Топить в огне бушующем печали. Том 2 - Priest

«Особенные» тоже люди, не божества и не слепые орудия. Спустя долгие годы кто не проникся бы негодованием?

Сяо Чжэн вспомнил, как холодно приняли командира Хуана на Совете Пэнлай. Неужели влияние школы Изначальной Истины распространилось и на него… и даже на само Бюро?

– Ах да, – добавил Ван Цзэ, – эта школа Изначальной Истины поклоняется какому-то ни на что не похожему зверю с головой дракона, посмотришь, как он зубы скалит, аж жуть берет…

– Это тотем князя демонов-яо, который вызвал междоусобицу Девяти провинций, в Отделе древностей есть исторические материалы, – вмешался стоявший рядом Ян Чао. Все взгляды тут же обратились на него, и он смущенно потер руки. – Э-э-э… Да что тут такого, я ведь готовлюсь к поступлению в аспирантуру по истории. В свободное время мне нравится сопоставлять всем известную историю с нашими внутренними записями, это чрезвычайно интересно и помогает по-другому взглянуть на мир.

– Тогда, боюсь, наш злодей еще и образованный, – вздохнул Ван Цзэ. – Ладно, эта нить оборвалась. Давайте закругляться. Надо немедленно отконвоировать всю шайку учеников господина Юэдэ в Главное управление.

Оперативники «Фэншэнь» поспешно зашевелились, а Сюань Цзи от нечего делать вспомнил о своих должностных обязанностях «директора Отдела старых служанок во внутренних покоях». В благодарность за усердие и сверхурочную работу он угостил всех кофе за свой счет.

Борясь с избыточным ростом побегов, Ло Цуйцуй переутомился и первым отправился отдыхать, а Ян Чао с Пин Цяньжу, молодые и смышленые, добровольно прибежали помочь. После долгого и тяжкого труда Сюань Цзи пригласил их двоих выпить чаю, за чаем завязалась болтовня, и вскоре они уже перемывали «Фэншэнь» косточки.

Из сплетен Сюань Цзи узнал, что Ван Цзэ – самородок из семьи обычных людей, Чжан Чжао – сын павших героев из Оперативного отдела Бюро, а прошлое Гу Юэси – загадка, она ни с кем не откровенничает. «Особенных» для оперативной работы отбирали не только на основании оценки их личных качеств, строгие требования предъявлялись и к их биографии. Те, у кого хоть один родственник не дальше трех поколений участвовал в деятельности против обычных людей, сразу отсеивались.

«Сын павших героев, загадочное прошлое…» – Сюань Цзи помалкивал и внимательно слушал байки об оперативниках «Фэншэнь». Наконец, размешивая сахар в кофе, он как ни в чем не бывало сменил тему и наобум поинтересовался успехами Ян Чао в подготовке к экзаменам.

– Директор… А-апчхи! – чихнув, Ян Чао в некотором волнении потер нос и неловко улыбнулся. – Думаю, письменного экзамена я могу не бояться. В последнее время я положил глаз на профессора, который занимается историей Ци, вот как раз стараюсь к нему заранее подмазаться. У нас в стране мало кто специализируется на истории Ци, конкурс не такой большой.

История Ци…

Рука Сюань Цзи, помешивавшая сахар, застыла. Он вдруг спросил:

– А что ты знаешь об императоре У, правителе Ци?

– Не могу сказать, что знаю много, однако большинство записей, касающихся Ци, так или иначе вращаются вокруг Шэн Сяо, от него никуда не деться, – когда Ян Чао говорил о том, что его интересует, насморк сразу улетучивался. Он с воодушевлением потер руки, в точности как енот-полоскун. – Император У за свою жизнь оставил немало тайн, настоящий супер-пупер-клад для историка.

Усилием воли Сюань Цзи прогнал вспыхнувший у него в мозгу образ.

– В смысле?

– Смотрите, самая большая загадка, связанная с ним, – резкий контраст между первой и второй половинами его жизни, словно это были два разных человека. Помните, был сериал по мотивам народных преданий, где императора якобы подменили?

– А в чем контраст? – не понял Сюань Цзи. – Первую половину жизни он воевал, вторую – правил и по-прежнему воевал.

– Нет-нет-нет, он не был классическим «императором-завоевателем». Роль Владыки людей в той войне была намного более сложной. Видите ли, он родился в особенно тяжелые и темные времена. Когда он появился на свет, императорский двор людей – то есть правительство – уже развалился и рассеялся по земле. Другими словами, и весь род людской тоже рассеялся. Их враг был слишком силен, победить его не представлялось возможным. Я приведу не совсем корректную аналогию: положение людей в ту эпоху практически не отличалось от положения диких животных. На их территорию вторгались чужаки, их безжалостно убивали, угоняли в рабство, иногда даже пожирали. У нас, впрочем, сегодня есть закон о защите диких животных, но никакого закона о защите людей не существовало.

С этими словами Ян Чао достал карандаш, взял с чайного столика бумажную салфетку и несколькими небрежными штрихами изобразил на ней карту Великой Ци. Было ясно, что как минимум основные факты он знает хорошо. Видно, он ничуть не хвастал, когда говорил, что не боится письменного экзамена.

Ян Чао продолжил, по мере рассказа указывая на соответствующие области карты:

– У людей, имевших несчастье родиться в ту эпоху, было два пути: отправиться либо на север, либо на юг. Те, кто бежал на север, шли в так называемые Земли Северных равнин. К западу от них простиралась пустыня, на юге возвышались горы Бучжоу [22], а на востоке тянулись ледники Бэйцзюэ, образуя естественные границы. Таким образом, Земли Северных равнин было сложно захватывать и легко защищать, что называется, крепкая кость, такая мало кому по зубам. Но никто и не пытался ее разгрызть: из-за лютых морозов и нехватки ресурсов врагам не было никакой нужды на них нападать. В результате Земли Северных равнин стали крупнейшим местом компактного проживания людей. Те, кто направился на юг, переплыли море и добрались до острова Гаолин, то есть… э-э-э… нынешнего острова Юйчжоу, а также до островов Южного моря. Людей, ушедших на юг, притеснял живший там клан не-людей, им приходилось выполнять черную работу и влачить жалкое существование. Наконец, те, кто не смог бежать и остался на Центральной равнине, скитались в дикой глуши, как бродячие псы, постоянно прячась, и умирали один за другим, не находя даже места погребения. И представьте себе, при таких исходных условиях за каких-то двадцать с небольшим лет император У объединил всех людей под своим началом. Он наверняка обладал незаурядной харизмой, раз сумел дать людям надежду, убедить их поверить в него, поверить, что, последовав за ним, они смогут достойно жить на земле.

Сюань Цзи опустил взгляд на карту обширных территорий с разрозненными людскими поселениями. Какое-то странное чувство вдруг охватило его, но не успел он понять, что это могло значить, как оно уже развеялось.

Собравшись с мыслями, он заговорил:

– Когда император У восстановил страну, ему было всего лишь около двадцати лет. Подросток, который всю жизнь мыкался по белу свету, – какая у него могла быть харизма? Я слышал, на сегодняшний день наиболее авторитетная в ваших кругах теория гласит, что в ранние годы он был всего лишь марионеткой, символом, вокруг которого сплотились людские массы, а подлинный гений, который действительно их объединил, стоял за его спиной.

– Вы говорите об императорском наставнике Дань Ли? – уточнил Ян Чао. – Да, вероятно, именно ему принадлежит заслуга восстановления Великой Ци. Эта версия широко распространена и хорошо объясняет, почему так различается манера правления императора У в ранние и поздние годы. После убийства Дань Ли его нрав практически сразу разительно изменился.

Сюань Цзи сам завел речь о Дань Ли, но как только он услышал, что Ян Чао с ним соглашается, в душе у него ни с того ни с сего вдруг вспыхнул пламенный гнев. Лишь благодаря своему извечному здравомыслию он чуть не брякнул: «Что за бред!»

Ян Чао же целиком погрузился в собственные мысли и не заметил выражения лица директора Сюаня. Он продолжил болтать:

– Дань Ли чрезвычайно интересная личность, и все же мне кажется, этот Шэн Сяо не был простым «знаменем» – в конце концов, согласно принятым в то время законам престолонаследия, он не являлся первым в очереди на трон рода людского.