– Пусть они будут счастливы друг с другом, – повторил Доусон слова Клары.
Камень отозвался эхом. Молитва, конечно же, предназначалась не дракону или Богу: то было подношение жене, дань послушания.
– Помнишь, когда был наш черед здесь стоять?
– Помню, – ответила Клара. – Ну, частично. Я перед тем не раз хлебнула вина для храбрости и слегка перебрала.
– О да. Да, еще бы.
Клара склонилась к его лицу и спросила:
– Меня ждут?
– Да. Юнец Паллиако не знает, куда себя деть, да и Джорею пора готовиться.
Клара глубоко вздохнула и выпрямила спину:
– Веди меня к боевым шеренгам, муж мой.
Как и на любых весенних свадьбах в безветренную погоду, трапезу устроили в саду у храма. Приглашения гостям, выданные Кларой, исчислялись пятью сотнями, однако из-за скученности казалось, будто на празднование собралось не меньше тысячи. Рядом с узорчатым занавесом в фамильных цветах Скестининов, который по традиции привязали к ветвям деревьев, стояли в церемониальных клетках рабы из нескольких рас, поющие гимны в честь Антеи, Бога и возвращения весны. Джорея, в настороженности не отходившего от Гедера Паллиако, Клара обнаружила у одной такой клетки, где миниатюрная девочка-циннийка – тонкая и бледная, словно изваянная из карамельной нити, – усиленно распевала гордую, восторженную песнь на незнакомом Кларе языке.
Затруднение Клара распознала мгновенно. Дочь Канла Даскеллина, Санна, бросала ледяные взгляды на старшую дочь лорда Банниена, а Несин Пиреллин готова была залиться слезами. У Клары от неловкости заныло сердце – неужели и ей случалось вести себя так откровенно и недостойно? Она все-таки надеялась, что нет.
Не сказать чтобы вина лежала только на девушках. Роль женщины в придворной жизни всегда зависела исключительно от замужества, и в этом заключалась некоторая доля блага. Клара в свое время, раньше двадцатых именин, встала к алтарю в этом же храме и тем самым получила место при дворе, которое с тех пор не менялось. Она сделалась леди Каллиам, баронессой Остерлингских Урочищ, однако так же легко могла стать баронессой Нурнинг или попросту леди Мивекилли, женой графа Лоупорта. В любом случае ее положение и ранг были бы определены раз и навсегда, и внутри этих границ она была бы так же вольна устраивать жизнь по собственной прихоти, как и теперь. Без Доусона она все равно оставалась бы Кларой. Однако смысл этого был бы иным. Сейчас девушки смотрят на Гедера Паллиако и видят шансы на упорядоченную жизнь, статус и власть. Потому что их так научили – и потому что они правы.
Впрочем, это не дает им повода испортить праздник.
– Барон Эббингбау! – воскликнула Клара, устремляясь к Гедеру и беря его под руку. – Я вас всюду ищу. Ты не будешь против, дорогой, если я уведу от тебя лорда Паллиако?
– Пожалуйста, матушка, – ответил Джорей, выражая взглядом благодарность, которую не мог высказать вслух.
Клара улыбнулась и осторожно направила Гедера в сторону, стараясь увести его так, чтобы никто не заметил принужденности. Уютная ниша в стене храма вполне годилась для бесед, хотя Клара совершенно не представляла себе, о чем говорить. Одна из странностей Гедера Паллиако, о которой до сих пор никто не упоминал, состояла в том, как быстро он способен меняться и как разительны такие перемены. Прежде чем Гедер вместе с Джореем отправился воевать в Вольноградье, Клара слыхала о нем лишь отдаленно – как и о любом из тех, кто не входит в ближний придворный круг. После его возвращения, когда она танцевала с ним на празднестве в его честь, ошеломленный и растерянный Гедер глядел на все с изумлением ребенка, впервые в жизни видящего, как ведун превращает воду в песок. Затем он исчез на все лето – долгое, ужасное лето – и вернулся похудевшим, жестким и уверенным. Каким-то образом он узнал все о Фелии Маас и ее муже. Теперь, после зимы в новом поместье, у него наметился второй подбородок, а беспокойство окутывало его настолько плотно, что, казалось, иссушало кожу.
– Спасибо, леди Каллиам, – произнес Гедер, вытягивая шею и оглядываясь на знатных девушек то ли в надежде, что за ним побегут, то ли в ужасе от такой перспективы. Скорее всего, смешивалось то и другое. – Я не очень-то знаю, что делать в таких обстоятельствах.
– Порой доходит до неловкости, да?
– Барон без баронессы, – напряженно улыбнулся Гедер. – Раньше они меня и вовсе не замечали.
– Я уверена, что это не так, – произнесла Клара, хотя была совершенно уверена в обратном.
Гедер вдруг зацепился за что-то взглядом, глаза сощурились от радостного предвкушения. Клара обернулась, – оказывается, приехал сэр Алан Клинн.
Его лицо заливала такая бледность, что он казался почти призраком. Зрелище сообщников, казненных за предательство, обрушилось на него как болезнь, и выздоровления пока не предвиделось. Гедер воевал под начальством Клинна, и Клара знала, что между ними существовала какая-то вражда. Ей вдруг пришло на память, как она застала своего старшего сына Барриата, тогда еще семилетнего, за сожжением мотыльков. Невинность и жестокость – свойство мальчишек. То же Клара видела сейчас и в Паллиако и не могла не вспомнить, каково это – растить трех мальчиков.
– Извините, – пробормотал Гедер, высвобождая руку. – Давно хотел повидать кое-кого.
– Да, пожалуйста.
Гедер зашагал к Клинну, в его походке вдруг появилась пружинистость. Очень легкая походка. Клара наблюдала за ним со смесью сочувствия и ужаса. «Не завидую той женщине, которая его подцепит», – пронеслось в голове.
С противоположной стороны храма донеслись крики, затем низкий мужской возглас. Клара поспешила туда, опасаясь очередных осложнений. Небольшая толпа, начавшая собираться, разразилась одобрительными восклицаниями, затем над головами появилась Сабига Скестинин, которую кто-то держал на плечах. Платье ее напоминало цветом молодую весеннюю листву, заплетенные в косы волосы открывали лицо. Сабига, хохоча, крепко держалась за что-то, стараясь не упасть. Вновь послышался мужской возглас, глаза девушки тревожно распахнулись – она начала двигаться. Толпа не спешила расступаться, лишь следовала вплотную позади. Оказалось, что Барриат и Викариан бежали, неся на плечах свою будущую сестру, придерживая ее за щиколотки, чтобы не опрокинулась назад; Сабига для надежности ухватилась за густую черную шевелюру Барриата. На Барриате красовался морской мундир с эмблемой дома Скестинина на плече, в честь командующего. Викариан облачился в белые одежды священнослужителя, только без золотой цепи – символа принятия окончательного обета. Все трое с хохотом и ревом неслись через сад, изображая похищение невесты.
В груди у Клары потеплело от гордости и удовлетворения. Обдуманно ли ее сыновья пошли на такое, или их вел чистый инстинкт – в любом случае смысл деяния был ясен всем. «Девушка теперь принадлежит всей семье, не только Джорею. Она из Каллиамов, и слово против нее – это слово против нас». Клара заметила в толпе отблеск алых с золотом одежд: принц Астер смеялся со всеми, увлеченный общим весельем и обилием юных дам. Для полного совершенства недоставало лишь одного: чтобы рядом с Доусоном шел Симеон.
Церемония началась за час до заката. Доусон и Клара заняли свои кресла, лорд и леди Скестинин – свои. Затем уселись Гедер Паллиако и принц Астер, перешептываясь как школьники; после них медленно и торжественно в зал рядами вступили придворные Антеи. Кавалеры и дамы, которых Клара знала с детства, друзья и враги. Все аристократы двора – или почти все – пришли посмотреть, как сын Клары и дочь лорда Скестинина образуют новый союз.
Слушая песнопения священника, Клара закрыла глаза. Доусон взял ее за руку, и она взглянула на мужа, утирая слезы. Он, разумеется, сидел с сухими глазами, идеально представительный. Церемония действовала на него успокаивающе и вселяла уверенность – она ведь для того и предназначалась. Ритуал, призванный ограждать мир от хаоса. Когда настало время присоединиться к паре у алтаря, Клара исполнила все с большей грацией и уверенностью, чем на собственной свадьбе.
