Веззам видел, как исказилось в гневе лицо рундки. Истерд шагнула к церковнику, схватила того рукой за воротник рясы, толкнула к верстаку так, что Норберт шлепнулся на него задницей.
– В первый раз Грегор выбрал себе мягкую и кроткую жену – и где она? – прошипела королева, нависнув над съежившимся от неожиданной вспышки ярости монахом. – Принесло это радость Хайлигланду? Принесло это мир и счастье хоть кому-то?
– Но…
– Молчать! Ещё раз перебьешь меня – проткну насквозь, – она взмахнула мечом в воздухе, явно наслаждаясь произведенным эффектом. – Желай Грегор мягкую и милосердную благодетельницу, женился бы не на мне, а на одной из высокородных хайлигландских девчонок. Поверь, я знаю, что после смерти первой жены Грегору было плевать, на ком жениться. Но он выбрал меня. Ему не нужна была нежность. Грегор Волдхард хотел силы.
Норберт заскулил.
– Госпожа, я всего лишь забочусь…
– Заткнись хотя бы сейчас. Я не закончила, а от твоих поучительных речей каждый день раскалывается башка.
– К-конечно, госпожа, как пожелаете…
Истерд не останавливалась:
– Когда Грегор впервые уехал в империю, его женщину отравили. Когда он отправился в Рундкар помогать моему отцу, Эллисдор едва не захватили Эккехарды. Я лишь смотрю назад, брат Норберт. И я вижу, что каждый раз, когда Грегор Волдхард покидает Эллисдор, в этом городе происходит что-то очень скверное. И я хочу быть готовой, если и в этот раз кто-то посягнет на нашу безопасность.
– Уверяю вас, граф Урст…
– Не справится один, – перебил церковника Веззам.
Оба – Истерд и Норберт – удивленно на него обернулись, словно позабыли о его присутствии. Щеки королевы залил легкий румянец, и она отпустила монаха.
– Видимо, я, и правда, переусердствовал в наставлениях, – проговорил он, поправляя перекосившуюся рясу. – Прошу простить меня, госпожа. Теперь я вижу, что ваше желание сражаться продиктовано не варварскими привычками, а заботой о новом доме.
Лицо Истерд лишь едва дрогнуло, когда монах сравнил ее народ с варварами, но она сдержалась.
– Я буду обучаться владению мечом, брат Норберт, – твердо проговорила она и положила оружие на верстак. – Если для этого нужно особое разрешение графа Урста, добудьте его, пока с ним не пошла разговаривать я.
И без того лошадиное лицо церковника вытянулось еще сильнее. Норберт печально вздохнул, прикоснулся к висевшему на шее серебряному диску, очевидно, ища у него успокоения.
– Даже если Адалар ден Ланге и позволит… До первой легкой травмы, ваше величество. Если хоть волос упадет с вашей головы, и король узнает, что я был тому виной, я заплачу жизнью.
* * *
Истерд поздновато осознала, что наверняка нажила себе врага. Прогуливаясь по полупустым залам Эллисдорского замка, она слышала шепотки и ловила косые взгляды. Неужели этот поганец Норберт успел так быстро растрепать всем о случившемся? Истерд в который раз ругала себя за несдержанность. Отец, братья и Долгий язык не раз ее предупреждали перед свадьбой: следует молчать, не давать воли чувствам, проявлять осторожность. А она спустила петухов на этого монаха просто потому, что тот слишком ответственно выполнял поручение Грегора и брата Аристида. Но, видели боги, как же он надоел. После этой вспышки ярости ей полегчало, хотя оставалось лишь догадываться о том, к каким последствиям все это могло привести.
Она отложила обглоданное фазанье крыло и уставилась в окно. Что ни думай об этих южанах, но красивые вещи создавать они умели. Королевские покои украшал поистине роскошный витраж, а из распахнутых окон открывался великолепный вид на Вагранийский хребет. Зимой, правда, спальня мгновенно выстывала, ибо стекла совсем не защищали от холода. Но до чего же великолепно сверкали эти разноцветные стекляшки в лучах солнца.
– Еще вина, госпожа? – девчонка из свиты Истерд потупила взор. Явно наслышана о случившемся с Норбертом и боится рундского гнева.
Истерд качнула головой.
– Пока хватит, спасибо. Но я попрошу тебя спуститься на кухню и принести свежих лепешек с травяным маслом. В этом фазане есть нечего.
– Конечно. Сейчас принесу.
– Не торопись.
Едва девчонка вышла, Истерд бросились к двери и заперлась в покоях. Хорошо, что дам при дворе почти не осталось: после того, как мужи отбыли в поход, женщины, что состояли в свите королевы, одна за другой принялись отпрашиваться домой. Вести хозяйство на землях стало почти некому, и не у всех оставалась опора в виде самостоятельных детей. После их отъезда Истерд вздохнула с облегчением. Так было лучше. Меньше пустой болтовни и бессмысленных церемоний.
Она подошла к сундуку с вещами, что привезла с родины. К нему не притрагивались ни слуги, ни дамы, а ключ Истерд носила на шее. Она опустилась на колени, вытащила из-под ворота платья длинный шнурок и отперла замок.
– Ну же, где они?
Руки торопливо перебирали фибулы и гребни, пальцы путались в нитях жемчуга, серебряных цепочках и стеклянных бусах. Были здесь и ножи в плотных, богато инкрустированных ножнах – лучших инструментов для ведения хозяйства никто, кроме мецев и рундов, не придумал. Наконец, под несколькими расшитыми поясами, почти на самом дне, Истерд нашарила нужный мешок.
– Ну-ка…
Она по привычке воровато зыркнула по сторонам. Хотя дверь была заперта, Истерд давно приучилась искать лишние глаза и уши. Она захлопнула крышку, развязала шнурок мешочка и высыпала костяные руны в ладонь.
– Нужна жертва, – тихо проговорила она и огляделась. В кубке оставалось вино. Хорошее. Такое не стыдно смешать с кровью и напоить этим дерево, связанное со старыми богами. Таких деревьев в замке было несколько.
Она придвинула чашу ближе, сняла с пояса маленький ножичек и, прошептав просьбу богам, сделала надрез на ладони. Несколько густых капель упали в сосуд и перемешались с вином. Истерд облизала рану, окунула пальцы здоровой руки в чашу и затем сбрызнула руны. Ритуал получился слишком торопливым. Серьезные гадания так не проводились, но оставалось уповать на понимание богов: обстоятельства полноценному прошению не благоволили.
Она перемешала руны в руках и бросила на крышку сундука. Свечное пламя играло на шероховатых костяшках с грубо вырезанными символами.
– Отец всех богов, открой мои глаза, – взмолилась Истерд. – Помоги увидеть, что ждет впереди. Помоги отличить важное от неважного. Открой мои глаза.
Тревога внутри нее нарастала. Она долго всматривалась в получившийся узор, не понимая, как трактовать расклад. И все же взгляд зацепился за одно сочетание.
– Королевское дитя. Дорога. Но откуда она ведет? И чьей короне принадлежит дитя?
Руны говорили слишком туманно. Истерд зажмурилась и попробовала взглянуть еще раз, но услышала шаги за дверью.
– Ваше величество! – тонкий голосок служанки глухо послышался из коридора. – Зачем вы заперлись?
– Черт! – выругалась рундка. – Сейчас. Подожди.
– Ваше величество, это брат Норберт, – донесся такой же глухой голос монаха. – У меня новости. Могу ли я войти?
Ворча по-рундски, Истерд наспех сгребла руны в мешок. Возиться с сундуком времени не было, поэтому она набросила меховой плащ на сундук и спрятала в его складках драгоценный кошель.
Подойдя к двери, она ещё раз обернулась. Одна руна упала под стол, но доставать ее времени не было. Истерд отперла дверь.
– Я немного устала, – сказала она, впуская девчонку и Норберта. – Решила прилечь.
Церковник остановился на пороге.
– Тогда, быть может, я зайду позже?
– Нет-нет, все хорошо. Входите, брат Норберт. Нет ничего важнее новостей.
Поклонившись, служанка принялась сервировать лепешки, а монаху Истерд предложила сесть за стол. Тот чуть поколебался, но принял приглашение.
– Быть может, все из-за спонтанной тренировки вашего величества? – предположил он.
– Возвращение к тренировкам с оружием после долгого перерыва никогда не дается легко, – пожала плечами Истерд и улыбнулась. – Моя мать, родив нескольких детей, едва ли не училась сражаться заново – так долго не упражнялась. Но интереса у меня не убавилось, не надейтесь. Что же за новости вы принесли, брат Норберт?
