Одержимый - Бардуго Ли

Ритуал полагалось проводить в защитном круге, однако она оставила врата по сторонам света; одни из них надлежало держать открытыми, чтобы внутрь могла проникнуть магия. Именно там будет нести стражу Алекс, если кто-нибудь из Серых, привлеченных тоской, жадностью или любыми сильными эмоциями, вдруг вздумает сунуться на ритуал. Впрочем, она сильно сомневалась, что Серым захочется приближаться к свежему трупу, навевающему унылое, траурное настроение, – конечно, если не случится нечто поистине захватывающее.

– Ты намного симпатичнее девчонки, с которой прежде тусовался Дарлингтон, – заметил жрец.

Алекс не ответила на его улыбку.

– Мишель Аламеддин – птица не твоего полета.

Его ухмылка стала шире.

– Моего, как и все остальные без исключения.

– Заканчивай клеить прислугу и пошли, – рявкнул генерал.

Жрец удалился, одарив ее еще одной улыбкой.

Неужели он не понимал, насколько отвратительно приударять за кем-то буквально в паре метров от мертвого тела? Или этому наглецу все нипочем? В любом случае Алекс намеревалась как можно скорее убраться подальше от «Книги и змея». Она будет вести себя примерно и добросовестно выполнять свою работу. Им с Доуз не нужны неприятности. У руководства «Леты» не должно появиться ни малейшего повода развести их по разным углам или вмешаться в то, что они задумали. Сейчас им с лихвой хватает свалившегося на головы нового Претора.

Раздался глубокий звук гонга. Книжники в траурно-черных мантиях с вуалями на лицах растянулись по периметру защитного круга. В центре остались только верховный жрец, генерал и мертвец.

– И там воссядем мы, – нараспев произнес жрец, его голос эхом разнесся по залу, – чтоб поддержать духовную беседу с мертвецами [7].

– Вообще-то здесь речь о книгах, а вовсе не о некромантии, – как-то раз шепотом поделился с ней Дарлингтон; эта фраза знаменовала начало каждого ритуала в «Книге и змее». – Цитата высечена на камне в Стерлинге.

Алекс не хотелось признаваться, что большую часть проведенного в библиотеке Стерлинга времени она дремала в одном из читальных залов, закинув ноги на радиатор отопления.

Жрец бросил что-то в висящую над головой лампу; над пламенем взвился синеватый дымок, который после осел на босые ноги статуй. Одна из каменных змей внезапно зашевелилась, белые чешуйки заблестели в свете факелов. Вздымаясь над мраморным полом, она заскользила к лежащему телу, потом замерла и, кажется, принюхалась. Широко раскрыв пасть, змея резко метнулась вперед и впилась зубами в икру трупа. Алекс подавила судорожный вздох.

Мертвец задергался, по телу прошла судорога, конечности забарабанили по полу, как кукурузные зерна по горячей сковородке. Змея ослабила хватку, и труп Ешевски сел на корточки, широко расставив ноги и обхватив колени руками, а потом засеменил по полу, словно краб, только двигался на порядок быстрее. От этого зрелища по коже Алекс побежали мурашки. Мертвец – Ешевски – широко распахнул глаза, в которых плескался страх, опустил уголки губ, отчего лицо теперь напоминало трагическую театральную маску.

– Мне нужны пароли, – проговорил генерал, наблюдая за скачущим по храму трупом. – Надежные данные, а не… – он взмахнул рукой, явно критикуя куполообразный склеп, студентов в мантиях и несчастного покойного Якоба Ешевски. – …гадание на кофейной гуще.

– Мы добудем все что нужно, – спокойно ответил жрец. – Но если вас попросят раскрыть источники…

– Думаешь, мне хочется, чтобы органы надзора пронюхали про эту иллюминатскую хрень?

Алекс не видела скрытого вуалью лица жреца, но в его резких словах явно сквозило презрение.

– Мы не иллюминаты.

– Позер, – пробормотал один из Книжников, стоявший рядом с Алекс.

– Просто заставьте его говорить, – велел генерал.

«Он ведь притворяется», – вдруг подумала Алекс.

Все эти резкость, деловитость, ворчливость были напускными. Заключая соглашение с «Книгой и змеем» через влиятельного выпускника, генерал понятия не имел, во что ввязывается. Что он себе представлял? Невнятные слова, произнесенные голосом из потустороннего мира? Ожидал чего-то более величественного? Вот только истинная магия всегда отдает бесстыдством, аморальностью, садизмом.

«Добро пожаловать в Йель, сэр».

Якоб Ешевски скрючился в неестественной позе и медленно раскачивался из стороны в сторону, слегка подергивая пальцами ног, глаза его закатились, изо рта свисала струйка слюны – нелепый, гротескный образ.

– Писец готов? – спросил жрец.

– Готов, – отозвался один из Книжников; укрытый вуалью, он сидел наверху, на небольшом балконе.

– Говори! – прогремел голос жреца. – Говори, пока можешь. Ответь на наши вопросы, и сумеешь вновь отдохнуть.

Он кивнул генералу, тот прочистил горло.

– С кем ты контактировал в ФСБ?

Тело Ешевски пугающе быстро по-крабьи засеменило влево, потом вправо, снова влево. В прошлом году Алекс кое-что читала о големах и глумах, но не представляла, как бороться с этой тварью, если та вдруг бросится на нее. Мертвец перемещался по полу от одной медной буквы к другой, словно указатель по спиритической доске, сидящий сверху писец фиксировал каждую остановку.

Когда тело замедлялось, жрец добавлял что-то в огонь, вновь вызывая синий дым. Змея снова поднималась, скользила по полу и кусала Ешевски, впрыскивая в него содержащийся в клыках странный яд.

«Это всего лишь тело», – напомнила себе Алекс.

Впрочем, не совсем так. Чтобы ответить на вопросы беспокойного генерала, часть сознания Ешевски пришлось вернуть назад. Уйдет ли она за Покров, когда бесславное дело будет сделано? Вольется назад как ни в чем не бывало или, оказавшись втиснутой в безжизненный труп, даже в загробном мире станет трепетать от ужаса?

Не зря Серые держались подальше от «Книги и змея». Не потому, что их гробница походила на мавзолей; просто с мертвыми так обращаться не полагалось.

Алекс окинула взглядом скрытые вуалями склоненные головы Книжников, писца.

«Вы правы, что прячете лица, – подумала она. – Когда придет ваше время, кто-нибудь на той стороне непременно предъявит счет».

3

Оказалось, что записывать букву за буквой по указке ожившего трупа – довольно долгое занятие. Когда ритуал наконец подошел к концу, было уже два часа ночи.

Алекс стерла нарисованный мелом круг, стараясь не попадаться на глаза верховному жрецу. Раз решила избегать неприятностей, следует держаться тише воды ниже травы; вряд ли это удастся, если она вмажет промеж ног некоему уважаемому выпускнику.

– Калиста, – тихо позвала Алекс проходившую мимо главу братства.

– Огромное спасибо, Алекс! Точнее, Вергилий, – хихикнула девушка. – Все прошло отлично.

– Якоб Ешевски вряд ли с этим согласится.

– Верно. – Калиста снова рассмеялась.

– Что с ним теперь будет?

– Родные планируют его кремировать, так что они просто получат его прах. Никто не пострадал.

Алекс взглянула на ящик, в который сунули тело Ешевски. Когда генерал получил нужные ответы, последний удар гонга обозначил окончание ритуала. Однако тело вовсе не рухнуло как подкошенное – пришлось ждать, пока труп устанет ползать от буквы к букве. Никто даже не потрудился записать, что он пытался сказать. С равным успехом Ешевски мог нести какую-нибудь чушь, передавать привет из могилы или диктовать рецепт бабушкиного бананового хлеба. И все же вид трупа, лихорадочно мечущегося по полу, выстраивающего слово за словом, вызывал намного более тягостное чувство, чем во время ритуала.

– Никто не пострадал, – эхом отозвалась Алекс. – А что за слова он составлял в конце?

– Что-то о молоке матери или Млечном Пути.

– Бессмыслица, – проговорил верховный жрец, уже скинувший мантию и вуаль. Теперь он был одет в белую льняную рубашку и брюки, словно бы только что вернулся с прогулки по пляжу на Санторини. – Просто сбой, такое случается. Хуже, когда труп несвежий.