуждению:
— Мы могли бы запустить отдельный проект. У доктора Паркера есть опыт работы с акустикой, он консультировал строительство нового концертного зала в Кливленде.
Саймонс, все еще увлеченный формулами на доске, кивнул:
— Мне понадобится месяц на предварительные опыты. Если результаты будут обнадеживающими, через три месяца мы могли бы иметь прототип.
Милнер решительно хлопнул в ладоши:
— Отлично! Запускайте проект немедленно. Выделяю дополнительный бюджет в десять тысяч долларов.
Я заметил, что мое случайное предложение превратилось в полноценный исследовательский проект. Не раскрывая своего знания будущего, я только что подтолкнул развитие акустических материалов, которые в моем времени появятся только в 1940-х годах.
Мы продолжили осмотр лаборатории. Мои знания химии XXI века давали мне уникальные преимущества, и я старался использовать их осторожно, делая предположения, которые казались бы логичными для ученых 1928 года, но при этом направляли их в правильную сторону.
Когда мы подошли к отделу улучшения существующих рецептур, я заметил лаборанта, проводящего испытания на износостойкость образцов резины.
— Интересно, — сказал я, наблюдая за процессом. — Вы измеряете только механический износ, или также учитываете воздействие озона?
Молодой ученый, проводивший тест, поднял голову:
— Озона? А при чем здесь озон?
Я чувствовал, что снова должен быть осторожен:
