Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана

Короче — если ты Конан, бывший варвар из Киммерии, а ныне вполне себе вроде бы цивилизованный и миролюбивый король Аквилонии, счастливый отец и все такое… И все-таки где-то, наверное, самую чуточку варвар.

Да к тому же если ты не один, а во главе отряда ну очень недобро настроенных воинов, и все они конные, и оружьем своим владеют не в пример многим разленившимся за время осады ратникам, вернее — как раз таки в пример. И если все они — вместе и действуют слаженно, словно пальцы одной руки, а бунтари каждый сам за себя. И потому этим, которые каждый сам за себя, показалось, что налетевших непонятно откуда грозных воителей чуть ли не больше, чем самих осадников.

Да и потом — вроде как не враги налетели… Свои же вроде как… Не врагу-супостату сдаешься на милость, вереща о пощаде и о воинской чести забыв, а как раз-таки вспоминаешь о ней вовремя, о чести этой, и чуть ли не радостно подчиняешься верховному отцу-воеводе, суровому и строгому, но справедливому, как и положено быть настоящему командиру. И с облегчением убираешь меч — ну вот, наконец-то пришел настоящий хозяин, он сейчас тут порядок наведет, никому мало не покажется, он им устроит! И оглядываешься уже не смущенно, а даже и злорадно, выискивая замешкавшихся и еще не понявших изменение ситуации, тех самых, которым отец-воевода как раз небо с овчинку и покажет. Ведь не тебе же, действительно, тебе-то за что? Ты-то все сразу понял и успел вовремя перестроиться, ты-то умный, а вот они…

Все это было понятно и предсказуемо. Самые прыткие и сообразительные из только что бунтовавших мигом переменили намерение и уже начальственно покрикивали на замешкавшихся и раздавали вразумляющие тычки и оплеухи налево и направо в похвальном желании доказать, что мечи свои они обнажали вовсе даже и не с крамольной целью, а совсем наоборот.

Приятной неожиданностью оказалось разве что то, что Саю горе-бунтовщики подчинялись чуть ли не с той же охотой, как и самому Конану. Очень удачно вышло, не пришлось справляться со всем одному. Ну не совсем одному, при помощи драконов, конечно, но когда есть возможность раскинуть свои силы двумя флангами и быть уверенным, что командующий вторым не подведет и справится ничуть не хуже, чем справился бы ты сам — это существенно упрощает задачу.

Впрочем, и это тоже оказалось не так чтобы слишком уж неожиданно…

*

— Да, а чего не послушать-то, если дельные вещи человек говорит! Умный человек, это сразу видно, и рука тяжелая, и кинжалы опять же… А что наорал — так и правильно, дураки мы и есть, и чего сцепились, спрашивается? Того холма уже и нет давно, болото там, а мы все поделить не можем… И правильно он тебя плеткой огрел, я бы еще и добавил! К тому же свой он, от своего не так обидно, не чужак какой подозрительный, наш, антейский…

— Ну это ты загнул! Вот правильно про вашу Антею все говорят, что вы вечно чужое прихапать норовите и своим объявить! Сай наш сокол, городская легенда, а вовсе даже и не ваш! Ой, что он творил под горячую руку-то!!! Мы сегодня еще легко отделались, точно вам говорю! Его у нас в Сарке однажды даже чуть было не повесили…

— Да что ж ты брешешь-то, бесстыжие твои глаза! Вот уже и нашего Сая в саркисяне записал, ну ни стыда и ни совести, даже слушать смешно! Да его у нас в Пелиштии каждая собака знает…

— Вот пусть те твои пелиштийские собаки и брешут, которые знают! Вот не было бы мне так лень, кликнул бы наших, аскарийских — они бы тебе мигом объяснили, чей Сай сокол и чьего придворного мага однажды в кости до исподнего раздел!

— Ты ври, да меру знай! Может, еще утверждать будешь, что это не у нашего божества он перо из задницы выдрал?!

— Вот ведь люди, все переврут, лишь бы примазаться… И не повесить вовсе., а четвертовать, и не за кости совсем, а за рубин из храмовой сокровищницы, всей Анакией ловили, да только сбежал он!

*

— А скажи-ка мне, светлый сокол, есть ли в великом Шеме хотя бы один городишко, который ты не почтил бы своим присутствием так, чтобы его жители тебя надолго запомнили?

Отсюда, с холма, готовящаяся к штурму городских стен армия казалась морем, еще не штормовым, но уже и не спокойным. Край ее волновался прибоем, короткие и быстрые человеческие волны с безопасного расстояния накатывались чуть ближе, и тут же отступали, словно самые настоящие морские, оставляя в полосе прибоя принесенный мусор. С каждой новой волной кучки этого вроде бы мусора росли, упорядочивались, постепенно превращаясь в то, чем они и должны были стать — в осадные башни, должные защитить нападавших от разместившихся на стенах лучников и позволить им самим прицельно стрелять внутрь города.

Сай смотрел на город, хмурился. ответил рассеянно, чуть пожав плечами:

— Может, и есть, Шем велик. Хотя… ставить на это я бы не рисковал.

И Конан окончательно уверился, что Закарис никогда не станет королем объединенного Шема. Да и правильно, не потянет он, хватит с него и Асгалуна.

Конан хмыкнул и тоже перевел взгляд на Шушан, пытаясь понять, что же там привлекло внимание Сая. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как неторопливо расползаются в стороны тяжелые створы городских ворот, выпуская наружу защитников, очевидно, решивших дать осаждавшим последний бой, ведь не рассчитывают же они, действительно, победить, сколько их там может быть, тех защитников? К тому же полуодетых, плохо вооруженных, с какими-то баулами и детьми…

Детьми?..

Не армия — толпа. Не защитники — беженцы.

— Если память мне не изменяет… — Сай по-прежнему смотрел на город, не обращая на все прибывающую толпу беженцев перед его распахнутыми настежь и никем не охраняемыми воротами ни малейшего внимания. — Там у них как раз должен быть королевский замок.

Сай смотрел на черный дым, густыми клубами поднимающийся над полуденной частью Шушана.

***

Глава 47

— Бойцовых длинноклювых птиц Ан-исте все боятся. Даже больше, чем самих женщин-воительниц. Ведь эти птицы могут проткнуть воина в доспехах насквозь — такие у них острые и сильные клювы. А еще они воруют детей в ближайших селениях, если вдруг какой-нибудь из воительниц захочется поиграть в «дочки-матери». Потому-то рядом с племенем женщин-воительниц никто никогда не селится.

Вот и вокруг замка Красного Перышка не было никакого другого жилья. На целых три дня пути в любую сторону. Только старая шаманка. Она поселилась в пещере за Черным лесом. Эта шаманка вообще ничего не боялась. И никого. Потому что детей у нее не было, а с Ан-исте она не церемонилась. Очень давно одна молодая и глупая воительница смеха ради натравила на шаманку свою боевую Ан-исте — и осталась без птицы. Шаманка задушила длинноклювую Ан-исте прямо в полете. Захлестнула на ее длинной шее собственное ожерелье из черепов нерожденных младенцев — и дернула как следует…

После этого у Шаманки появился посох в виде длинноклювого черепа и уважение всего племени воительниц. Те всегда превыше всего ценили чужую воинскую доблесть и умение убивать. А убивать Шаманка умела.

А еще она была бабушкой Красного Перышка. И та носила ей иногда пирожки. А бабушка учила ее. Тому, что умела...

***

Кукле все равно. Над нею кричат, суетятся. Один — чаще прочих. Неприятный. Впрочем…

Кукле все равно

Она рассказывает сказку. Иногда — кому-нибудь, все равно кому. Чаще — самой себе.

Сегодня опять пришел противный. Пусть. Кукле все равно. Или нет? У противного на поясе что-то висит. Что-то интересное. Красивое. Кукла не помнит, что это.

Или помнит?..

— Что…

— Милая?! Хвала Иштар, ты пришла в себя?! Я твой будущий муж. Я спас тебя от жутких…