Одержимый - Бардуго Ли

Несколько месяцев они безуспешно искали подсказки, способные указать местонахождение Прохода. Возможно, этот ритуал тоже не даст результатов. И все же они обязаны были попытаться. Ансельм, как вечно занятой родитель, время от времени добросовестно проверял их из Нью-Йорка, но в целом оставлял вариться в собственном соку. Вряд ли новый Претор последует его примеру.

– Давай установим защиту, – проговорила Алекс.

Они с Доуз работали вместе, рисуя солью на полу узел Соломона – обычный круг здесь не годился. Ведь в теории они готовились открыть портал в ад – ну или, по крайней мере, в какой-нибудь его уголок. Если сейчас демон в Дарлингтоне возобладал над человеком, им вовсе не хотелось, чтобы он проник в кампус и начал резвиться здесь в компании приятелей из ада.

Алекс сверилась с изображением, скопированным из книги о сдерживании потусторонних сил. Все линии узла пересекались друг с другом, так что невозможно было понять, где начинался рисунок. Судя по всему, демоны любили игры и загадки; в случае чего узел займет их на время, необходимое, чтобы провести обряд изгнания или заковать в цепи из чистого серебра – как придется поступить с Дарлингтоном. По крайней мере, Алекс надеялась, что «Лета» не поскупилась и цепи, найденные ею в ящике в оружейной, и впрямь были серебряными. А вдруг сюда вновь попытается прорваться чудовище из ада? По сторонам света они положили драгоценные камни – аметист, сердолик, опал, турмалин; маленькие блестящие безделушки, чтобы связать монстра.

– Не очень-то похоже, – вздохнула Алекс. Доуз лишь сильнее закусила губу. – Все будет хорошо, – проговорила она, не веря собственным словам. – Что дальше?

В качестве дополнительной предосторожности, если вдруг что-то справится с защитой узла, они расчертили линиями соли пол в коридоре через каждые несколько футов. В соль для заключительной черты добавили собственной крови, и полоса приобрела бледно-коричневый оттенок. Последний рубеж обороны.

Доуз вытащила из сумки маленькую игрушечную трубу.

– Ты будешь этим вызывать Дарлингтона из ада? – недоверчиво спросила Алекс.

– У нас нет колоколов аврелианцев. К тому же в описании ритуала просто сказано «инструмент воздействия или извещатель». Ты принесла записку?

Во время неудавшегося ритуала, проведенного в новолуние в «Черном вязе», они использовали договор на покупку дома, который Дарлингтон подписывал решительно, с надеждой глядя в будущее. На этот раз ничего подобного они не отыскали и прихватили записку от Мишель Аламеддин, найденную в ящике письменного стола в спальне Вергилия в Доме «Леты». Всего несколько стихотворных строк и записка:

«В былые времена существовал монастырь, где производили настолько благородный арманьяк, что монахам пришлось сбежать в Италию после того, как Людовик Четырнадцатый пошутил: следовало бы убить их, чтобы защитить их секреты. Это последняя бутылка. Не пей на пустой желудок и не звони, если ты не умер. Удачи, Вергилий!»

Не так уж много – пара десятков слов и отыскавшаяся в шкафу бутылка бренди. Гораздо менее впечатляющая, чем представляла себе Алекс, тускло-зеленая, со старой неразборчивой этикеткой.

– Он не открывал ее, – с неодобрением заметила Доуз, когда Алекс поставила бутылку на пол в центре узла.

– Предлагаешь рыться в его ящике с нижним бельем? Это просто алкоголь.

– Подаренный не нам.

– Так мы не будем его пить, – фыркнула Алекс.

Впрочем, Доуз была права. Они не имели права красть вещи, предназначенные для Дарлингтона, дорогие его сердцу.

«Мы вернем его, и он нас простит, – сказала себе Алекс, достала из сумки небольшой бокал и наполнила его теплой жидкостью, оранжевой, как закатное солнце. – Он простит меня. За все».

– Вообще-то нам нужно четыре человека, – проговорила Доуз. – По одному на каждую сторону света.

Им многое следовало бы сделать – найти четверых, отыскать Проход, потратить больше времени и придумать что-то стоящее, а не проводить этот наспех сляпанный из обрывков сведений ритуал.

Но теперь, когда они оказались на краю обрыва, Алекс знала – Доуз вовсе не хотелось, чтобы ее уговаривали спуститься с уступа. Она предпочла бы сразу оказаться на другой стороне пропасти.

– Давай, – подбодрила ее Алекс. – Он нас ждет.

Доуз глубоко вздохнула, карие глаза подозрительно ярко блестели.

– Хорошо.

Она достала из кармана маленькую бутылочку с кунжутным маслом и начала смазывать им стол, водя пальцем по краю. Сперва она двигалась по часовой стрелке, затем против, при этом что-то напевая на арабском языке. Добравшись до начальной точки, она поймала взгляд Алекс и, окунув палец в масло, замкнула круг.

Стол, кажется, вовсе перестал существовать. У Алекс возникло чувство, что она смотрит сквозь него прямо в вечность. Сейчас была только середина дня, однако легкие облака, еще мгновение назад видимые сквозь стеклянное окно в крыше, сменились вдруг усеянным звездами ночным небом. У Алекс закружилась голова, и ей пришлось на миг закрыть глаза.

– Сожги ее, – велела Доуз. – И позови его.

Алекс чиркнула спичкой и поднесла записку к язычку пламени, потом бросила горящую бумагу в пустоту, образовавшуюся на месте стола. Казалось, она плавала в пустоте, постепенно съеживаясь по краям, но прежде чем записка распалась на части, Алекс бросила в огонь горсть железных опилок. Отрываясь от бумаги, слова начали подниматься в воздух.

Удачи

ты умер

– Отойди, – велела Доуз и поднесла трубу к губам.

Какой звук могла издать эта игрушка? Только нечто тонкое и дребезжащее. Однако по комнате разнесся, эхом отразившись от стен, гулкий рев, ликующий звук рога, призывающий всадников на охоту.

Вдалеке Алекс расслышала мягкий топот лап.

– Работает! – прошептала Доуз.

Подавшись вперед, они склонились над тем местом, где раньше находился стол. Доуз снова подула в трубу, откуда-то издалека до них донеслось эхо.

«Возвращайся домой, Дарлингтон, – мысленно позвала Алекс, подняла бокал с бренди и опрокинула его в бездну. – Возвращайся и выпей из этой особенной бутылки, подними тост. – В голове вдруг снова зазвучала та навязчивая мелодия, и она пропела: – Давай пойдем, пойдем со мной. Дай руку мне свою».

Топот усилился, вовсе не похожий теперь на мягкий шорох лап. Постепенно он становился все громче и громче.

Алекс обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что происходит.

– Что-то не так.

Звук исходил откуда-то из темноты. Он раздавался снизу.

Каменный пол содрогнулся, Алекс ощущала нарастающий рокот даже сквозь подошвы ботинок. Из разверзшегося ничто пахнуло серой.

– Доуз, закрывай.

– Но…

– Закрой портал!

Теперь во тьме замерцали красные пятна; мгновение спустя Алекс осознала – это глаза.

– Доуз!

Слишком поздно. Алекс отшатнулась к стене. Из дыры на месте стола вылетел табун несущихся в панике лошадей. Угольно-черные, с пылающими красными глазами, они ворвались в комнату неистовой лавиной конской плоти. Копыта, ударяясь об пол, выбивали пламя. Разбрасывая соль и камни, адские скакуны помчались к двери в храмовый зал, потом, храпя, понеслись по коридору, одну за другой преодолевая защитные линии.

– Они не остановятся! – вскричала Доуз.

Казалось, лошади вот-вот вынесут входную дверь и выскочат на улицу. Но когда стремительно несущийся табун достиг последней соляной черты, смешанной с кровью, он вдруг рассыпался на части – так волна разбивается о скалы. Одна из лошадей упала набок и пронзительно заржала; со стороны казалось, что это кричал человек. Постепенно табун вновь слился в беспорядочный поток, лошади, громко стуча копытами, понеслись обратно в храмовый зал.

– Доуз! – позвала Алекс. Она знала множество смертных слов, припасла серебряные цепи, веревку с замысловатыми узлами, проклятый кубик Рубика – ведь демоны любят головоломки, но понятия не имела, что делать с изрыгающими серу лошадьми, вырвавшимися из самых глубин ада.