Я наблюдал за этим всем со страхом, но не перед скверной, а перед собственными мыслями. Скверна не только способна парадировать взаимоотношения между порождениями, как это делали твари на скверном материке, но ещё и способна породить подобие настоящей экосистемы, пусть даже в таких ограниченных рамках. Но ещё больше меня пугали воспоминания, когда я в своей истинной форме попробовал кровь кракчата.
Увиденное тогда, и увиденное сейчас — всё это порождало настолько ужасную и безумную догадку, что меня передёргивало разрядом тока, бросало в дрожь и в пот, кулаки сжимались до побелевших костяшек, а дыхание сбоило. Я силою заставил себя прекратить размышлять о скверне и её природе, и затолкал всё это в самые глубокие глубины памяти, чтобы больше никогда об этом не вспоминать.
К концу пятого дня я вышел из защитного периметра в южной части Великого Канталейского леса скверны. Меня манили к себе холмы и подошвы гор, начинавшиеся сразу после километрового преддверья, и наплевать, что почти тридцать лет назад эти холмы и скверну разделало до четырёх километров открытого луга.
Я заторопился на ближайшую горушку. Опёрся на посох и угрюмо, с горечью всмотрелся вперёд.
Из обычного густого и великого леса, из наших охотничьих угодий вышла группа разумных, толкая за собой телеги с тушами животных и таща стволы деревьев. На пологом склоне горы, на пороге нашего дома — десятки ног вытоптали широкую тропинку, проложив в крутых участках плоские половинки брёвен. У входа в наш дом, в нашу обитель, где всегда было безопасно — там группа разумных о чём-то перекрикивалась, показывая на вырубленную просеку, проходящую через весь охотничий лес.
Я потянулся к груди, с силой сжав пальцы в районе изнывающего от тоски сердца. Я догадывался, что увижу что-то подобное, но я обязан был прийти. Обязан, чтобы убедиться для самого себя, что мама с сестрёнкой не вернулись домой. Нет, они не здесь, я теперь это точно знаю. Они нашли другое место, нашли потаённое убежище, или скоро обратятся ксатами и попробуют укрыться среди разумных. Не знаю, что именно они сделают, но они и не подумают возвращаться в наш дом. Уже бывший дом.
С горечью сплюнув и затушив эмоции — я размял ноги, прикинул короткий путь до ближайшего источника воды, и отправился обратно в северную часть скверного леса. Оставалось много работы. Но перед спуском с холма я бросил мимолётный взгляд на вход в нашу бывшую систему пещер. На разумных, что стояли около неё. Не надо гадать, чем именно они занимаются в нашем бывшем доме, и что вывозят по вырубленной просеке. Истинные камни маны, обильно проступавшие на стенах всех пещер, именно их добывают и вывозят разумные. Так пусть ими и подаватся, собаки ублюдочные.
* * *
Усиленные «Концентрацией» чувства вовремя заметили дёрнувшееся острое лезвие. Отбитое в сторону, оно чиркнуло по чёрному древку посоха. Набалдашник моргнул тёмно-оранжевым от «Костелома», с размаха проломив висок твари. Её отбросило на метр, распластав на редкой траве преддверья скверны.
Поодаль в мою сторону ползли две других твари, с блёкло-оранжевой шерстью и длинными когтями вместо передних лап. Кролики-переростки с клыками в вытянутой пасти, эти двое Цумногских тушканчиков скверны уже получили заряды «Магической стрелой» и теперь не оставят заллай. Я добил их магией, и распотрошил третьего, умершего от постоянных ударов посохом. Как и с прочих убитых тушканчиков, с него я собирал только острые костяные клинки.
Солнце клонилось к закату. Вдали показалось две телеги и группа наездников. Они махали и кричали. Я их не слышал, но узнал и запустил «Магическую стрелу». Синий сгусток магии сигнальной ракетой умчался в небо, разумные поспешили отправиться ко мне. Я ждал Асилика ещё вчера, на двадцать второй день, но разумные задержались в дороге из-за недавнего ливня. Но я всё равно успевал и на аукцион, и к осеннему исследованию руин.
Подъезжая к лесу, где я разбил лагерь, все разумные ошарашенно косились на аккуратную пирамидку из миклов, на солнце поблёскивавшую медью. Косились на груду свёртков кожи, свёртков золотистого меха, на плотно закупоренные горшки. И на несколько заллай, лежащих чуть поодаль от остальных.
— Миклов ровно сто восемьдесят. Дальше, — я показал Асилику на три группы горшков, накрытых кожей кракчата. — В первой группе корни фласкарцев, килограмм пять будет. Бронзовой кваралитской массы с несколько кило, и три кило золотой. И десять свёртков золотого меха манула. Это всё лиге.
— Да, конечно, — ошарашенно проговорил Асилик, не понимая, что вообще ему делать. Вроде как, пока охранники устанавливают лагерь, ратон должен пересчитать мою добычу и выписать мне расписку о полученном, но бедолага лишь растерянно хлопал глазами.
— Как ты выжил здесь? — сквозь оскал процедил начальник охраны, намётанным и быстрым взглядом окинув мой лагерь. — Откуда еду брал, а?
— Охота и собирательство, — усмехнулся я. Ещё вчера утром я вынес в скверну вообще все возможные улики: остатки скорлупы миклов и прочие заллаи. В лагере вообще ничего не указывало, что я могу питаться дарами скверны.
— А чего это, добродушный господин? — мурлыкнула жена начальника охраны, присев около связок из полых труб разной длины. Там ещё лежали свёртки кофейной и молочно-розовой кожи, в закупоренных двух горшках пряталось по мешочку, в одном горшочке позвякивали шарики. Рядом с ними лежал костяной клинок, длиною в локоть.
— Это моё, — ответил я и показал на это всё Асилику. — Всё это должно ждать меня в Магнаре. Я ведь могу рассчитывать на порядочность Ганзейской торговой лиги? — на мой вопрос Асилик заверил, что мы вместе запечатаем всё в отдельный ящик, и он с особой осторожностью отправится до Магнара. — Оставшиеся тридцать один свёрток кожи кракчата, как и в прошлый раз, надо отправить в Настрайск на имя Густаха.
— Да, конечно… — Асилик шумно втянул в себя воздух. — Неужели вы все эти недели добывали заллаи? Все эти дни?
— Нет, ну ты что. Я несколько дней отдыхал, — я саркастично усмехнулся, подмигнув ратону.
На следующий день мы двинули к землям княжества. Разумные не собирались прерывать взятое со вчерашнего вечера задумчивое молчание, только утром начальник охраны перекинулся фразами с Асиликом о маршруте. Меня общее молчание не смущало — три недели провёл в тишине и спокойствии, и готов ещё столько же. За это время я взял сорок тысяч «опыта» и поднял уровень «Магической стрелы» с двенадцатого на тринадцатый. Немного, но это приятный бонус к сокращению долга перед лигой.
Меня, всё же, интересовал момент, о котором я иногда размышлял с прошлой осени. Идя рядом с телегой, которой правил Асилик, я аккуратно осмотрелся — некоторые охранники на лошадях ускакали вперёд, остальные шли между телегами и нас не слышали.
— Хотел спросить. Как вы это всё на северный материк перевозите? Я в портах видел крупные корабли, но практически все принадлежали вовсе не королевству с империей.
Ратон посмотрел на меня чуть пугливо. И задумчиво пригладил бакенбарды правым большим пальцем, подбирая слова.
— Вы прекрасно и без моего должны знать, Ликус. Прочий корабль отплывёт от берега на сотню километров и потонет. Только ваши корабли плавают между материками.
— Я спросил не об этом.
— Я… я не могу сказать, честно. Я многим обязан лиге, честно, не могу…
— Поверни голову назад, — сказал я. Ратон послушно посмотрел внутрь кузова повозки. На моих вещах лежал единственный добытый за все три недели костяной кинжал от тушканчика. Я планировал поэкспериментировать с ним, но сейчас это не главное. — Его можно продать примерно за сотню золотых Арнурского королевства. Если на привале он окажется у тебя, и ты всем будешь говорить, что я его тебе подарил — то я буду знать, что мой вопрос как-то связан с неким Южным Мысом.
Тем же вечером мы встали на привал. Костяной клинок оказался у Асилика.
