Крылья Руси (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

- Отдавай. Какие сроки?

- Я думаю, три дня. Награда обычная – стажировка по выбору, - решила Софья.

Каждый год воспитанники царевичевой школы разъезжались на практику. По распределению. А трое лучших учеников сами могли выбрать себе место поездки. Поинтереснее. За эту привилегию боролись, ее добивались, выгрызая зубами. Будет справедливо дать шанс и лучшим стратегам.

Через три дня планы были готовы.

Алексей выбрал пять лучших и отписал шурину, соглашаясь помочь. Увы – налет на Тортугу отложился по техническим причинам. Грех было не воспользоваться удобным случаем и не накормить Людовика его же варевом.

***

- Государь...

Мужчина склонился перед Станиславом Лещинским – и юноша покачал головой.

- Не надо...

- Вы имеете законные права на престол, государь. А потому я всего лишь восстанавливаю справедливость.

Посланник императора Леопольда улыбался, видя, что наживка проглочена. Да как!

Будь Лещинский рыбой – она бы у него из заднего прохода торчала!

Кому в семнадцать лет не хочется надеть на голову корону? Кому не мечтается о грядущих сражениях, о прекрасных дамах, о подвигах? Это потом уже приходит осознание, что за некоторые подвиги лучше брать вперед, звонкой монетой, а то на прекрасных дам может и не хватить. Да и сражения лучше всего вести в своем воображении – целее будешь.

Но это – потом, потом. А сейчас Станислав Лещинский был обычным сопляком, сыном коронного подскарбия – читай, королевского казначея.

Что самое интересное, его отец, Рафаил Лещинский, был вполне доволен своей участью. Да, он не первое лицо в государстве. И что? Сдалась ему та корона! Его и на своем месте неплохо кормят!

Государь его ценит, уважает, землями жалует, а деньги....

Быть при колодце, да не напиться?

К чести Лещинского, воровал он весьма умеренно и аккуратно, так что Михайла решил оставить его, как зло меньшее. Кто-то другой точно и тащить начнет больше, и наглеть быстрее, а менять подскарбия каждый год – дурная практика. Это ж денежные дела, не розочки на ткани вышивать, думать надо. Пока новый в курс дела войдет, да пока приспособится... и опять менять?

Нет уж!

Пусть будет один Лещинский. Тем более, что с ним потом можно поступить, как его величество Людовик 14-й. Очень, очень полезный опыт с министром Фуке, есть чему поучиться. Разница в одном – когда Фуке выгнали, Людовик уже знал, кем его заменит. У Михайлы пока такого аналога не было. Не родился Кольбер на земле Польской. Увы...

А вот сынок у Рафала не удался. Или – слишком удался?

Честолюбия у Станислава было хоть на троих дели, а вот талантов...

Тут лучше всего подошла бы поговорка про рога и некую бодливую корову, только вот сам Станислав этого совершенно не осознавал. Он был твердо уверен, что он – самый умный, хороший, ну и, разумеется, достоин короны. На том и подцепили его эмиссары императора Леопольда.

Самым приятным для Станислава было то, что делать ничего не надо было. Просто предоставить себя в качестве знамени. Ну, с визитами поездить, поговорить. А остальное – не его забота.

Войска будут, денег дадут... уж что-что, а нагадить соседям Леопольд всегда был готов. Особенно после коронации венгров, особенно полякам – о русских он не думал,предполагая, что тут все же поляки отметились.

Стоит ли говорить, что Рафал был совершенно не в курсе планов сына, иначе бы лично выпорол и запер у себя в комнатах – до выветривания из головы опасных глупостей. Он-то знал как опасен может быть его величество. А уж если и русские подключатся...

Станислав этого не знал и знать не хотел. Он понимал только, что сейчас его величество Леопольд немного занят, а вот потом...

Восстание среди шляхты, благо, недовольных пока еще хватает – раз!

Михайлу свергают и под шумок слегка закалывают шпагами. Его женушку – тоже, та еще стерва. Станислав становится королем и народ приветствует его радостными криками.

Красота!

Увы, никто не предупредил Станислава, что стоит бояться своих желаний. А то ведь сбудутся только не там и не так, как вы хотели. Но это уж дело житейское.

Медленно назревал чирей с бунтом.

Станислав был бы очень разочарован, обнаружь он, что государь все давно знает. Просто пока сидит тихо, давая заговорщиками возможность сделать хоть какие-то шаги. Не казнить же их за намерения?

Пусть сначала попробуют действовать.

1694-й год.

Зима 1693 года выдалась холодной, весна засушливой, а лето и осень – капитально неурожайными. Labelle France грозила реальная опасность положить зубы на полку. Людовик закупил в Польше громадное количество зерна и загрузил его на ганзейские суда, которые спокойно крейсировали по всем заливам, соблюдая нейтралитет. Разумеется, обо всем этом тут же узнали на Руси – и Софья задумалась.

Французов было жаль. Короля-то без утренней плюшки не оставят, так что ее план ударит по простым французам.

С другой стороны – бунты, эмиграция, французское безденежье, и как следствие, прекращение войны, или хотя бы ослабление давления Людовика на страны Лиги – уже плюс. А то ведь давит – и откуда только силы берутся? Может где-то и прорваться, а это уже будет плохо. Софье нужна была измотанная войной Европа и измученная Франция, а не Людовик-победитель. Голод мог ослабить Францию как раз настолько, чтобы умерить амбиции Людовика. Прекратить войну его такие мелочи не заставят, не тот человек, но поумерить аппетиты – вполне.

В Гамбурге собрали хлебный караван – боле ста судов, груженных зерном, но везти его по суше не было возможности. Война-с...

Не доехал бы.

По морю?

Сами же флибустьеров развели. Караван имел реальную возможность не доплыть, потому как ганзейские там судна или нет, а грабили пираты всех подряд, не глядя на национальность и руководствуясь принципом: «не пойман – не повешен». Те еще твари.

Кроме того, на море бесчинствовали англичане и голландцы, отыгрываясь на французах за все хорошее и плохое. Гамбург, в котором стояли суда с зерном, был заблокирован намертво.

И тут подвернулся Жан Бар с флотилией из пятнадцати мелких кораблей. Три небольших фрегата и четырех-, десяти- и пятнадцати пушечные шлюпы.

Вывести суда из гавани и провести их до Кале и Гавра, охраняя по дороге?

Сложная задачка, учитывая, как насолил Людовик всем окружающим. Английская эскадра просто блокировала Гамбург. А вот объединенная испанско-русская курсировала подальше, ожидая удачного момента.

Жан Бар договорился с рыбаками о помощи – и в одну из майских ночей порт покинули рыбачьи барки с зажженными бортовыми огнями. Английский флот, видя это, пустился за ними в погоню. Рыбаки, обнаружив это, вскоре затушили огни – и рассеялись в разные стороны, а караван с хлебом тем временем выбрался из гавани.

Вслед за ним в открытое море вышел и Жан Бар.

Английскую эскадру они обманули и обошли стороной, а вот голландскую так просто миновать не удалось. К утру они столкнулись с флотилией из десяти кораблей, которой командовал адмирал де Вриес.

Жан приказал каравану уходить, а сам сцепился с голландцами неподалеку от Текселя. Развернулась абордажная схватка. Флибустьеры дрались отчаянно, но и у голландцев было за что с ними посчитаться. Уступать никто не собирался.

Вот этим моментом и воспользовался испанский адмирал Мигель Вальдес, подкараулив караван чуть подальше - за Текселем.

Вальдес выстрелил, приказав ложиться в дрейф – и капитан флотилии послушно выполнил приказ. Потому что имел распоряжение от его величества Кристиана.

Сдаваться англичанам или голландцам он не собирался. Но оплатить на французские деньги зерно для Испании и частично – для тех, кто сейчас трудился на строительстве канала в Пфальце, показалось Софье неплохой идеей.

Не самой же тратиться?

Победив голландцев и лично убив адмирала де Вриеса, Жан Бар пустился в погоню за хлебным караваном.