Кристальный пик - Гор Анастасия

Будто я лишилась шерстяной нити Хагалаз.

— Ее у тебя и нет больше, — сказал Селен, беспрепятственно прочитав мои мысли. — Обещаю, я не трону ярлскону Ясу, как ты того и хочешь. Я вообще уйду из Ши. Ведь теперь я знаю, где ты. Скоро мы воссоединимся, любовь моя.

Я посмотрела на свой мизинец и увидела, как нить из волчьей шерсти, блеснув напоследок ночным синим цветом, соскальзывает с фаланги и опадает вниз, развязанная.

Так было во сне. Так же было и наяву, когда я проснулась от собственного крика и смеха Дагаз, стоящей надо мной и Солом.

— Я передумала. Твоя черепушка будет смотреться на моем посохе лучше, чем черепушки твоих друзей или козлиная! Черепушка Бродяжки, выеденная туманом, — произнесла она, держа мою шерстяную нить в своих костлявых пальцах.

9. Полуденная смерть

«Полуденная смерть» в кубке все еще имела травянисто-горький вкус, но больше не опьяняла. Я сделала один глоток, второй, третий, однако реальность была слишком суровой и отрезвляющей, чтобы ее умалило хоть какое-то вино. Кочевник, принявшийся с улыбкой полировать свой топор точильным камнем, который всегда носил в кармане, вызывал у меня зависть своей уверенностью. Мелихор тем временем преспокойно доедала остатки печеных яблок, сидя на подоконнике, откуда сквозило холодным осенним воздухом, а Тесея непонимающе выглядывала из гамака, как всегда заняв себя тем, что разматывала пряжу. Кажется, лишь я, Солярис и Волчья Госпожа понимали, чем вот-вот могут обернуться наши дружеские посиделки. Последняя не встала с кресла, услышав о проступке своей дщери, но приосанилась, надела шерстяной плащ обратно и, велев нам подлить ей еще вина, усадила Дагаз напротив.

— Ты понимаешь, что наделала? — спросила она, но следом вздохнула шумно и покачала головой. Конечно же, эта безумная вёльва ничегошеньки не понимала! — Зачем, Дагаз?

Синяя нить из волчьей шерсти, растянутая и ныне бессильная, по-прежнему болталась на ее скрюченном указательном пальце, как трофей. Моим первым порывом было отнять ее, повязать обратно на мизинец и сделать вид, что ничего не произошло, но опыт подсказывал: сейд так не работает. Защита пала. И даже уговори я Волчью Госпожу повязать мне нить обратно, она бы не принесла никакого проку. Селен уже побывал в моей голове и знает, где я сейчас.

Стоило только подумать об этом, как дыхание опять сперло. Я не помнила, что было там, в пещере, когда я пришла в себя; как я натянула еще мокрую одежду на тело и вынеслась из купален наверх в совиный дом, несколько раз поскользнувшись на нефритовых ступеньках в душной темноте. Светлячки будто чуяли грядущую угрозу и спрятались кто куда, отказываясь растрачивать свой свет на мое безнадежное существование. Синяки на локтях и коленях, оставленные угловатыми камнями, ныли, но не так сильно, как ныл шрам у сердца. До этого момента я даже не подозревала, насколько сильно боюсь его. Приходилось впиваться ногтями в подлокотники кресла, чтобы не дрожать.

— Госпожа… Вы всех своей благосклонностью одариваете, чужие чаяния исполняете, а сами даров никогда не просите. Вот я и решила сама сделать вам подарок, — пролепетала Дагаз благоговейным шепотом, сидя у нее в ногах подле такой же преданной белой волчицы. Затем Дагаз сложила рядом посох, опустила голову и протянула Госпоже синюю нить на раскрытых ладонях. В черных глазницах отразилось ее истлевающее сияние. — По памяти крови вы не можете Бродяжке и людям зло учинить, а я могу! Это ведь из-за них у вас дитя драгоценное отняли, право матерью быть, а не только считаться ею. Вы сами говорили, что презираете их, что век тех давно к концу подойти был должен… Так пусть людишки если не в огне сгорят, то в пасти Дикого! Пусть Красный туман заберет себе Бродяжку, и человеческий мир исчезнет вместе с ней. Вы ведь этого хотели, Госпожа. Этого, да? Я правильно поступила, Госпожа? Вы рады? Знаю же, что рады!

Плечо Соляриса рядом с моим напряглось, стало тверже и острее. Его одежда, как и моя, не высохла до конца, когда нам пришлось одеться, но драконий жар усилился от услышанного и быстро это исправил. В отличие от Сола я уже ничему не удивлялась. Мне хватило всего одного подвига — спасения своих земель от Рока Солнца, — чтобы убедиться в неблагодарности людей, ради которых я умерла. Стоило пыли улечься, как они приставили к моей груди копья и мечи, готовые разорвать мои земли на части. Что уж говорить о божестве, подарившем нам столько даров и чудес, но получившем взамен проклятье… Потому я тоже допускала мысль, что Волчья Госпожа и впрямь обрадуется поступку Дагаз если не открыто, то в глубине души.

— Ох, дщерь моя, — сказала Волчья Госпожа, однако. Ее ладонь, окольцованная узорами темно-рыжей хны, легла Дагаз на щеку, и та зажмурилась, как от удара. — Твоя забота лестна, но презрение питать и гибели желать вовсе не одно и то же. Я не нуждалась в том, что ты содеяла, но дел назад не воротишь. Теперь эта нить иную службу нам сослужит, значит. Возьми ее и принеси в дар кристальным древам на востоке, пусть пожнут и крепче станут, а то Увядание и в сид способно просочиться. Как жертву примут, собери мне семьдесят три листочка и лишь тогда иди обратно. Поняла?

— Конечно, Госпожа! Да будет так, Госпожа!

Дагаз подорвалась с места вместе со своим рогатым посохом и, похлопав себя по плечу, чтобы ворон спикировал на него с люстры, спешно засеменила в сторону двери. Та скрипнула, отворяясь на секунду раньше, чем Дагаз толкнула бы ее ногой, и с таким же скрипом закрылась обратно. Но прежде Дагаз оглянулась на меня и оскалилась в ехидной улыбке, не понимая ни содеянного, ни того, что Волчья Госпожа попросту спровадила ее куда подальше с самым бестолковым поручением. Зато гнев, от которого у меня пекло в груди, стал постепенно рассеиваться с ее уходом.

— Вы что же, не проучите ее⁈ — возмутилась Мелихор. Очередные яблочные дольки, на сей раз подгорелые, в застывшем сахаре, раскатились по полу, до того сильно она всплеснула руками. — Меня, значит, к печке поставили за одни только тыквы съеденные, а эту полоумную и словом не обругали за то, что на битву нас всех обрекла!

— А чего толку с хромого коня спрашивать, когда сам же его подковать и забыл, — ответила Волчья Госпожа, когда просидела в кресле с минуту в тишине, опираясь на посох двумя руками.

Несмотря на то что лик ее по-прежнему скрывала маска, откуда-то я знала, что она хмурится. Кусает губы, дышит тяжелее обычного, просчитывает наперед. Думает, как помочь нам выжить — точнее, помогать ли вообще. Ведь мы чужаки в сиде. Здесь нам не спрятаться, не укрыться, и Совиного Принца тоже, как назло, все нет.

— Разве Селен сможет в сид попасть, если Эсбат уже закончился? — спросил Солярис, и я была крайне признательна ему и остальным за то, что они задавали важные вопросы вместо меня, покуда я, глушащая вино, как воду, все еще была на это не способна. — Нам для этого колодец сутки искать пришлось… А ему что же, все законы нипочем?

— Хоть туман и присвоил себе человеческое имя, но он все еще туман, — ответила Госпожа несколько раздраженно, будто объясняла вещи примитивные и очевидные. — Не человек, не сид и не дракон. Даже не дух. Он ничто. Не знаю, сколько времени у этой заразы уйдет на то, чтобы просочиться сюда, но это точно ему по силам. Некогда нам птичьего господаря более ждать. Уходить отсюда нужно.

— Я никуда не уйду, пока с Принцем не встречусь! — заявила я и сама подивилась тому, что голос мой совсем не дрожит, в отличие от рук, все еще впивающихся в кресло до посинения костяшек. — Я не за тем путь такой прошла, чтобы уйти без ответов. Но и вы, Волчья Госпожа, ждать здесь вместе с нами не обязаны. Вы уже и так сделали для нас больше, чем мы заслуживаем. — И, поднявшись, я поклонилась ей, слыша в повисшей тишине лишь звон точильного камня, которым продолжал собранно орудовать Кочевник. — Вам точно не следует встречаться с Селеном и подвергать себя риску. Пожалуйста, просто скажите нам, где Принц может быть, и мы сами его поищем…