Level Up 2. Герой (СИ) - Сугралинов Данияр

Жду, пока хлынувшая к кистям и отдающая иголками в кончиках пальцев кровь не восстановит свое обычное обращение в моем теле, растекаясь в полном объеме по ранее пережатым сосудам и капиллярам. Вращаю плечами, кистями, сжимаю и разжимаю кулаки. Тороплюсь.

Непослушными руками пытаюсь развязать ноги, но у меня не получается. С трудом гашу панику, успокаиваюсь, а потом ложусь на живот, встаю на кулаки и отжимаюсь. Десять, пятьдесят, сто, двести… Переворачиваюсь на спину, поднимаю связанные ноги и рисую ими в воздухе имена всех, кого люблю: мама, папа, Кира, Вика, Кир. Повторяю еще два раза и снова отжимания. Тороплюсь.

Когда сил не остается даже поднять ноги, ползу к той ямке, что я выгрыз, пытаясь напиться. Вожу руками по земле, шарю, вонзаюсь пальцами и копаю в поисках моих старых друзей – земляных червей.

– Джимми! Ау, ты где? – шепчу, как безумный Горлум в поисках своей прелести. – Милый, хороший, Джимми…

Натыкаюсь пальцами на что-то гладкое и скользкое – а вот и червяк! Осторожно вытягиваю его из норки, чтобы не оборвать столь ценный источник высококачественного и гипоаллергенного белка. Да, на восемьдесят процентов дождевые, они же земляные, черви состоят из воды. Но вот все остальное – это важные аминокислоты и диетический полезный жир. Да, в конце концов, из них делают детское питание! Боже, спасибо тем бессонным ночам, посвященным диггерству Википедии, за столь необходимые – кто бы мог подумать! – знания.

Знания знаниями, но рвотный рефлекс никто не отменял. Хорошо, что я не вижу того, что ем. Подавляя накатившую тошноту, перемалываю червя в фарш и глотаю. На вкус как земля, но терпимо.

Пускаюсь в дальнейшие поиски. Интуитивно командую системе подсветить мне все объекты, имеющие свойства, аналогичные предыдущей идентификации. И это срабатывает! Пространство вокруг меня покрывается сотнями обведенных зеленым силуэтов червей. Да это просто праздник какой-то!

Не все силуэты одинаково близки к поверхности, и чем глубже червь, тем тусклее обводка. Хватаю поначалу только тех, что рядом и близко, а потом принимаюсь за остальных. Будь я в ЛитРПГ, получил бы ачивку «Гроза земляных червей», а Бог червей, и речь не о снайперке AWP, занес бы меня в КОС [32]-лист за геноцид. Но я в реале, а значит, останусь безнаказанным. В отличие от Гречкина.

Я утолил и голод, и жажду, и это настолько ощутимо, что даже соответствующие бафы отступают. Ложусь отдыхать и восстановить силы в ожидании появления Гречкина или его шестерок-наркоманов. Молю всех богов только об одном – чтобы состоялся прирост характеристики, и я смог активировать героический навык.

Но мои мольбы тщетны, я вижу по карте, как в мою сторону направляются Лучок с Шипой. Гречкин, чью метку я тоже активировал, в доме. Хватаю веревку, завожу руки за спину и, обернув ею запястья, стягиваю концы в сжатых кулаках. Всегда нужен козырь в рукаве, хоть я и без одежды.

Погреб открывается. Заслоняя мерцание звезд, наверху появляется силуэт Шипы. Он спускает лестницу, и, наведя на меня пистолет, медленно и аккуратно спускается сам.

– Тихо сиди, обрубок. Тих-тих…

С метровой высоты он спрыгивает и безразлично приказывает:

– На живот перевернись.

Я исполняю, и чувствую прикосновение холодного дула к спине.

– Дернешься, мочкану. Не рыпайся.

Он перерезает веревку на ногах, потом на руках, пинает в бок:

– Вставай и вылезай следом за мной.

Слышу, как он переставляет ноги по лестнице, запихнув ствол за ремень. Отчаянно вскакиваю – зацепить, свалить, отобрать оружие – но валюсь на землю, не чувствуя ног.

– Шевели задницей, обрубок! – раздраженно говорит Лучок, заглядывая в погреб. – Давай, давай, быстрее!

Опираясь руками о лестницу, я поднимаюсь с пола, и едва переставляя ноги, ползу наверх. Сил мне придает как баф праведного гнева, так и пьянящий свежий, пахнущий хвоей, прохладный воздух.

Оба наркомана стоят с серьезными лицами, и оба – под дебафом героиновой ломки. Ствол только у Шипы, Лучок поигрывает бейсбольной битой.

– Туда иди, – приказывает он, указав битой в сторону дома.

Мы проходим вдоль ручья, выходим из леса на грунтовую дорожку, ведущую к дому. Странно – вокруг никаких заборов, но дорожка перегорожена шлагбаумом с будкой, в которой никого нет.

Лучок шутовски поднимает шлагбаум:

– Прошу!

– Заходи, дорогой, гостем будешь, – пародируя кавказский акцент, произносит Шипа, и оба взрываются хохотом.

Прохожу мимо пустой собачьей будки, пересекаю двор, веранду и оказываюсь перед дверью. Лучок отодвигает меня плечом и заходит первым. Сзади стволом меня подталкивает Шипа.

Я перешагиваю порог и оказываюсь в плохо освещенной прихожей. Останавливаюсь, прикрываю глаза, привыкая к свету, но Лучок идет дальше, а Шипа пинает меня под зад, придавая ускорение:

– Чо встал? Пошел!

В неровно освещенной гостиной первое, что притягивает мой взгляд – камин. Хоть и лето, в нем, потрескивая, горят дрова. В углу, скрытый от моего обзора бильярдным столом, кто-то сидит. Лучок останавливается и выталкивает меня концом биты в центр комнаты.

– Лежать!

Я падаю, поднимаю голову и вижу картину целиком.

Гречкин в каких-то поношенных приспущенных трениках и майке-алкоголичке, глумливо улыбаясь, восседает в кресле.

А перед ним, меж его ног, стоя на коленях лицом к нему, обнаженная девушка.

И мне не нужен интерфейс, чтобы по прямой спине, широким плечам и водопаду русых волос понять, что это Вика.

– Ну и рожа у тебя, Панфилов! – гогочет Гречкин. – Ты там что, землю жрал?

– Вика! – вырывается у меня крик отчаяния, и если за себя я переживаю как-то отстраненно, оценивая шансы, в надежде то ли на очередной рояль системы, то ли на ожидаемый рост силы и активацию героической способности, то при виде этой картины – страдающей, униженной и насилуемой любимой женщины – я впадаю в бешенство, густо замешенное на душевной боли за Вику.

В следующую секунду происходит сразу несколько событий: под усилившимся «Праведным гневом» я из положения лежа выпрыгиваю в сторону той бездушной падали, что издевается над моей любимой; Гречкин, в испуге вытаращив глаза, вжимается в кресло, подтянув ноги к груди и что-то кричит; Вика оборачивается… и я вижу, что ее такое родное лицо залито слезами, под глазами размазана тушь, на скуле кровоподтек, руки обмотаны клейкой лентой, а рот заклеен. Успеваю только схватить мразь за правую ногу и заметить, что он все-таки в трусах-боксерах, а увиденная мной поначалу сцена должна была лишь намекнуть, но по сути являлась постановкой.

Я даже не успеваю испытать облегчение – плечо разрывает сокрушительная боль от размашистого удара битой. Пристяжь Гречкина подхватывает под руки мое обмякшее тело и оттаскивает подальше от истерящего шефа.

Еле стою на подгибающихся ногах, держась за отшибленную руку. Последний удар нанес мне приличный урон, но кости не пострадали, Лучок бил все-таки расчетливо, чтобы единственный зритель сегодняшнего представления не отключился или не откинул коньки раньше времени.

Обострившимся восприятием слышу на дворе звук подъехавшей машины. Непроизвольно оборачиваюсь и вижу направленный мне в голову ствол. С другого бока пристроился Лучок.

– Рыпнешься, башку прострелю, – равнодушно предупреждает Шипа. – Понял меня, обрубок?

– Понял.

– Вы его часом не кормили? – подозрительно спрашивает их шеф. – Уж больно прыткий.

– Не, шеф, мы же в городе были, – отвечает Лучок. – Психанул, понятно, бабу в таком виде возле вас увидеть.

– Слышь, ты, сучка, не маячь, пересядь пока на диван, – брезгливо командует Вике Гречкин. – Я с твоим дебильным хахалем пока пообщаюсь. Лучок, встань с ней рядом, чтобы не дергалась.

Вика поднимается, бросив на меня взгляд и прикрывая рукой грудь, идет к дивану из белой кожи. Вижу, что она боится, но в глазах ее ярость. Пробегаюсь по ее показателям: здоровье в относительной норме, не считая синяка на скуле, на теле нет следов ушибов или побоев. Похоже, Лучок с Шипой ее только привезли, а было это чуть больше часа назад.