Ни богов, ни королей (СИ) - Карпов Илья Витальевич

— А вы кто? — немедленно спросил он. — Игнат очнулся? Маркуса сейчас нет, он с Карлом Эльдштерном ещё работает.

— Скажем так, я старый друг этого любителя поспать. — наёмник махнул в сторону Драма. — Надеюсь, он меня ещё не забыл. А из тех, кого ты назвал, я только Игната и знаю. Хотя постой, Карл… Это не тот ли Карл, что дядя Риенны Эльдштерн?

— Он самый. — осторожно согласился юноша. — Вы всё ещё не назвали себя.

— Таринор меня звать. А что с Игнатом? От чего он очнуться должен?

Услышав имя наёмника, юноша ещё больше смутился и побледнел.

— Таринор умер. Драм его часто упоминал… Я даже здесь это записал! — он схватил листок из бумажной стопки на столе.

— Ну, я это слышу уже не впервый раз. — улыбнулся наёмник. — Однако же этого седого надо растолкать. Зря я, что ли, весь этот путь проделал.

Таринор подошёл к спящему эльфу, сопровождаемый безмолвным изумлением кучерявого, и толкнул его в плечо. Ответом ему было сонное бормотание, видимо, на тёмноэльфийском. Драм повернулся к наёмнику лицом. Глаз он не открыл, но выражение лица имел недовольное.

— Да просыпайся ты уже! День на дворе, сколько можно дрыхнуть!

От этих слов эльф чуть приоткрыл одно веко, и мгновением позже оба его глаза распахнулись во всю ширь.

— О, проснулся, этельдиар. — усмехнулся наёмник. — Не волнуйся, ты не помер, это я живой.

Драм вскочил с кровати, не сводя взгляда с Таринора, и лишь несколько секунд спустя открыл рот.

— Ты… Таринор… — он добавил что-то на эльфийском. — Как? Я же видел, тот adessir…

— Правильно ты видел. А почему я здесь, а не в царстве мёртвых — это история отдельная. Может быть, расскажу, если закроешь рот и перестанешь так пялиться на меня. Мне уже как-то не по себе.

Драм мгновение мешкал, а потом буквально набросился на наёмника и крепко обнял его. Таринор от неожиданности даже не успел вдохнуть и теперь задыхался от объятий. И всё же откуда в таком худощавом эльфе столько силы?

— Прекращай… задушишь… Мне ещё Игната удивлять…

Завязался разговор. Таринор не помнил, чтобы эльф так оживлённо о чём-то рассказывал, но рассказать и впрямь было, о чём. Тиберий, как представился кучерявый, оказался добродушным, хоть и несколько беспокойным парнем, и то и дело что-то записывал в своих бумажках. Как он пояснил, это для большой книги, в которой он опишет свои путешествия по западным землям.

— Поэтому Игнат теперь в своих покоях, а Карл и Маркус создают для него снадобье, чтобы это не повторилось. — закончил эльф.

— Стало быть, парень и впрямь не от мира сего. — задумчиво проговорил Таринор. — Правда, не совсем в том смысле, как я думал.

А вот новость о закрытии банка наёмник принял куда более эмоционально. Он расхаживал по комнатушке, хватался за голову и рассыпался в таких выражениях, что Тиберий даже решил записать некоторые из них.

— Значит, плакали мои денежки. Хотя, раз уж Рия теперь на королевской службе, то не поверю, будто ей нечем заплатить.

— И ты будешь обдирать девушку, у которой ничего нет? — заметил Драм.

— А у меня есть? На мне даже тряпки чужие, церковные. — возмутился наёмник, но после смягчился. — Впрочем, мы теперь все в одной лодке. Да и не помню, чтобы врачи в золоте купались. Эдвальд своеобразно ценит врачебное искусство. — Добавил он, вспомнив о пыточных дел мастере Уоллесе.

Ближе к вечеру за наёмником пришли люди короля, велев тому отвести их к северянам. Таринор до последнего чуял подвох, но всё обошлось. Даже когда Тогмур, схватившись за топор, отгонял стражу от братца, который, если б потребовалось, справился бы с этими беднягами, даже не вспотев, те вели себя крайне сдержанно и даже не обнажили оружия. И только после уговоров наёмника рыжий северянин согласился убрать оружие и пойти с ними. Но всю дорогу он то и дело хлопал стражников по плечам, приговаривая, какая славная могла бы получиться битва, а те лишь сдержанно улыбались и с опаской поглядывали на безмятежно ступавшего Иггмура.

Король решил лично поприветствовать прибывших в замок северян. Он встретил их в тронном зале и сказал, что если б его подданые были столь же сильны телом и духом, то у королевства закончились бы враги. Поселить он их велел в той же караулке, где уже жили Драм, Тиберий и Маркус. Из-за этого пришлось выпросить ещё кроватей, хотя Иггмур решил спать на полу, услышав, как затрещал под ним стул, стоило ему слегка присесть. Таринор же с удовольствием отыскал свою старую сумку с нетронутыми вещами. Монетка из далёкой страны на удачу, отрезы ткани, мотки верёвки… и странного вида чёрный браслет работы тёмных эльфов. Быть может, его удастся продать? Был не тронут и отрезанный драконий коготь. Наверняка и он сможет заинтересовать местных алхимиков. Теперь для этого, кажется, самое время. И всё же, до чего здесь хорошо после темницы…

Этим же самым вечером Маркус и Карл без устали работали в леченице замка. Им удалось выпросить кое-какое оборудование, чтобы сварить успокоительное для Игната. Но чтобы обуздать разрушительную силу, только и ждущую возможности вырваться на волю, нужно было нечто большее, чем травяной отвар, который страдающие бессонницей обычно принимают для спокойствия разума перед отходом ко сну.

— Когда снова увидите своего брата, господин Эльдштерн, передайте ему моё глубокое восхищение. Для Академии он настоящая легенда, а его работу о внемировых сущностях я лично цитировал на занятиях со студентами. — Проговорил Маркус, не отрывая взгляда от закипающей на огне склянке, чьё содержимое медленно меняло цвет с огненно-оранжевого на лазурно-синий.

— В других обстоятельствах, я бы сказал, что не слишком хочу встретиться с ним вновь. — Проворчал Карл и тут же добавил. — Но теперь не то время. Война сжимает мир вокруг тебя, и тогда хочется, чтобы рядом были даже те родные, с кем не очень-то и ладил. В конце-концов мы с Альбрехтом вместе росли, помогали друг другу по мере сил. А то, что он добился большего, что ж, на то воля богов. Нашу с ним дружбу едва не разрушила моя зависть, и за это мне, старому дураку, стыднее всего. Наверное, потому я так привязан к Риенне, его внучке. И, должно быть, — улыбнулся Карл. — По этой же причине изливаю душу вам, Маркус, хотя мы едва знакомы, да и я не особенно жалую волшебников.

— Но ведь вы блестящий алхимик, Карл. — изумлённо воскликнул маг. — Лучший из тех, кого я встречал. А я, поверьте, за годы служения Академии повидал их немало.

— Хочется верить. Почему-то мне всегда казалось, что алхимик из меня получится лучший, чем муж и отец. Так и вышлою

— И всё же не могу не сказать, что вы вырастили прекрасную племянницу, Карл. — улыбнулся маг.

— Не могу не сказать того же и об Игнате, Маркус. — отозвался алхимик. — Конечно, я всё ещё опасаюсь, что Рия может пострадать из-за… Ну, вы понимаете, вспышек Игната. Но ведь она девица упрямая.

Карл поставил на стол реторту, вздохнул и продолжил.

— Мы ведь с вами очень похожи. Два старика, не познавшие радость семейной жизни, при этом воспитавшие чужих детей, ставших родными.

— Ну, я бы не назвал себя стариком. — смутился Маркус.

— Только не врите себе, что всё ещё полны сил. — хитро прищурился Карл. — Я признаю, что уже старик, и меня вы не обманите. Вижу это в ваших движениях, походке, речи. Но это не плохо, ни в коем случае! У меня и в мыслях нет оскорбить вас, Маркус. Многие равняют «старика» и «старого дурака», но нас с вами старыми дураками уж точно не назвать.

— И всё же мне хочется верить, что ещё не всё потеряно.

— А разве потеряно? — вскинул брови Карл. — В этом, Маркус, вы похожи на моего брата. Тот всю жизнь боялся постареть. Как-то он услышал историю про Феластара из города Сэзмоар, который живёт вот уже три века. Видели б вы его глаза… Иногда мне кажется, что он потому и согласился уехать в Аркенталь. Решил, будто магия позволит ему жить дольше.

Услышав это, Маркус лишь усмехнулся в ответ.

— Вот и я так же думаю. — кивнул Карл, потрясая колбой с зелёной жидкостью. — Что проку от долгой жизни, если всё время боишься смерти? Будто сидишь у окна и глядишь в ожидании, беспокоишься. Потом видишь в окне её, саму смерть в чёрном балахоне. Ещё далеко, лишь фигура на горизонте, но ты всё равно заглядываешь в окно, чтобы убедиться, что она неминуемо приближается. Годы идут, фигура в окне всё ближе. И вот ты уже можешь разглядеть костлявые пальцы, сжимающие косу, грязные изорванные полы балахона. И всё равно смотришь в окно, бередя себе душу, вместо того, чтобы употребить оставшееся время жизни на что-то полезное. Вот она уже на пороге, а ты подпираешь дверь табуреткой, зная, что это бесполезно. Потом пытаешься вытолкать её из дому, хотя понимаешь, что у тебя никогда не достанет для этого сил. И вот, Endspiel! Конец игры, в которой ты проиграл едва родившись. — Сказав это, алхимик замолчал и добавил. — Я считаю, раз уж нам всем суждено проиграть в этой игре, то стоит хотя бы попытаться получить удовольствие от процесса.