Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
– Ах, так это ты?
Он бросил Угодника на стену, тот ударился затылком, стал сползать на пол, но Олег мигом оказался перед ним, обе руки подхватили как пушинку, снова ударил затылком о каменную стену.
– Мерзавец! Мы все знаем!
Николай вскрикнул тонким заячьим голосом:
– Да, но что делать?.. Всевышний перестал что-либо делать! Он же с сотворения мира пальцем не шевельнул!.. Ну разве что два-три раза… по мелочи… да и то в древности!.. Мир брошен на произвол!.. А белый свет не может быть без хозяина…
Олег рычал как зверь, держа его за горло. Похоже, его самого ошарашило такое быстрое признание их врага. Зеленые глаза как два кинжала впились в красное, теперь багровое от удушья лицо.
– И этот новый хозяин – ты?
– Я не хотел! – вскрикнул Николай Угодник. – Мне самому быть бы только помощником! Но все указали на меня…
– Кто?
– Престолы, силы, серафимы, архангелы, власти… Ну, пусть не все, зато самые… Другие спят на ходу, а эти…
– А эти на ходу подметки рвут! – рявкнул Олег, он снова ударил святого лбом, на стене пятна крови стали больше, струйки поползли по камням, ненадолго скапливаясь на стыках. – Мерзавцы…
Николай рухнул на пол, кулак калики весил со скалу, кровь брызнула из разбитых губ. Томас выхватил меч, вдруг да заговорщик попытается улизнуть, загородил дорогу. Николай обратил к нему искаженное мукой лицо:
– Я помню тебя, рыцарь! Разве не я подарил тебе лошадку?..
Томас замер, меч сразу потяжелел, лезвие опустилось к полу. Затем Томас отбросил меч и бросился к упавшему с воплем:
– Санта-Клаус!
– Томас! – вскрикнул калика предостерегающе.
Он прыгнул на врага, озверелый, в глазах была безумная ярость, и Томас, в считаные мгновения поняв, что любимый Санта-Клаус сейчас погибнет, качнулся навстречу, они сшиблись, помещение вздрогнуло, прокатился гул. Два тяжелых тела рухнули как горы, круша и ломая все, что попадалось под их могучие тела.
Калика пытался вырваться, Томас удерживал изо всех сил, а когда калика с яростью ударил Томаса кулаком в лицо, тот все равно держал, хотя в голове зазвенели колокола, а соленая кровь брызнула из разбитых губ.
– Не… дам…
– Дурак, отпусти!
– Ни… за… что…
Олег занес кулак для второго удара, сокрушительного, но сбоку мелькнуло, захлопали крылья, их обдало порывом ветра. Олег в бессильной злости опустил кулак.
– Пусти, меднолобый… Эта сволочь уже удрала.
Руки Томаса разжались, но рыцарь не поднялся, лежа вытирал кровь с разбитого лица. В глазах его была ненависть.
– Мерзавец… – процедил он. – Язычник! Вот зачем пробрался в самое святое для истинного христианина. Но тут ты ошибся! Я тебе помешал, а теперь он вернется со всем своим воинством.
Калика дышал тяжело, морщился, прижимал ладонь к левому боку. Между пальцами струилась кровь, алыми каплями падала на белые мраморные плиты.
– Да, – сказал он хрипло, – эта сволочь сейчас вернется. Чем это он меня? Или это ты? Томас, он враг…
– Ты – враг!
– Нет, Томас.
– Врешь. Почему говоришь это только сейчас?
– Я сам только сейчас понял. Томас, надо уходить.
Томас с трудом перевернулся, поднялся на колени.
– Нет, ты не уйдешь. Я тебя задержу.
Олег прокричал разбитым ртом:
– Ты еще не понял?.. Это и есть враг…
– Нет! – крикнул Томас так, что вздрогнули стены. – Ты его ненавидишь, как все, что создано во славу Господа… Ненавидишь больше всех!
Олег поднялся, хватаясь за стену. Лицо было измученным, а голос внезапно упал:
– А ты?
– Я? – задохнулся Томас, набрал в грудь воздуха для крика, но опомнился, сказал ненавидяще: – Мне, как благородному рыцарю, отвратительна любая угодливость… даже от простолюдинов. Но у него это от слабости душевной, от желания всем угодить! Он и подарки детям разносит, а что от детей взять? Это не короли.
– Сегодня нет, – сказал Олег. – Сегодня нет… Хотя некоторые уже стали.
Томас насторожился:
– Что?
– Он уже получил силы больше, чем выказывает. Не заметил? У него нет врагов, а во всех христианских странах… а там народцу все больше, уже поговаривают, что после смерти вашего бога он сядет на его трон.
Томас закричал:
– Замолчи! Или я сам убью тебя! Господь Бог бессмертен, он не может умереть!
Олег отступил, в зеленых глазах стояла такая тоска, что Томас задохнулся от бури в груди, но пальцы лишь крепче сжали рукоять меча. Олег пошел к двери:
– Будь здоров, сэр Томас.
– Ты куда? – крикнул Томас зло.
– Раз уж я здесь, погляжу, что за змеиное гнездо мы разворошили…
Томас выставил перед собой меч, направив острие в голую грудь отшельника.
– Не выпущу. Это мой мир, я давал обет защищать. А ты – враг.
Олег покачал головой:
– А если попытаюсь?
– Убью, – сказал Томас. Он провел по губам шершавым, как терка, языком, повторил хрипло и убежденно: – Убью!
– А как же… дружба?
Томас вскричал, как раненый зверь:
– Молчи! Сам знаешь, в мир пришло… нечто выше дружбы, выше кровных уз, выше всего! Наш Господь ревнив, он требует всего… и мы отдаем все!
Олег смерил взглядом расстояние от кончика меча до груди, его зеленые глаза снова уперлись в Томаса.
– Ты уверен, что успеешь?
Томас ощутил в груди странное жжение. Острый конец посоха упирался ему в грудь, там блестела искорка. Мышцы отшельника были толстые, как сытые удавы. Страшное острие пронзит стальной доспех, как пленку бычьего пузыря. Взгляд калики печален, но Томас помнил, с какой холодной жестокостью язычник убивал и тут же забывал про жертвы.
– Рази, – выдохнул он со странным облегчением. – Может быть, и я успею… А нет, так сложу голову, защищая Пречистую Деву…
Внезапно в глазах Олега блеснула тревога, он чуть повернул голову. Томас тоже скосил глаза в ту сторону, и лишь когда в ушах прогремел страшный звон, когда оглох и ослеп от искр в глазах, понял, что подлый отшельник не родился отшельником, знает все хитрые уловки, а его, героя сарацинских походов, поймал на самом простом…
Он рухнул на пол, пытался ухватить противника, теперь уже противника, за сапог, но толстая подошва мелькнула перед лицом и пропала. Томас поднялся на четвереньки, тряхнул головой, в ушах звенели все колокола, словно сам себе саданул железным сапогом по железной голове. В глубине зала мелькнула фигура в звериной шкуре. Красные волосы развевались как пламя, что грозит сжечь весь… этот хехалот.
