Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина

- Никогда не слышал.

- Этот шумный городок находился на Ислимском озере, в сутках конного пути на юго-восток от Старожья. Сейчас на карте вместо озера - болотце, и никаких следов Ризбела, как и других городов... А когда-то Медвежья сторона Заречья была намного более многолюдным и обжитым местом, чем сейчас. И прежде большую ее часть покрывал лес, но его повсюду рубили для стройки и под пашни, через него тянулись дороги, шла торговля.

- Сложно представить, - сказал Деян.

- Понимаю; а мне сложно представить, как это превратилось в то, что есть теперь, - резко сказал Голем. - Никогда мне не нравился Ризбел. Но все же он не заслуживал того, чтоб быть стертым с лица земли, и его отсутствие не красит карту. Хотя так подумать - это естественно. - Тон чародея смягчился. - За столько лет... Города и государства - детища людей: они рождаются и умирают подобно людям. Я видел в лиственных лесах Дарбата развалины столь древние, что невозможно предположить их предназначение или прочесть знаки на немногих уцелевших камнях: народы, что их оставили, давно исчезли с лица земли. Такой же странной грудой камней стал для вас мой дом... Когда-то я много размышлял о том, как жили древние, что это были за люди, но не мог и предположить, что однажды сам окажусь на их месте. По уму, мне стоит радоваться уже тому, что мы с тобой говорим на одном языке; должно быть, тут сыграло роль то, что вы жили очень обособленно.

- Мы понимаем приходящих из большого мира, хотя говор у них смешной, - сказал Деян. - Ты тоже говоришь странно, но по-другому.

- Не удивительно... Так вот: Ризбел. - Голем с едва слышным вздохом вернулся к рассказу. - Обычно жизнь в провинции стягивается к княжескому двору, но Заречье можно считать исключением. Мои предки любили уединение, точнее сказать - боялись бунтов и болезней: укрыться от чумного мора в центре большого города было бы затруднительно. Поэтому был издан указ, запрещавший торговать и строить большие дома ближе, чем в дне пути от Старого Рога. Окрестные хозяйства обеспечивали замок всем необходимым, а искусственные птицы-вестники - я говорил ведь, что среди моих предков многие были ваятелями? - позволяли приглядывать за жизнью в Ризбеле и по всему Заречью из замка не хуже, чем откуда бы то ни было еще. К тому времени, как власть досталась нам с Джебом, Ризбел был вторым по величине городом в Заречье, уступая только Интону, стоящему на перекрестье торговых путей. Заречье, тихий угол в центральной части Империи, хорошо подходило для сборов Круга, но принимать всех в замке было бы обременительно; к тому же для гостей там недоставало развлечений: так что когда Круг собирался у меня - это происходило в Ризбеле. Дела на Островах держали меня довольно крепко, так что я намеревался приехать в город к самому собранию и там еще раз доложить свои теоретические выкладки - теперь более обстоятельные, чем прежде - в надежде, что обсуждение, пусть даже и скандальное, выявит в них возможные слабые места. Но вышло иначе. С почтой с материка ко мне пришло короткое письмо от Нирима, обеспокоенного здоровьем Милы: она была сама не своя, мучилась тяжелой бессонницей и срывалась на слуг, чего за ней никогда не водилось; перебила в замке половину зеркал, а другую приказала убрать. То, что с ней происходило, Нирим называл нервным расстройством и выражал опасения, что оно может прогрессировать. Я был встревожен до крайности. Почта шла долго: письмо было написано еще в начале лета, и мысли о том, что происходит дома теперь, повергали меня в панику - а ни о чем другом думать я больше не мог... По протоколу я не имел права уехать раньше положенного срока, но с позволения Мирга я, вместе с Джебом, скрылся тайно на дюжину дней раньше и отправился на Алракьер с первым попутным судном, тогда как мой корабль должен был вовремя отбыть со всеми почестями, но без меня на борту, о чем, конечно, никому не полагалось знать, кроме верной и неразговорчивой команды. Мирг был воистину расположен ко мне, раз позволил этот поспешный тайный отъезд; боюсь, как бы это, учитывая дальнейшее, не вышло для него боком...

Полено в очаге плюнуло искрами.

- Дома все было так, как описывал Нирим, - продолжил Голем, помолчав. - Мила выглядела удрученной и измотанной. Но я был бесконечно рад ее видеть - чего, увы, нельзя сказать о ней: первоначально она вовсе не пожелала выходить ко мне и заперлась в спальне. Лишь к вечеру голод выгнал ее к столу. После ужина я сказал ей, что решение совсем близко: осталось только обсудить на Круге некоторые детали, а затем я вернусь и приложу все силы к тому, чтобы покончить с ее досадной проблемой; я хотел ее успокоить, но вышло наоборот... С ней приключилась истерика. Она назвала меня лжецом - худшим из лжецов, который лжет безо всякой причины и находит удовольствие в том, чтобы дурачить других ложной надеждой - и отвесила мне пощечину. "Вы подлец, - сказала Мила, - раз не можете хотя бы оставить меня в покое!" За ужином было чересчур много вина и для нее, и для меня; я совершенно потерял голову. Ярость овладела мной без остатка. Но я никогда бы не обрушил ее на ту, которую любил! Тот, кто выдумал твою сказку, был человеком недалеким или же по каким-то причинам имел обо мне мнение еще худшее, чем я заслуживал.

- Я верю, что ты не убивал жену. - Под пристальным взглядом чародея Деян почувствовал себя неловко. - И не я выдумал эту сказку. И даже не Вильма... наверное.

- Думаю, случайных свидетелей нашей ссоры я в самом деле напугал не на шутку... Разве что Джеб, как всегда, сумел остаться невозмутимым. Ярость во мне искала выхода и требовала действовать; я желал доказать, что на самом деле хочу помочь и могу помочь. А Джеб не отказался помочь мне... Он никогда мне не отказывал. Я немедленно спустился в подземелье, где у меня хранилось все необходимое - кроме того, что я привез с собой, - и начал подготовку к ритуалу. Старик Нирим пытался остановить меня, сперва уговорами, затем силой. Мне пришлось попросту оглушить его.

Голем замолчал, глядя в пустоту перед собой.

- И что же получается: ты тогда начал этот свой ритуал - и очнулся только сейчас? - нетерпеливо спросил Деян.

- Так оно для мира, - сказал Голем. - Но не для меня.

- Чем глубже я погружался в неопределенность, тем больше все походило на дурную дремоту при тяжелой лихорадке, когда бредовые видения становятся яркими и будто плотными, на время подменяют собой явь. Но за лихорадкой приходит смерть или выздоровление; мне же необходимо было научиться существовать в этом ирреальном омуте. И ловить рыбу в его мутных водах. - Голем усмехнулся. - Я надеялся, как несложно догадаться, завершить все за несколько дней, еще до собрания Круга, однако на глубине каждое действие давалось мне необыкновенно тяжело. Джеб справлялся чуть лучше, и я сказал ему удерживать след моей хинры - наш путь в реальность. Мы искали нить жизни Милы, ее поток. Я старался думать только о цели и не мог судить, сколько уже прошло времени, однако понимал, что намного больше, чем я изначально отводил на поиски. Наконец мы нашли то, что искали: поток ощущался немного иначе, чем я себе представлял, однако это была, несомненно, хинра Милы. Объединив нашу силу, мы с Джебом наполнили поток так, что он увеличился втрое: это должно было оказаться достаточным, чтобы продлить ее жизнь по меньшей мере на столетье. Затем мы начали путь назад; однако истощение сил после долгих поисков и наращения потока оказалось слишком велико... Делая расчеты, я не учел того, что ослабею столь сильно и быстро; ослепляющий гнев поначалу мешал мне разумно расходовать силы - это тоже сказалось... Сперва мы медленно продвигались к границе, потом - топтались на месте, а затем нас стало затягивать вглубь. Была надежда, что кто-то попытается отыскать нас или притяжение глубины почему-то ослабнет, и Джеб потратил все свои оставшиеся силы на то, чтобы закрепить след нашей хинры; после этого его разум как будто уснул: я ощущал его присутствие рядом, но не мог уловить ни одной мысли или чувства. Ирреальность подавила часть и моего сознания. Но я продолжал сопротивляться и пытаться вырваться из ее плена; должно быть, чистое упрямство заставляло меня продолжать даже тогда, когда след, ради которого Джеб отдал остатки сил, все же погас. Я не хотел быть поглощенным теми нелепыми химерами, что постоянно атаковали меня, или раствориться в том едком красном тумане, что порождал их... Непреодолимая пропасть времени и пространства отделяла меня теперь от начала ритуала, но хинра тех странных тварей, которых я убивал, как-то поддерживала мои оскудевшие силы. Даже чуть приумножила их. Я держался за прошлое, беспрестанно вспоминая прожитую жизнь, и размышлял о своих победах и ошибках; не позволял себе забыть, кто я, и продолжал существовать... Я сам стал, должно быть, чем-то вроде химеры; ирреальность не уничтожила меня, но сделала одним из своих чудовищ. Затем вдруг ненадолго вновь вспыхнул старый след... Не имею понятия, отчего это случилось: возможно, кровь рода способна на подобное, несмотря на дальность родства. Ты потерял много крови у скалы в тот день, когда тебе раздробило ногу?