Ритуал (СИ) - Ри Тайга

— Мисси, — всплеснула руками та. — Красотыща какая…

— Апчхи…! Выкини!

— Хоть картиночку оставили бы, мисси, — сдвинула брови аларийка. — Кажись, не каждый день вам букеты дарят…

— А-п-ч-хи! И карточку выкини! Она тоже воняет! А-п-ч-хи!

— Мисси…

— Немедленно, Нэнс… простонала я нос и опять высморкалась. — Если не хочешь, чтобы я умерла прямо здесь… А-а-а-п-ч-хи!

— Божечки, мисси, уже бегу, — аларийка подхватила вазу с этим псаковым букетом, тисненую карточку со столика, и побежала к двери. — В зеленую гостиную, — напутствовала она служанке тихо, но я услышала.

— Выкинуть!

— Вы не бываете в зеленой, мисси, — протянула она укоризненно. — Букет не виноват в том, что у вас алиграя…

— Аллергия… а-п-ч-хи! О-о-о…

Кантор знал, чем можно меня добить после вчерашнего. Лилии сияли. Тигровые, королевские, хищные, щедро обработанные магией, чтобы дольше… воняли!!! В Цветочной лавке таких не купишь, интересно, какую оранжерею он ограбил — веник был впечатляющим. Я бы заплатила в два раза больше, чтобы эти лилии навсегда остались там, где он их взял.

Ненавижу тигровые лилии.

— Ап-п-п-ч-хи! — единственные цветы, на которые у меня аллергия. Я шмыгнула носом. Букет принесли утром, Нарочный Тиров, ещё до того, как я открыла глаза. Никаких украшений — только цветы и карточка. Тисненная, бумага с тонким золотым напылением — позёр! И одно единственное слово: «Очарован». Подписи не было, но, как любят некоторые Высшие — начертано было магией. Золотая тировская сила фонила — это очень старомодный способ продемонстрировать личный уровень и безупречный контроль. Сир со средними способностями не выведет и штриха.

«Очарован». Сомневаюсь, что это слово сегодня подходит — я опять повернулась к зеркалу. Шея болела. Отпечатки чужих пальцев четко выделялись на белоснежной шее темными пятнами.

Дядя прав. Думать — это не моя сильная сторона. Блау, ты не просто дура, ты идиотка.

— У-у-у-у, — простонала я опять. Все будет просто? И быстро?

— Мисси, — опять всплеснула она пухлыми руками, — что болит?! Целитель давеча сказывал, как только, так сразу звать…

— Ни-че-го-ни-где-не-бо-лит, — с того момента, как я утром открыла глаза Нэнс спрашивала уже десятый раз одно и то же.

Тонкую царапину на виске прикрыли волосами — аларийка выпустила широкую прядь и долго ворчала, что если так пойдет дальше, мисси останется совсем лысой — подпалилось знатно. Состричь с утра пришлось много, но в отличие от Маги, аларийка свое дело знала, и было почти не видно.

— У-у-у-у….

Какая же я идиотка, прости Великий!

Мне было так стыдно, что у меня непроизвольно вспыхивали щеки, когда я урывками вспоминала вчерашнее — отдельные фразы, лица, вспышками.

Как можно было не понять сразу?

Статуэтка Змея недовольно подмигивала мне рубиновым глазом — где обещаное?

— Прости, нашивок не перепало, ни нашивок, ни колец, — я погладила его кончиком пальца. — Могу я ошибиться?

Нет. Не могу. Не имею права. Так глупо. И ведь все проверки пройдены! Никому нельзя верить. Только себе.

На туалетном столике стояли фиалы в ряд — часть я уже выпила, вторую после завтрака, третью — на вечер. Целитель поработал хорошо — тянуло, но боль чувствовал отдаленно, приглушенным фоном. На спину я смотреть не стала — мне хватило ноги и бока, и вида лица Нэнс, когда она помогала мне в купальнях.

— Нет, убери, — я махнула аларийке, — хотя оставь. — Она снова метнулась ко мне с ворохом шарфов. — Нет, убери. Был меховой воротник — высокий и подойдет по сезону, чтобы закрыть всё это…

Я ещё раз с неудовольствием посмотрела в зеркало.

— И перчатки, кружевные, без пальцев, в тон, — я пошевелила жирными, смазанными заживляющей мазью пальцами — расцарапаны и сбиты в кровь. Тоже нужно закрыть.

Если посчитать все допущенные вчера ошибки, пальцев на одной руке не хватит, и первый бой… Я снова застонала.

— Мисси, — Нэнс уперла руки в боки. — Где болит!

— Тут, — я постучала костяшками по голове. — Тут болит…

— … божечки я за мастером-целителем …

— … мозгов нет потому что.

— Мисси, — философски протянула Нэнс, — нужно съесть сладкого, и сразу всё пройдет. — Она перекладывала с большого подноса то, что принесли служанки с кухни. — Вы у меня вот, — она сжала внушительные кулаки, — вот на этих руках выросли. С самого детства… если не дано чего… обделил Великий… это почитай сразу видать…

Я поперхнулась.

— Нэнс, ты хочешь сказать, что у меня нет мозгов? — одно дело выслушивать такое от дяди, и совсем другое от собственной служанки.

— Рази я могу, мисси? — Нэнс округлила глаза. — И не я говорю — вы говорите, — она начала загибать пальцы, — матушка ваша ещё помню сетовала, дядя ваш, — ещё один палец, — и братец, хотя кому-кому, а ему грех так говорить… Съешьте сладкого, мисси, и не думайте лишнего…

Нэнс налила пиалу свежего чая и переставила с подноса блюдца — пирожные. Те самые, которые я любила по утрам. Ёщё теплые рисовые лепешки и крохотные пирожки на один укус.

За вчерашнее наш Центурий просто убил бы меня, а потом воскресил, чтобы я не позорила его седины. Расслабилась на мягкой постельке, успокоилась, что дядя рядом. Давно тюремного пайка не ела, Блау? Пирожные ей подавай, торты, пирожки, и непременно свежее все. Отожралась.

— Убери, — я отодвинула от себя тарелку.

— Мисси, — всплеснула руками огорченная аларийка, ваши любимые же. И мастер-целитель сказал нагуливать аппетит…

— Ещё не нагуляла, — рявкнула я. Никаких пирожных. Хватит. Расслабилась. Дорвалась до мягкой постели и сладкого. — Есть лепешки? Простые и не сладкие?

— Дык… вчерашние кажись остались, но твердые оне, мисси, зачерствело уже… а пирожки свежие, Маги раньше зари встала, чтобы значится…, — в голосе аларийки отчетливо звенела обида и непонимание.

— Убери, Нэнс.

Но она всё настойчивей двигала и двигала эти псаковы тарелки ко мне.

— Убери! — я смела тарелку со стола, лепешки запрыгали по полу. — Никаких пирожных, никаких пирожков. Хватит. Неси чем черствее, тем лучше. Неси вчерашнее.

— Мисси, вы же отродясь такое не ели…

— Нечего отжираться, — я хлопнула ладонью по столу. — Вон какие бока. Будем худеть, Нэнс.

Брови аларийки поднялись домиком — ущипнуть себя за бок у меня не вышло — с одной стороны не за что было, а с другой — нельзя, все жирно смазано лечебной мазью, поэтому … я ущипнула за пухлый бок Нэнс.

— Вот какие бока, — аларийка начала медленно заливаться темной краской. — Это вредно для здоровья. Поэтому будем худеть вместе — одна ты не сможешь. Скажи Маги — у нас пост Великому, покаяние за грехи, — добавила я подумав.

— И за какой грех-то пост держать? Что за грех то такой?

— Самый страшный грех, Нэнс, — я сдула длинные пряди челки со лба. — Это глупость. Несусветная, — добавила я, подумав.

— Но мисси, — аларийка чуть не плакала, — я то ведь не грешила…

— Значит согреши! Чтоб не зря!

— Но мисси!

— Я всё сказала! Худеем и точка. Неси вчерашнее!

Пока Нэнс подбирала все с ковра, в дверь спальни постучали — короткий решительный перестук, скрипнули петли, и бодрый, неестественно веселый Наставник зашел в спальню.

— Наставник… ясного дня…

— Ясного дня, Вайю…, — Луций аккуратно, бочком, обошел аларийку и перешагнул рассыпанные лепешки. — …как вы тут?

Нэнс зарделась, выронила все на пол обратно, ойкнула, и тут же начала подбирать снова. Я хмыкнула, глотая смешок, и глазами показала Луцию на кресло, одно из двух, которые вместе с маленьким столиком стояли под репродукцией «Грозовой охоты». Аларийка ойкнула ещё раз, и, прихватив поднос и тарелку, умчалась к Маги. Наставник вчера произвел на нее просто неизгладимое впечатление.

Всё утро аларийка тараторила без умолку — когда помогала одеваться, в купальнях, когда приходил Целитель, все время… и говорила только о Луции.

Зи забрали из круга менталисты. И забрали «супостата» чернокафтанники к нам, на нижний уровень. Сяо с Луцием запустили стабилизатор. А трупам в артефакте-восстановителе делать нечего. То, что Зи жив — меня утешило. Одно дело — решать самой, и совсем другое убить, подчиняясь чужому воздействию.