Сильнейшие - Дильдина Светлана

— Там тоже очень красиво — правда, там, где знать. Но у вас, наверное, так же?

— Наверное… А что?

— Я хочу посмотреть. На все.

— Ну… — Атали засмущалась внезапно, решительно мотнула головой: — Я вниз не пойду. Один иди, если хочешь.

— Хорошо. Расскажи, что и как.

Она объяснила дорогу…

— Это невероятно! — Лайа переплела пальцы. Высокий мужчина, сидевший в кресле возле окна, не повернул головы, но Лайа чувствовала его усмешку.

— Везение, говоришь? Моя дорогая, ты забываешь, что юва тоже способны играть.

— Не так сложно! — торжество было в голосе Лайа. — Они опасны вблизи, когда могут ударить… Но не отделенные временем и расстоянием. Этот щенок инициирован Кайе Тайау и несет на себе Ши-алли!

— Интересно, почему же ему позволили покинуть Асталу? — задумчиво проговорил Лачи. — Къятта, кажется, способен в открытую напиться крови родной матери, но дураком я назвать его не могу. А уж их дед…

— Мог и не знать, чем развлекается его младшенький внучек…

— Но не Къятта. Ты думаешь, за ними не наблюдали послы? Он не выпускает из виду брата. Кессаль не следит пристальней за бегущей в траве добычей.

— Желание позабавиться, — надменно вскинула голову Лайа. — Он знал, что у мальчишки нет шансов спастись!

— Трудно поверить, что мальчик все-таки выжил. Или это просто изящный ход… Мальчишка шел в нашу сторону — случайно или намеренно? Его мысли для нас бесполезны — мальчик ничего не знает…

— Может быть, ты и прав. Но зачем отдавать нам такое сокровище?

— Сокровище? Чем же? — Лачи поднялся. Широкоплечий и статный, он напоминал изваяние — и кожа его была очень светлой, больше походила на золотой мрамор. — Мальчик довольно слабенький айо. Ши-алли — хорошая вещь, но она имеет смысл лишь вблизи. Вряд ли Кайе Тайау захочет Огнем уничтожить мальчишку… даже если и так, нам-то какое дело?

— Полукровка несет на себе щит от его Огня, и может… — она не договорила, прикусила губу, хмуро и пристально глядя на соправителя.

— Не смеши, дорогая. Силой — да. Но Кайе свернет шею этому щенку быстрее, чем тот успеет достать чекели.

— Не так-то просто поднять руку на того, кого вел. Обратное куда проще.

— Непросто. Но вполне можно. И мальчик… погляди на него. Разве он ненавидит южанина? Похоже, сам еще не понял, как относиться…

— Еще бы! — фыркнула Лайа.

— Дорогая моя, по-моему, ты ошибаешься, — уголок рта Лачи дрогнул. — Забавы наших соседей оригинальны зачастую, но не стоит видеть повсюду наиболее отталкивающие грани Юга. Этот мальчик еще дитя.

— Ты бы видел, как изменилось его лицо при упоминании южного имени!

— А чего ты хотела, сестра по ступени? Он жил там и наверняка насмотрелся.

— Я могу и взглянуть подробней на память полукровки, — издевательски произнесла женщина, — Хотя подобное не доставит мне особого удовольствия!

— Дорогая, я вовсе не требую от тебя подобной великой жертвы…

— Все это чепуха, — голос Лайа стал холоднее. — Раз уж полукровка у нас, надо найти ему достойное применение…

— Они кое-что должны нам за реку Иска… — задумчиво проговорил Лачи. — Стоит приручить мальчика.

Глава 17

Шестнадцать весен назад, Тейит

К светлой коже девушки шли бледно-голубые камни. Зачесанные высоко волосы подчеркивали надменную неправильность черт. Лайа совсем не была красива… но это лишь придавало ей своеобразия.

Целительница склонила голову перед девушкой, и хотела проследовать дальше, но Лайа остановила ее.

— Моя сестра будет здорова?

— Да, Белый Луч.

Тень колебания скользнула по лицу девушки.

— Она не станет уродливой? Лоши оставляет страшные пятна…

— Нет, элья. Болезнь вовремя распознали.

Лиа-целительница испытывала глубокую грусть. Бедняков, заболевших лоши, убивали, словно крыс, и выжигали болезнь из домов. А Элати окружена заботой, и не должны проникнуть в город вести о подлинной сути болезни.

Тем более не должны они достичь слуха посланников юга.

Лиа все понимала. Лайа пока не произносила слова избраннику, но целительница знала — та бесплодна. Лоши не только на лице оставляет следы — если сестра девушки тоже потеряет способность носить детей, придется принимать дитя из Серебряных — но самое страшное для Лайа то, что она никогда не займет места правительницы. Кесса все силы отдаст воспитанию принятой девочки, и добьется, что ее провозгласят преемницей Кессы.

Каково той, кого с детства готовили быть первой, сознавать, что судьба ее сейчас в руках случая и женщины-целительницы?

Лиа сделала было несколько шагов по коридору, но вновь ее остановил голос — прохладный и горьковатый, словно полынь:

— Если Элати не излечится полностью, я сочту, что ты не слишком старалась.

— Это нелепо, Сильнейшая, — спокойно сказала Лиа, — Ты знаешь — я делаю, что могу, для любого бедняка. Если до меня дойдет весть, что ему нужна помощь.

— В это я верю. А еще верю в то, что ты лечишь сильнее, когда сердце твое болит за попавших в беду. За Элати оно болеть не станет.

— Почему ты так считаешь, Белый Луч? — негромко спросила женщина, вновь подходя к высокой девушке с голубыми камнями в ожерелье. — Ни одному человеку в голову не придет упрекнуть меня в том, что я не все сделала для больного.

— Надеюсь, — девушка в упор взглянула на целительницу холодными прозрачными глазами, и прибавила: — Ты можешь идти.

И пристально смотрела в спину Лиа, пока та не скрылась за поворотом.

Высокая каменная галерея создавала иллюзию прохлады. Светло-серые колонны, украшенные старинными письменами-барельефами, казались хрупкими, с трудом держащими массивный потолок. Лайа шла, привычно разглядывая письмена, половину которых она не могла прочитать — что-то попортило время, но большая часть была ей попросту незнакома. Особенно письмена-рисунки, изображающие людей и зверей в странных позах. Рыбаки, ловящие морских тварей, огромные орлы, несущие на себе вождей в причудливых головных уборах, даже татхе и кейли, которых не видели уже много десятков лет.

Одна галерея сменялась другой — громадины Тейит строили многие поколения, пока бедняки ютились в лачугах. Наконец, откинув тяжелую занавесь, богато затканную и расшитую перьями, Лайа шагнула в полутемное помещение. Две курильницы по углам испускали слабый аромат хвои, сидящая в углу девчушка монотонно наигрывала на длинноствольной флейте, отгоняя болезнь. Лежащая на застеленной циновками и льняной простынею постели бледная девушка с трудом повернула голову, взглянула на вошедшую.

— Ты… анна.

— Я, — голос Лайа стал хриплым — в нем чувствовался испуг. Придти сюда было безумием. Но так хотелось удостовериться, что целительница не солгала.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — прошептала Элати, — Я, наверное, скоро встану. Если не умру.

— Ты будешь здорова, — старшая девушка держала руку у простыни младшей сестры, не решаясь коснуться, поправить. Ей очень хотелось выказать участие, но она не могла себя заставить дотронуться до кровати больной. Элати поняла эту неуверенность, губы с трудом шевельнулись:

— Тебе не надо тут быть. Заболеешь еще… сама…

— При мне листья лиоке, — поспешила ответить сестра, быстро притрагиваясь к скрытому на груди растению. Детски-растерянным стало лицо Элати:

— Я рада, что ты пришла, — прошептала она, и закрыла глаза. Лайа ощутила некоторое облегчение. Не надо больше слов утешения, ободрения. Все ясно и так — целители позаботятся о сестре, особенно Лиа… она обещала, что Элати не потеряет способности к деторождению. Если будет угодно судьбе, лицо сестры останется чистым. Вот и все.

Девушка встала, улыбнулась одними губами — младшая не видела этого — и покинула комнату.

Отвары, прогоняющие призрак болезни, распорядилась она принести, и быстро пошла в сторону маленького бассейна с бурлящей теплой водой. Серыми плитами были отделаны его края, две скамьи из кедра стояли подле них.