Мир Чаши. Дочь алхимика - Крамер Филипп

— Я должна рискнуть, — и серые глаза встретились с темными от волнения глазами Теобальда. Лекарь медленно кивнул: он тоже знал, что отчаянное время требовало отчаянных решений.

Жозефина глубоко вдохнула, заново сосредотачиваясь, и ее пальцы принялись выплетать недостающую часть Узора, заново прорисовывать ее, каждую линию, каждый завиток; сияющий арабеск застыл в воздухе, видимый только магам — бойцы могли лишь смотреть, как тонкие пальцы скользят над кожей, выписывая прихотливые фигуры. Завершив работу, девушка осторожно, но не медля, опустила готовый кусок, и концы его четко соприкоснулись с изъеденными концами Узора волшебницы, а сама целительница плотно прижала ладони по бокам от раны — так, будто пыталась удержать Потоки, не дать им вновь распасться; в сущности, примерно так и было — Жозефина соединила собственный Узор с Изабель, так что теперь смертоносной магии пришлось сражаться не с одним измотанным телом, а сразу с двумя, одно из которых было полным сил и решимости не отдавать раненую какому бы там ни было злодею. Потоки слились, и с ладоней заструилась не просто энергия, но Жизненная Сила — то, что заставляет тело жить, наполняет его, связывает с духом, дарует здоровье…

Два ручья Силы, соединившись в ране, прошли насквозь, не встретив сопротивления — и унесли с собой то, что убивало Изабель. Теперь рана была чистой, и исцеляющие искорки начали стягивать пронзенную плоть, восстанавливать кость, отращивать сосуды — с благословения Трехликой Даны, к полуночи раненая очнется, а утром уже сможет сесть на коня и вновь примет командование отрядом. Теобальд, переговаривавшийся с Меченым, не забывал наблюдать за исцелением, и теперь смотрел на Жозефину как-то странно, искоса, и воспрявшая надежда мешалась в нем с глубочайшим удивлением.

— Госпожа де Крисси, — помедлив, спросил он, — вашей матерью, насколько я могу судить, была Лилия де Крисси?

— Да, — устало подтвердила Жозефина, поворачиваясь к магам и подбирая под себя ноги. Сила стремительно стекалась к ней, но напряжение души утомило ее куда больше.

— Тогда я понимаю, откуда у вас столь великолепные способности целителя, — еще более осторожно, словно поднимаясь по готовой осыпаться скале, продолжал лекарь. — Но откуда в вашей крови магия Корней? То заклинание тоже несло ее, и именно эта магия в вас самой смогла заставить ее уйти…

Она слишком устала, чтобы с подобающим вниманием отнестись к услышанному от Теобальда и даже тому, что возникло в ее собственной голове в качестве ответа.

— Я полагаю, что опытный столичный лекарь, воспитанник храма Исцеляющей и вольнослушатель Академии, должен знать, что у ребенка обычно два родителя.

От кустов раздался сдавленный хоровой всхрюк, и даже Меченый, не сдержавшись, хмыкнул. Теобальд ошалело кивнул и остался обдумывать эту мысль, а Жозефина кликнула своих бойцов. Парни споро сбегали за хворостом и запалили небольшой бездымный костерок; рядом подсыхала, дожидаясь ночного часа, толстая валежина. Раненых тоже перенесли поближе, и Теобальд, поколдовав над ними, присоединился к собравшейся у костра компании.

— Благодарю вас, госпожа де Крисси, — сердечно сказал маленький лекарь и истово поклонился. На лицо Изабель возвращались краски, это было видно даже в сгущающихся сумерках, и лекарь искренне радовался тому, что волшебница осталась жива.

— Не стоит, — медленно ответила Жозефина, глядя в огонь, — я всего лишь исполнила свой долг.

Меченый сидел рядом с ней. Плечом и бедром она ощущала тепло его тела, а мысли все были о рассказе Теобальда. Лекарь говорил, что столица в осаде — неизвестно откуда почти под самыми стенами появилась армия зверолюдов и тварей Корней, и магическая связь пресеклась почти мгновенно; не работали связные талисманы, магические вестники пропадали и даже мастерски открытые Врата вражеские маги ухитрялись прерывать. Благо кольцо осады стягивалось медленно. То, что маленький отряд вообще сумел отлежаться в лесу, нельзя было объяснить иначе чем удачей и божественным благословением: зверолюды, созданные много веков назад обитателями Подземья, и сами эти обитатели из низших очень не любили восток — благую сторону света, откуда является Плод Ветвей, животворящее солнце. Но и местечко у Восточной стены тоже вряд ли долго будет оставаться безопасным — утром, когда раненые окончательно исцелятся, требовалось уходить.

— Мы идем на Восток, — говорила Изабель, опираясь спиной на один из заплечных мешков. Теперь она выглядела не мертвецом, у которого по недоразумению все еще слабо приподнимается дыханием грудь, а просто уставшей и обессиленной, и ее голос, пока еще тихий, звучал уверенно, как подобает говорить предводителю. — Альвэнда не справится, ей нужна вся помощь, какую она может получить. Я понимаю, что после Больших Северных учений Север может не прийти, но… — Она посмотрела на Жозефину, и в ее взгляде были и понимание, и гордость, и просьба.

— Я постараюсь убедить людей, — кивнула Жозефина. Она не питала к столице и королю никаких теплых чувств, но там были Мартин и домочадцы, и дом, где ее родители вместе с детьми были счастливы, пусть и недолго; да и не годится бросать целый город на потребу нечеловеческим существам, тем паче что столицей они могли вовсе не ограничиться. Изабель, насколько позволяла ей затягивающаяся рана, склонила голову в жесте глубочайшей благодарности.

Вскипели над огнем котелки, и люди полезли в сумы добывать дорожный припас. Жозефина непререкаемо заявила, что тем, кому предстоит долгий поход, негоже тратить еду, если есть иная возможность, и Каталин с парнями сами достали вяленого мяса и сухарей на всех. Вместе с сушеными летними травами и крупой вышла прекрасная похлебка, а после пошел по кругу рог с взваром из веточек малины, куст которой так кстати рос неподалеку. Северянам нечего было беспокоиться о еде: утром им предстояла не долгая дорога в неизвестные и опасные места в тылу вражеской армии, а короткий скок назад вдоль стены и шаг во Врата.

Не забыли и пленных: их усадили к костру и, развязав руки и спутав взамен ноги, накормили из общего котла. На поляне не нашлось никого, кто понял бы их, и Жозефина посмотрела на Каталин, у которой опыт действий в подобных случаях был куда как поболее.

— Что будем с ними делать?

— Деревьев вокруг много, — отозвалась Мать воинов и потянулась к седельной суме, где лежал моток прочной веревки.

Пленники, несмотря на то, что не разумели языка Чаши, поняли, что их ждет, и наперебой залопотали; и не нужно было знать их язык, чтобы понять мольбу сохранить жизнь. Которая, к слову сказать, уже угасала, будто кто-то отмерил им определенное количество сил и сейчас они кончались — Узор медленно выцветал, и жить им оставалось хорошо если до послезавтрашнего утра. Жозефина попыталась влить Силу в одного из них, и тот умер точно так же, как другой, которого она пыталась усыпить — мгновенно и безнадежно. Она посмотрела на второго, в ужасе замершего под тяжелой рукой Шэнана, и приговорила:

— Пусть будет честная сталь.

Гибкий северянин с неожиданной силой поднял пленника на ноги и увел за кусты. Уиллас и Брэнд пошли следом, и вскоре все трое вернулись на поляну, оттирая клинки от земли.

Жозефина молчала, слепо глядя в огонь: брали свое усталость и мрачные мысли. Только что по ее слову убили человека; совсем недавно она убила сама, пусть неумышленно, по неосторожности, а вернее сказать — но незнанию. Им оставалось немного, но имела ли она право забирать у них пусть совсем недолгую, но все же жизнь?

Иногда милосердие принимает форму меча.

Два отряда допили малиновый отвар за упокой душ, и тихие беседы возобновились.

Люди короля глазели на дивных Небесных Зверей, но украдкой. Те бестрепетно позволяли любоваться собой, устроившись рядом со Всадниками; мантикора иногда поднимала с бедра Каталин пушистую морду, прислушиваясь и принюхиваясь к запахам ночи, остальные как будто дремали, иногда шелестя пернатыми крыльями.

— …а еще там видели стяги болотников, не меньше трех разных…