Эра Огня 5. Мятежное пламя (СИ) - Криптонов Василий

— До заката — часов семь, не меньше, — с жаром говорила мне госпожа Алмосая, у которой глаза горели, как две Полярных звезды. — Полагаю, мы успеем вдосталь поиграть перед путешествием.

— До заката? — уточнил я. — Путешествие?

— Мы ведь на закате летим за Воздушным Сердцем, так? — спросил Лореотис, неспешно делая растяжку во дворе. Он то и дело морщился. Похоже, стражи Мелаирима вчера неплохо его помяли, хотя и обошлось без явного членовредительства.

— Про закат — Денсаоли разболтала, да? — вздохнул я.

— Ну как тебе сказать… — Лореотис, поставив руки на пояс, прогнулся назад. — Я, как рыцарь, не сдам соклановца суровому главе. Но по старой дружбе намекну: нет. Денсаоли вряд ли бы вообще стала со мной разговаривать.

Денсаоли, Мекиарис… Какая уже, на фиг, разница? Ладно, понял, проехали. Никакой в этом, в принципе, тайны и не было.

— А откуда вы взяли, что я собираюсь за ним этим же вечером?

— Так это же очевидно! — воскликнула Алмосая, ещё шире раскрыв глаза.

— Ты ведь не мог решить отдать ублюдку нашу кроху, — подтвердил Лореотис, выпрямляясь.

— А значит, вариант только один, — добавила Натсэ.

Закончила зевающая Авелла, выходя из дома:

— Перетянуть на нашу сторону всё, что только можно, и дать бой с тем, что есть. Я жду только приказа, остров готов.

Я обернулся, бросил взгляд на Материк. Взгляд, по ощущениям, был прощальный. Правы они. На закате — путешествие за Сердцем, потом — битва. Что сейчас-то делать? Пиво пить и в карты играть? Контрольная тренировка не помешает.

— Как быстро ты сможешь поднять остров в случае опасности? — спросил я Авеллу.

— Он моментально поднимается, — ответила она. — Важнее вопрос, как быстро все смогут на него вернуться. Подниму, а потом всё будет зависеть только от маневренности. И потом, вряд ли Пламя нападёт на нас днём.

— Не стал бы на это надеяться, — покачал я головой.

— Ночью он казался очень уставшим.

— Ладно. Полетели вниз.

Я встретил взгляд Натсэ и улыбнулся ей:

— Посмотрим, на что ты способна.

Она мне в ответ почему-то не улыбнулась.

***

Мы все собрались в столовой, в нашей импровизированной штаб-квартире. Молчали, глядя на Авеллу. Она, закрыв глаза, положила руки на стол. Лицо её было напряжённым, сосредоточенным. Вот по полу пробежала дрожь, снаружи послышался звук, нечто среднее между шуршанием и стуком — край острова прополз по краю Материка.

Потом — такое же чувство, как в старом лифте, который резко начинает двигаться вниз. Лёгкая паника, сердце подпрыгивает… Но падение тут же закончилось. Авелла открыла глаза и выдохнула сквозь сомкнутые губы. Улыбнулась:

— Летим. Извините, я ещё не очень плавно управляю. У Алмосаи гораздо лучше получается.

— Не расстраивайся, — подбодрила её госпожа Алмосая. — Ты всё делаешь абсолютно верно, плавность придёт с опытом.

За окном летели облака. На душе было немного муторно. Как, наверное, и должно быть, если покидаешь пристанище, которое пусть недолго, но называл домом. Есть вот люди, ведущие кочевой образ жизни. У них, наверное, не бывает такого чувства. Их дом — дорога. Бродяги всякие, путешественники, вроде Конюхова. Интересно было бы залезть в голову к такому персонажу, прочувствовать, каково это — не быть привязанным ни к чему.

— Найдём какое-нибудь пустынное место, хорошо просматривающееся, — предложила Натсэ. — Я только окрестности Сезана знаю… У кого-нибудь есть идеи?

Все помолчали, переглядываясь. Откашлялся Мердерик:

— Есть, и немало. Я достаточно путешествовал по миру. Могу рекомендовать.

Я поморщился. Не лежала душа доверять этому человеку. Несмотря на то, что он пришёл на помощь в Тентере. По мере своего форсированного взросления я понял множество неочевидных вещей, которым не учат в школе, и о которых молчат родители. Одна из них: хорошие дела могут делать плохие люди. И порой могут их делать лучше хороших людей.

Взять хоть Мелаирима. Долго он был для меня кем-то вроде… отца, что ли. Учил, вытаскивал из разных передряг, спасал от смерти, помогал советом, дал кров, в конце-то концов. А теперь? Теперь Мелаирим — враг. Причём, не просто так враг — типа, «забери свои игрушки и не писай в мой горшок», а настоящий враг, вроде Гитлера. И вспоминать про него что-то хорошее — себе дороже.

Если смотреть более глубоко, то и вовсе глупо разделять людей на плохих и хороших. Люди просто есть, и каждый действует, сообразно со своим понятием о правильности. Поэтому лучше всего не глядеть на ситуацию с позиции независимого наблюдателя, как Старик, а отстаивать своё.

Кевиотес — хороший человек и чертовски правильный рыцарь. Но я вышвырнул его из своей жизни и ни о чём не жалею. Способность жалеть о таких поступках в моей душе выгорела давным-давно. Может быть, в тот миг, когда Искорка по моей просьбе преодолелаВакуум и атаковала Искара, использовав мою душу, как топливо. А может, и гораздо раньше…

— А от Сезана мы далеко? — спросил я.

Авелла прикрыла глаза, сверяясь с картой. Вукт усмехнулся, взглянул на меня:

— Что, ностальгия замучила?

— Просматривал отчёты, — пожал я плечами. — Мелаирим там вроде бы что-то невероятное устроил. Интересно посмотреть, что именно и зачем. Как говорится, прежде чем кого-то уничтожить, нужно узнать о нём всё, понять, чем он дышит…

Я осекся и задумался, вспоминая, откуда у меня взялась эта мудрость. Вспомнил: незадолго до смерти эти слова произнёс Убийца Наэль. Что ж… Вот ещё один учитель, который оставил след у меня в душе. Не самый плохой след. Хороший человек, или плохой? Глупый вопрос. Ни к чему его задавать.

— Ветер попутный, — сказала Авелла, открыв глаза. — За час долетим.

— И в получасе от Сезана найдётся подходящее место, — вставил Мердерик.

— Тогда полетели, — сказал я. — Невидимость, все дела… Покружим десять минут, просто составить впечатление. Материк, как я понимаю, туда давно не совался. Боялись.

Кивнув, Авелла изменила курс острова. На этот раз глаза она не закрывала, только взгляд на мгновение затуманился. Я почувствовал, как остров дёрнулся и заскользил в воздушных потоках.

— Очень хорошо, — похвалила Алмосая. — Уже гораздо плавнее.

Общий сбор закончился. Все встали. Я обратил внимание, что Маленькой Талли уже выделили отдельный стул. Она сидела с важным видом, над столом виднелись только голова и плечи. Боргента помогла ей спрыгнуть на пол, причём, мне показалось, будто Маленькая Талли с полным осознаниемпозволила матери ей помочь. Уж ей-то, которую воздух слушался, как родную, о таких мелочах, как высокий стул, можно было вовсе не переживать.

Когда они обе встали и отвернулись от меня, я вдруг содрогнулся.

...когда я на тебя смотрю, у меня возникает странное чувство…

От головы Боргенты к моему сердцу протянулась тонкая фиолетовая ниточка. Разумеется, никто больше её не видел. Это было «зрение души», или типа того. Не так уж обязательно всему давать названия.

Я ощутил эту связь. Мне даже показалось, будто я чувствую нечто вроде… любви. Чужой любви. В тот миг, когда я это почувствовал, вдоль фиолетовой ниточки полетели сердечки. Сердечки! Блин, похабщина какая. Но, видимо, в моём сознании не было никакого другого достойного графического обозначения любви.

И, как будто этого было мало, от головы Маленькой Талли протянулась ещё одна нить, на этот раз почему-то голубая. И вдоль неё полетели такие же голубые птички. Круглые и какие-то нелепые. Они вонзались клювами в моё сердце, не причиняя боли.

И принеси мне игрушку с птичками!

Они уже ушли, но я продолжал ощущать связавшие нас нити. Продолжал их видеть, лишь слегка сосредоточившись.

—Давай помоем тебя, — услышал я голос Боргенты с лестницы. — Ты же на улице играла…

—Только я сама ванну наберу! — воскликнула Талли.

—А где ты возьмёшь…

Голоса стихли, превратившись в невнятные отголоски. Но я будто проваливался всё глубже и глубже в себя. Перед внутренним взором вновь выплыла загадка: «Почему печати огня чёрные?». «Когда огонь сокрыт за чернотой?». «Их делают из розового агата...».