Кристальный пик - Гор Анастасия

После ее ухода в чертоге воцарилась тишина. Слуги вереницей потянулись к нам с подносами, предлагая выбрать, что именно мы хотим взять с собой в дорогу. Солярис разбирался в полетах и подготовке к ним всяко лучше меня, потому и стал раздавать указания с умным видом, деловито пробуя на зуб то хлеб, то орехи, то сыр. Я же поднялась с пола, чтобы размять затекшие ноги, и выглянула в окно. Ни стекол, ни ставен не было — их здесь заменяли шторы из мелкой, но плотной вязи, не пропускающие песок. Оттого в чертоге пахло свежим сеном, пряностями и сдобой, которыми полнился городской рынок. Громкие торги, кудахтанье кур и заверения купцов, что у них «лучшее гранатовое вино в Круге, какое нигде не сыщешь», были слышны из спальни Ясу так же хорошо, как если бы я стояла посреди самого базара. Удивительно, что она поселилась именно здесь, в этой части замка с видом на разноцветные шатры и сверкающие прилавки, да еще и так низко к земле — всего-то на втором этаже. Я бы на ее месте давно сошла с ума, но она, похоже, этим наслаждалась. Держала свой город на виду и слушала его рассказы, изливающиеся в человеческих голосах, звоне из кузниц и музыке уда^[24].

Что же станет со всем этим, когда сюда придет война?

«То, что он с тобою сделать хочет, сделай с ним. Он от тебя неотделим. Чтоб раз и навсегда покончить с пустотой нутра, он должен…»

Что именно Селен должен сделать, чтобы навсегда угомониться? А что тогда мне нужно сделать с ним? Что хотел сказать Совиный Принц? Чем намеревался закончить свои стихи?

Стоило мне подумать о произошедшем и попытаться сосредоточиться на разгадке, как пробуждались воспоминания страшные, кровавые, и ум вместе с телом цепенели от ужаса. Юное лицо, утратившее краски, радость жизни и свет. Зелено-голубые глаза, навечно застывшие. Драгоценная пыль, тленная память, унесенная ветром на все четыре стороны божественной обители. А затем… Кокон из перьев. Чудовище, оставленное позади, но непобежденное и не забытое. Мы всего лишь сбежали от него — и столько потеряли…

Волчья Госпожа повелела мне покончить с туманом и вернуть Кроличью Невесту. Но если, сразив Селена, можно обратить вспять ее смерть, то можно ли вернуть Принца? А Медвежьего Стража? Смогу ли я сделать это? Как? Какой ценой?

Чем больше я размышляла об этом, тем сильнее ныло в груди, как от удара под дых. На самом деле я чувствовала себя куда более измотанной и подавленной, чем смела показывать Ясу, Солу и остальным. Я будто разваливалась на части, еле ходила, думала и дышала. Но стоило немного постоять у окна и понаблюдать за размеренной жизнью других людей, которая не должна была прерваться, как стало чуть-чуть легче. Рутина, пусть и чужая, иллюзорная, успокаивала. Солнце плавно текло по безоблачному небу, раскаляя песок и дома, и вскоре даже подоконник из белого камня, на который я опиралась локтями, раскалился, словно печка. До заката, когда Ши остынет, оставался еще целый день, а до вылета домой и того больше.

— Одна пойдешь? — скептично приподнял левую бровь Солярис, когда я озвучила, что хотела бы прогуляться по Амриту, а не ворочаться в алькове, тщетно пытаясь уснуть после всего, что с нами случилось.

— Со мной пойдет Кочевник, — решила я внезапно, посмотрев на него, понурого и не меньше моего нуждающегося в том, чтобы отвлечься. — Эй, Кочевник? Давай, вставай. Пойдем, прогуляемся.

— Нет, — ответил он сухо, пялясь на дно медного чана с обглоданными косточками, и даже не шевельнулся, когда я постучала пальцем по его плечу.

— Как там работает твой медвежий гейс? Чтобы восстановиться, тебе нужно мясо и пиво, верно? В городе этого добра навалом! Я даже разрешу тебе с кем-нибудь подраться… А, может, и новенький топор украсть…

— Не хочу я никуда идти, сказал же. — Кочевник раздраженно махнул рукой, будто отгонял назойливую муху. — Оставь меня в покое!

— Не оставлю! Ты все еще хускарлом моим хочешь стать? Хочешь, чтобы Тесея гордилась тобой, когда вернется? Хочешь дом для нее новый построить, украшения дарить, покупать золоченые прялки и лучшие ткани, какие только королевские мастерицы себе позволить могут? Тогда вставай и выполняй приказ своей госпожи! Сопровождай меня.

Скрежет сжавшейся челюсти Кочевника заставил меня попятиться и дважды подумать, не перегнула ли я палку. Однако если что-то могло и привести его в чувство, то только Тесея, из-за которой он в уныние и впал. Именно ради нее Кочевник и пошел к весталке руны изучать, письму учиться, чтению. Будь его воля, он бы давно вернулся в Талиесин, в родную деревушку на отшибе мира, и продолжил промышлять охотой, скитаясь от леса к лесу. Но он знал, что Тесея заслуживает лучшей жизни. И, как заботливый старший брат, был готов на все, чтобы обеспечить ей эту жизнь.

— Вот же коза упрямая! — вздохнул Кочевник, поднимаясь, и я, будучи королевой мудрой, тактично сделала вид, что не услышала. — Ладно, идем, куда тебе там приспичило. Только чур ты оплачиваешь пиво!

Он поднял с пола топор, а затем и рубаху, которую ему спешно протянула Мелихор, ибо все это время он сидел перед нами с голым торсом, покрытым отметинами и тем, что Мелихор, морщась, брезгливо называла «мужской шерстью».

— Я тоже пойду, — вздохнул Солярис, откладывая мешковатую сумку и гору того, что натаскали ему слуги: еще орехи, сливы, виноград. — Неспокойно мне, когда вы двое без присмотра. Мелихор, останешься? Могу я на тебя рассчитывать? Нужно лишь припасы собрать, смотреть, чтобы…

— П-ф, конечно, я справлюсь! Кто, по-твоему, в детстве на пикники корзину собирал, когда ты матушку на поверхность Сердца выбраться упрашивал?

— Это когда мы из корзины вместо фруктов вытащили яйца, которые кто-то сырыми додумался положить и все побил? Знаешь, я передумал. Пожалуй, останусь здесь…

— Иди-иди, проветри голову, а то вон как в сиде по ней настучали. — И Мелихор, растянувшись на коврах, пнула Соляриса пяткой под поясницу, выталкивая с подстилки. Затем она подмигнула мне и принялась с важным видом раздавать слугам указания вместо него, будто делала это не раз.

Солярис посмотрел на нее с сомнением, а затем повернулся ко мне. Я только пожала плечами и первой покинула чертог, на что услышала вслед странный удивленный вздох. Лишь на спуске по мраморной лестницы я поняла, чем этот вздох был вызван: погруженная в траур по Совиному Принцу и хлопоты о войне, я даже не заметила, как Солярис подал мне руку, прошла мимо и не подождала его хотя бы у двери. Сделалось неловко, но ненадолго.

Стоило нам выйти из замка, как сверху обрушилась истинная духота Ши и выбила все прочие мысли из головы. Несомненно, Ясу дала дельный совет: в такой солнцепек далеко не улетишь, свалишься по дороге, ведь на спине дракона укрыться негде. Благо, улочки Амрита были узкими и извилистыми, а потому тени от жилых домов образовывали островки прохлады. По ним лениво брели люди, действительно разодетые кто в шелка, кто в львиный мех, несмотря на погоду. Мужчины в Ши заплетали косы длинные, почти как у меня, а женщины носили кольца в носу, как Ясу, и фибулы с матовыми черными камнями, похожими на древесный уголь. Те якобы отталкивали жару и не давали телу перегреться (по словам одного из торговцев, пытающегося продать их нам). Пожалуй, нигде простые крестьяне не могли позволить себе столь ярких тканей, как здесь: оранжевые, синие, зеленые, розовые. Чумазые дети гоняли по кругу желторотых цыплят, и на шее у каждого висели крохотные пучки из чайных листьев и птичьих перьев — обереги, какие сплетает в Ши каждая мать для своего дитя, когда еще носит его под сердцем.

— Все глазеют на тебя, — заметил Кочевник, шагая рядом. Несмотря на свой скромный рост, он был настолько широким в плечах и так переваливался с ноги на ногу, что люди спешно расступались перед нами, завидев издалека. — Тут вон какие все смуглые и чернявые… А ты белая, как мертвячка. Наверное, считаешься уродиной по их меркам.

Я закатила глаза, решив оставить это без ответа. Едва ли дело было в моем уродстве, как говорил Кочевник — скорее, в проклятии, которое разделило мои волосы почти на две половины, белокурую и красную. Многие амритцы действительно озирались и сочувственно цокали языком, словно понимали, что это значит. Правда, вскоре забывали обо мне, завидев идущего позади Сола. Пускай поверх он и накинул традиционный хафтан^[25] с длинными рукавами и поясом, хорошо скрывающий броню, а штаны сменил на хлопковые шальвары, принять за местного его мог разве что слепой. Одно появление Сола заставляло бедняков шарахаться в сторону и молиться четырем богам, а богатых господ — хвататься за свои жемчуга и с разочарованием вздыхать над тем, какими тусклыми и неинтересными они смотрелись на фоне его чешуи, проступающей на ключицах.