Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон

(Я и систематизирую. В уме.)

Виньетка покрутила какие-то ручки, затем подключила прибор к барным хионным линиям. Пока шла подготовка, Художник протянул руку к стоявшей перед Юми миске с лапшой и вызвал ее дух. Он успел сделать пару глотков, прежде чем миска растворилась в воздухе. В духовной форме Художник не чувствовал голода, но соскучился по стряпне Виньетки.

– Готово, – объявила Виньетка, и коробка засветилась изнутри. – Этот фабриаль считает твою духосеть точнее, чем я. Посмотрим… – Она выпрямилась, наморщила лоб и снова наклонилась вперед, изучая… какие-то слова? На маленькой боковой пластине появились волнистые линии.

– Ого! – вырвалось у Виньетки.

– Что там? – хором спросили Юми с Художником.

– Все показания скачут как бешеные, – ответила Виньетка. – Ты сильно инвестирована. Сверхинвестирована.

Художник непонимающе поморгал. Подождал дальнейших объяснений. Затем посмотрел на Юми. Та пожала плечами.

– Шквал! – произнесла Виньетка. – Ну да, она на уровне… Возвращенных. Даже выше. Элантрийцев. Этому прибору не хватает мощности; ты все его системы расшатала. Забавно. Ох… Интересно, ты взорвешься в момент смерти?

– Что?! – вскрикнула Юми.

– Маловероятно, – произнесла Виньетка. – Но возможно! – Она ухмыльнулась. – Обалдеть!

– Мы понятия не имеем, о чем ты толкуешь, – сказал Художник.

– Инвеститура – это то, из чего сделаны души, – объяснила Виньетка. – То есть все вокруг так или иначе инвеститура, потому что и материя, и энергия, и инвеститура – одно и то же. Но души, как вы их называете, состоят из чистой инвеституры. Вот, например, огонь – это энергия. Стол – материя. А душа? Инвеститура.

– А духи из мира Юми?

– Скорее всего, тоже инвеститура, – ответила Виньетка. – Я с ними не встречалась, поэтому точно не скажу. Зато кошмары – это чистая инвеститура. Юми, они должны тебя бояться.

– Мы встречали нескольких, – ответила Юми, – и они ни капли не боялись.

– А зря, – сказала Виньетка. – Ты бы могла их поглотить или, по крайней мере, сотворить с ними много всего веселого. Инвеститура – а особенно чистая – просто вухопильна.

– Вухопильна? – переспросил Художник.

– Я это только что придумала, – ответила Виньетка. – Это значит «поразительна». Хойд требует, чтобы я выражалась литературнее. Он постоянно новые слова изобретает, вот и я решила так делать.

(Я не изобретаю слова. Понятия не имею, с чего она это взяла.)

– Короче говоря, чистая инвеститура реагирует на мысли, – продолжила Виньетка, – и на эмоции. Особенно на мысли и эмоции высокоинвестированных существ. Художник, когда ты рисуешь кошмары, их заставляет превращаться твоя мысль – твое восприятие. Они могут стать чем угодно, и это их слабое место. Сосредоточившись, ты вынуждаешь их превратиться в то, что себе представляешь.

– Ага, – только и ответил Художник, пораженный тем, насколько понятно прозвучало объяснение.

Особенно если сравнивать с обычными высказываниями Виньетки.

– Итак, возвращаясь к Юми… – Виньетка прищурилась, но не потому, что ее слепил свет, а потому, что она переняла у людей их привычки. (Могу гордо заявить, что в этом и был основной смысл ее превращения в «человека».) – Юми, у тебя недавно случались провалы в памяти?

– Не думаю, – ответила та. – А должны были?

– Твою духосеть непросто считать, – сказала Виньетка. – Ты горишь, как костер. Из-за этого многое скрыто, но вот тут я точно вижу пустоту. Часть твоих воспоминаний исчезла.

Юми с Художником непонимающе уставились на нее.

– У всех существ воспоминания отпечатываются в инвеституре, – объяснила Виньетка. – Поэтому когнитивные тени помнят все, что случалось с их телами, даже если тело мертво. Шквал побери! Да вы вообще ничего не знаете! Смотрите: у высокоинвестированных существ воспоминания распределяются по всей душе. Ты потеряла часть из них. Их вырезали. Немного, в общей сложности не больше одного дня. Сложно разглядеть подробности, но шрам я вижу.

– Ко мне… прикасался стабильный кошмар, – сказала Юми. – И как будто что-то из меня высосал. Может, дело в этом?

– Звучит логично. – Виньетка громко хлопнула в ладоши. – Готово. Больше ничего не вижу, хоть весь день смотри. Все равно что пытаться понять тупые шутки Хойда.

(А вот это уже излишне.)

– Давай. – Виньетка поманила Художника, снимая руку Юми с прибора. – Твоя очередь.

– Моя? – Художник немного испугался. – Я же ненастоящий! То есть у меня тела нет.

– Эта штука читает души, – напомнила Виньетка.

Неохотно, но не желая выглядеть трусом перед Юми, он положил руку на прибор и смог почувствовать холодную пластину – то ли потому, что ожидал этого, то ли по какой-то иной причине.

Виньетка наблюдала за извивающимися линиями сбоку.

– Ха! – воскликнула она, повернув прибор, чтобы Художник мог посмотреть сам. – Видишь?

– Виньетка, я ничего не понимаю, – ответил он.

– Твой уровень инвеституры соответствует норме, – сказала Виньетка. – Именно такой мы ожидали увидеть на этой планете, где не обитают Осколки и люди не получили дополнительной инвеституры. Пелена и обломки Виртуозности не в счет.

– Повторяю еще раз: я ничего не понимаю, – ответил Художник, не убирая руку с устройства. – Осколки? Обломки? Виртуозность?

– Повторяю еще раз: этого мы касаться не будем, – парировала Виньетка. – Так или иначе, не вижу никаких связей с прошлым в твоей духосети. Никаро, ты совершенно точно, определенно, стопроцентно не путешествовал во времени. Это не подлежит обсуждению.

– А Связь с другим миром у меня есть? – спросил Художник. – Ты можешь это увидеть?

– Никто из вас не бывал на других планетах, – сказала она. – Вы оба здешние. Это я четко вижу. Впрочем… у Юми маловато связей с другими людьми. Дело не в ее силе, скорее…

– Просто я как будто ни с кем не знакома? – прошептала Юми.

– В точку! – подтвердила Виньетка. – Никогда еще не видела человека со столь низким числом связей. Видимо, ты склонна к уединению.

– Да. – Юми потупила взгляд.

– Интересно, каково это, – задумалась Виньетка. – Но недостаточно интересно, чтобы самой попробовать.

– Как ты видишь эти связи с другими людьми? – спросил Художник. – Ты ведь говорила, что Юми трудно читается.

– Связи легко заметны. – Виньетка закатила глаза, как будто это было очевидно. – Она связана с тобой, это и без приборов понятно. И еще с несколькими людьми. А есть еще вот эти тринадцать непонятных линий…

– Тринадцать? – Юми вскочила с табурета.

– Ага! – ответила Виньетка. – Линии Связи обычно легко разглядеть, но крайне сложно прочесть. Не знаю, к кому они ведут. На семью не похоже. Скорее, какая-то тематическая Связь…

– Юми? – окликнул Художник.

– Сейчас, кроме меня, есть еще тринадцать йоки-хидзё, – сказала Юми. – Где? Где они?

– Этого я не вижу, – ответила Виньетка.

– Тогда зачем он нужен? – Юми указала на прибор.

– Зачем… Юми, ты хоть понимаешь, что за чудо этот фабриаль? Он получает информацию, которую до недавнего времени могли считывать только особо специализированные личности…

– Они здесь? – спросила Юми, имея в виду других йоки-хидзё. – На этой планете? Рядом?

– Совершенно точно на этой планете, – ответила Виньетка. – Примерно в том направлении. – Она махнула рукой в сторону запада и того участка Пелены, где совершал обходы Художник. – Но… – Виньетка умолкла и вздохнула, потому что Юми выскочила из ресторана.

Застигнутый врасплох Художник ринулся за ней.

– Юми! – закричал он, выбежав на улицу. – Юми! Ты обещала держаться подальше от…

Юми уже мчалась по улице, не слушая его. В конце концов он нагнал ее у внешнего кольца складов на окружной дороге Килахито. Там Юми замедлилась и подошла к Пелене на опасно близкое расстояние.

– Юми? – Художник приблизился к ней и протянул руку, но не дотронулся.

Девушка упала на колени и опустила голову. Художник обошел ее сбоку и обеспокоенно присел рядом.