Киоко. Милосердие солнца - Июльская Юлия

– Зачем ты идёшь со мной? – нарушила молчание Чо, когда они пробирались по самому богатому Южному кварталу, расположенному у стен дворца. Теперь – после Дня возрождения – здесь разбивали сады, и город преображался, перерождался на глазах.

– Я иду не с тобой, я иду за Ёширо, – сухо ответила Норико.

– Они мне не доверяют, да?

Норико вопросительно задрала морду:

– Тебе обещано место при дворе. Даже сейчас ты живёшь во дворце. Вряд ли в твоей верности всерьёз сомневаются.

Но Чо её словно не услышала:

– Не отрицай, я понимаю. Довериться куноичи – выбор на грани безумия. Я бы сама ни за что не поверила кому-то из чужих шиноби. Мы верны семье, клану, но все, кто за ним, – просто средства для достижения личных целей.

– Как славно, что Иоши тебя не слышит, – буркнула Норико себе под нос.

– Но я ведь многим пожертвовала. Я ушла с вами, зная, чем это обернётся.

– Ты сделала это ради себя, Чо, – фыркнула Норико. – Не прикидывайся, что не хотела свалить с острова и не думала о том, чтобы остаться на Большой земле.

– Но ведь не осталась.

– И что теперь, почести тебе вознести? Ты там, где тебе выгодно быть. Без Ёширо Хоно не место для людей. Другие кицунэ хоть и могут быть приветливы с чужаками, но близко тебя не подпустят. Ты наверняка в этом убедилась за время, что провела там одна. Поэтому, когда лисёнок побежал за Киоко, ты отправилась вслед за ним.

Она замолчала и остановилась у южных ворот Юномачи. Дальше – голые холмы, среди которых прячется деревня шиноби. Норико дождалась, пока Чо достанет своё разрешение. Раньше их даже на входе не спрашивали, но теперь даймё велел держать под контролем все ворота и досматривать каждого входящего в город и выходящего из него. Стражник проверил свиток Чо и, поклонившись, пропустил их.

Норико продолжила:

– У Иоши есть все причины не доверять тебе. Будь честна, Чо: если бы тебя убедили, что перевес сил на стороне сёгуна, если бы ты уверилась, что у нас нет ни шанса, ты бы переметнулась не задумываясь.

Кривая усмешка прорезала лицо куноичи.

– Ты умна, Норико.

– Мы все это понимаем.

– А сама бы что, не переметнулась? Хочешь сказать, никто из вас не бросил бы заранее обречённую затею?

– Нас объединяет ненависть к сёгуну. Хотэку ни за что не станет служить тому, кто уничтожает ему подобных из-за глупой нетерпимости. А если бы и хотел – сёгун бы его не принял, убил бы ещё на подходе. К тому же он самурай, который предан империи, а не господину. Для него это дело чести, но ты такого слова не знаешь.

– Уверена, что тебе до чести тоже никакого дела.

– Даже если так, я обязана присматривать за Киоко. Каннон велела.

– Точно. – Чо почесала нос, как бы припоминая. – Но разве дело было не в том, чтобы последить за ней до того, как дар проснётся? Непохоже, чтобы нашей императрице всё ещё требовалась нянька-бакэнэко.

Норико не смутилась. Она сама не единожды спрашивала себя, почему остаётся, и за ответом не нужно было лезть далеко.

– Предлагаешь бросить её? У Киоко не так много друзей. Хотя не уверена, что тебе это слово знакомо. Наверное, в твоей жизни оно где-то рядом со словом «честь».

Повисла тишина, нарушаемая только шумом ветра в высокой траве, с которой холмы выглядели гораздо живее, чем во время их путешествия из Ши. Норико понимала, что сказала грубость, но разве она была не права? Каждое слово было правдой, и Чо сама это должна была понимать.

– Думаю, Ёширо мой друг, – тихо сказала куноичи. Она смотрела в землю, и, похоже, эти слова для неё самой стали откровением.

– Ёширо твой любовник, – не согласилась Норико.

– У меня были любовники и до него, но ни за одним из них я бы не отправилась к шиноби.

– Тогда, возможно, ты нашла свою судьбу. Любовь. Но это всё ещё не дружба.

– Разве? – Она оторвала взгляд от травы и посмотрела на Норико. – Если мы говорим о любви, которая не выжигает тебя, будто Кагуцути, не выворачивает тебя наизнанку, заставляя совершать глупые и необдуманные поступки; если мы говорим о спокойной любви, принимающей, размеренной, даже скучной… Разве есть разница? В чём она?

Пока она это произносила, в памяти Норико всплыла спина Хотэку, его чёрные крылья и его руки, отражавшие нападения ногицунэ, когда она сама лежала на земле и приходила в себя посреди поля боя. Это была дружба, которую она бы не осмелилась мешать с другими, ещё более сложными чувствами.

– Знаешь, с друзьями обычно не принято…

– Знаю, – оборвала Чо. – И это всё? У тебя ведь с Киоко-хэикой тоже любовь. Не такая, как у неё с Первейшим. Или вот моя мать… Она любила, но эта любовь была хуже дружбы в тысячи раз. Я не хочу так любить. А то, что происходит у нас Ёширо, гораздо больше похоже на дружбу. На тебя и Киоко. Это любовь другого порядка. Без требований и ожиданий.

Она снова замолчала, а Норико даже не захотелось язвить. Чо сейчас шла рядом с ней, совершенно обнажённая и уязвимая, какой никогда не была. Норико понимала, что всё сказанное – не осмысленное тысячи раз. Так уж вышло, что эта грубость об отсутствии друзей что-то тронула глубоко внутри, сковырнула и заставила куноичи облечь чувства в слова. Не для того, чтобы ответить, но для того, чтобы самой это всё осознать.

– Здорово, что у тебя есть друг, – заключила Норико. – Без друзей паршиво.

– Смотри-ка, в чём-то и мы иногда согласны. – Чо улыбнулась, а затем прищурилась и добавила: – А теперь обращайся, мы подходим.

Норико посмотрела вдаль и увидела несколько скудных, местами полуразрушенных построек, которые теперь обросли будто совершенно неуместными здесь полевыми цветами. Она прикрыла глаза, отыскивая среди вороха чужих тел то свежее, которое заполучила совсем недавно: шерсть исчезла, туловище покрылось твёрдым панцирем, а вместо лап выросло огромное количество ног. Норико пробежалась, привыкая к обличью, и нырнула в траву, направляясь в сторону деревни.

– О, я на таких тренировалась сюрикэны метать, – оживилась Чо и бросилась следом. – Тору их ненавидит. Сделай одолжение, попадись ему на глаза – он будет визжать хуже придворных дам.

Лепестки щекотали кожу и пробивались дальше, выше, прокладывая себе путь между пальцами, вытягиваясь к солнцу. Получив ками Инари, Киоко словно раскрыла новую часть себя, новую грань, о которой даже не подозревала до этого.

Лишь сейчас она ощутила себя цельной, наполненной и живой. Девушка, рождённая быть тенью мужа… Она знала, что не желает подобной жизни. И знала, что путь героев, путь наследников Ватацуми – не совсем её. Может, она и была рождена сражаться, но что есть разрушение без созидания?

«Я могу тебе рассказать», – послышалось где-то глубоко внутри. Киоко ощутила жар на кончиках пальцев. Воздух вокруг неё раскалился.

– Старый друг. – Её губы тронула улыбка. – Благодарю за смерть.

«Благодарю за пищу», – голос треском зарождался в её голове. Она знала, что никто больше во дворце не слышит Кагуцути, и потому не утруждала себя ответами вслух.

– Почему ты пришёл? – спросила она. Это было простое любопытство. Она больше не страшилась богов. Никого из них. Но Кагуцути стал первым, кто сам к ней явился, да ещё и без каких-либо причин.

«Всё твоя ки. – Она почувствовала, как жар в кончиках пальцев поднялся выше. – Ты повзрослела, мёртвая императрица. Ты призывала меня ки грома, что связывает весь этот мир, теперь же со мной говорит ки притяжения. Всё дело в твоём созидании – весь мир тянется к тебе, маленькая правительница».

Ки притяжения. Она и не надеялась осознать эту часть энергии, сплетающей материю. Созидание – сила самого Творца. Инари поделилась с ней частью своей ками и частью этой силы, но Киоко не подозревала, что эта часть, доставшаяся ей, будет столь могущественна.

И вдруг её осенило.

– Кагуцути. Люди Дзифу молятся тебе, ведь так? Кормят тебя, чтобы Огненная гора не извергалась, чтобы Огненная Земля жила, а Морская область процветала.