Под знаком Альбатроса - Гришин Алексей

Впрочем, Трамбле все же рассказал, что фамилия была дана односельчанами некоему пройдохе, умудрившемуся впарить проезжим купцам осину под видом красного дерева. Потом бедолага два месяца прятался в лесу, кстати, осиновом, от праведного гнева потерпевших.

В конце концов Гиллмор не выдержал, спросил-таки о плане на предстоящее сражение. В ответ получил пожатие широкими старпомовскими плечами и невнятное уверение, что де все моряки знают, что им делать, а гостям их место в бою еще успеют указать.

И вновь – о ценах и сплетнях. И неожиданно – о женской моде: Буагельбер в Кале купил для жены затейливую шляпку и сейчас интересовался у специалистки, не придется ли дома нарваться на суровый шторм. Мысли о том, что до дома можно и не добраться, он, похоже, не допускал.

В общем, к концу обеда графиня твердо решила, что либо Буагельбер – грозный морской волк, не знающий слова «поражение», либо законченный авантюрист, которому безразлична судьба и корабля, и команды, и пассажиров. Включая и владелицу корабля. Несколько необычную, если вспомнить содержание купчей, но все же хозяйку, черт побери!

Когда вышли из каюты, первое, что бросилось в глаза, – пустота и тишина. На палубе прохаживались или просто сидели на канатных бухтах и каких-то бочках полтора десятка моряков. Никаких мушкетов, которые еще недавно готовили к бою матросы, не было видно. Лишь вдоль бортов появились кучи кое-как скомканной парусины.

– Господин сквайр, – обратился Буагельбер к пассажиру, – прошу спуститься с вашими слугами на нижнюю палубу. Штурман объяснит, что надлежит делать. А вы, ваше сиятельство, пройдите в свою каюту. Сейчас она завалена оружием. Когда все начнется, заряжайте отстрелявшие мушкеты, передавайте их морякам. Если… точнее, когда пираты бросятся на абордаж, поднимайтесь со служанкой на шканцы, стреляйте оттуда сами.

И когда женщина направилась к каюте, добавил:

– Держите дверь постоянно открытой. Когда все начнется, будет дорога каждая секунда.

Каюта действительно оказалась забита. Десятка три мушкетов стояли, прислоненные к стенам. Открытый бочонок с порохом, ящик с пулями. Фитили, которые перед выстрелом надлежало зажечь. И при неосторожном обращении устроить неслабый взрыв, подорвавшись самим и захватив с собой на тот свет немалое количество соратников.

К оружию был приставлен вихрастый молодой матросик. Неодобрительно посмотрев на благородных дам, он пробурчал нечто невразумительное по поводу баб на корабле и с оружием. Затем, как заправский командир, указал каждой, где именно стоять и что именно делать. Графине досталось передавать бойцам в правые руки готовые к выстрелу мушкеты, Жюли в левые – зажженные фитили. Чтобы не дай бог перепутать! Это забывший всякий политес матросик повторил раз десять, откровенно невысоко оценивая умственные способности соратниц.

А шебека «Хитрая» тем временем неумолимо шла к обреченному на захват флейту. Весла мерно шлепали по воде, уже давно слышались глухие удары барабана, задававшего ритм гребцам. Теория морского боя требовала на подходе к противнику совершить маневр, чтобы выйти из-под удара вражеской артиллерии и произвести собственный выстрел. Но сейчас, очевидно, ничего подобного не требовалось.

Да и в самом деле, зачем? Флейт – изначально не военное судно. К тому же у купцов служат самые бестолковые матросы, которым почти всегда задерживают плату. А то и просто бросают в дальних портах часть команды, если рейс оказывается недостаточно выгодным.

Неблагородно? Зато доходно. Что сможет отсудить у богатых купцов безграмотный человек, только и умеющий в своей жизни лазить по вантам [12] да управляться с парусами?

Опять же из-за купеческой жадности не бывает на торговых судах полноценных экипажей. Дай Спаситель, если три четверти матросов посулами или обманом удается заманить на борт. Так-то и с половинными экипажами корабли в море выходят. Замордованными, запоротыми, бесконечно вымотанными непрекращающимися вахтами.

Потому и моряки не стремятся вставать грудью на защиту чужих грузов. Логика простая: проявишь героизм – получишь рану и вылетишь на берег никому не нужным инвалидом. Здесь вся надежда на скорость. Смог уйти – отлично, все живы и здоровы. Нет – лучше сдаться на милость победителя. А там – как повезет. Те, кто высоко ценит собственную жизнь, в море не выходят.

Вот и на «Мирном» все происходило как обычно. Спущенный флаг, команда, безучастно наблюдающая, как прямо в левый борт идет корабль, который, несомненно, не сможет проломить обшивку, но что дальше? Ограничатся пираты грузом или решат, что недавно построенный флейт – тоже неплохая добыча? В этом случае судьба экипажа окажется незавидной – если сразу на корм рыбам не пустят, а под дулами мушкетов заставят вести корабль на их стоянку, так потом глотки перережут гарантированно. Зачем посторонним знать, где эта стоянка находится? Незачем, разумеется.

Бум-бум-бум-бум – все громче звучит барабан.

Плюх-плюх-плюх – в такт ему работают весла. Вот до «Хитрой» десяток кабельтовых [13], восемь, пять… еще возможен поворот и бортовой залп по сдавшемуся кораблю, чтобы наверняка, без потерь прошел захват. Два! Все, уже не повернуть, столкновение неизбежно! Не будет залпа. Жадность победила страх!

В этот момент со шканцев пропела труба. Невозможная на море, она играла пехотный сигнал «в атаку».

И все изменилось. Откуда-то из чрева корабля на палубу выскочили моряки. Быстро, ловко, не сделав ни одного лишнего движения.

В фальшборте открылись орудийные порты, стоявшие уже заряженными пушки канониры подкатили вперед. Залп! Не столь ужасающий, как уже знакомые графине залпы крепостных орудий, но картечью в упор, с расстояния пистолетного выстрела, он, как кегли, снес первые ряды пиратов, готовых уже взбираться на высокий борт «Мирного».

И тут же на очумевших от такого приветствия морских бандитов обрушился мушкетный огонь. Сверху на низкий бак и шкафут шебеки – заряженные мушкеты, оказывается, лежали вдоль бортов, укрытые парусиной. Лишь ют [14] гребного корабля доставал до уровня бака [15] парусника, но для этого требовалось еще забросить абордажные крючья, прижать корабли бортами, намертво их скрепить, только потом начинать атаку.

Удар! Шебека все-таки добралась до борта «Мирного». Кто-то сумел забросить абордажные крючья. Спрятавшиеся за надстройками пираты тянули концы, падали сраженными, и их место тут же занимали товарищи под прикрытием пусть и не сразу, но организованного ответного огня.

Да, только мушкетного, но и он начал собирать свою кровавую дань – защищавшиеся матросы тоже гибли, хотя и не так часто. Но их и меньше!

Заряженные мушкеты из каюты графини оказались розданными за пару минут. Все, корабли сцепились, и на бак флейта хлынула лавина обозленных, горящих жаждой мести пиратов.

Графиня со служанкой, прихватив по паре тяжеленных мушкетов, бросились на шканцы, где уже стоял тот самый вихрастый матросик вместе с тремя такими же юными товарищами. Спокойно, словно на занятиях, они заряжали оружие, стреляли, вновь заряжали и вновь стреляли. Не нервничая, не отвлекаясь, словно и не люди, а бездушные, несущие смерть механизмы. Только бросили взгляд, убедились, что женщины могут работать в том же ритме, и продолжили.

Засыпать порох на полку, в ствол, забить пыж, бросить пулю, направить мушкет в нужную сторону, спустить курок. И вновь. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Не обращая внимания, что такой же огонь ведет и противник, пули которого частенько залетают и на шканцы.

Буагельбер рядом, что-то кричит, командует схватившимися в жестокой рукопашной моряками. Не до него. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.