Одержимый - Бардуго Ли

4

Прошлое лето

Она осталась бы на лето в Нью-Хейвене – если бы не Итан.

Матери Алекс сообщила, что нашла работу в кампусе; для Миры этого оказалось достаточно. Она считала Лос-Анджелес искушением для дочери и отчего-то считала, что Алекс, не успев сойти с самолета, тут же вернется к старым друзьям и прежней жизни. Вероятность этого стремилась к нулю, но даже слова дочери: «Они все мертвы, мам» ничуть не успокаивали Миру.

Честно говоря, Алекс и сама не стремилась домой. Ей не хотелось ни ночевать в старой спальне под звуки музыки, напоминающие отдаленный сердитый рокот океана, ни слушать о последнем увлечении матери – массаже драгоценными камнями, очищении ауры, эфирных маслах и бесконечной погоне за их чудодейственными эффектами. Алекс чувствовала – покидать Йель опасно; она словно превратилась в героиню страшной сказки, которая, выбравшись однажды за ворота заколдованного замка, уже не сможет вернуться обратно.

Она планировала провести лето с Доуз и Мишель Аламеддин, вынашивая план спасения Дарлингтона. Но Доуз пришлось уехать в Вестпорт помогать сестре, с Мишель было трудно связаться, так что по большей части Алекс торчала в одиночестве в Il Bastone.

Кровопролитная стычка, произошедшая в прошлом семестре, не прошла для дома бесследно – витражное окно навсегда лишилось совершенства, кровь Блейка Кили впиталась в доски пола, скрытого теперь новым ковром, и Алекс волновалась, не отвергнет ли ее особняк. Вдруг входная дверь так и останется для нее закрытой?

Но весенним днем, когда Алекс отправила мебель из общей комнаты в подвал колледжа Джонатана Эдвардса и попрощалась с Мерси и Лорен, дверная ручка Il Bastone под ее рукой радостно звякнула, дверь распахнулась, приглашая шагнуть в приветственные объятия дома.

Она всерьез планировала отыскать работу на лето, однако жизнь в кампусе почти сошла на нет, и Алекс в конце концов оставила эту затею. Во время каникул она получала небольшую стипендию от «Леты» и тратила ее на нездоровую еду вроде замороженных яичных рулетов и сосисок в тесте, которые могла разогреть в мини-духовке. Алекс даже не стала спрашивать разрешения пожить в Il Bastone, а просто перебралась в дом. В конце концов, именно она проливала кровь за это место.

В течение дня Алекс изучала список учебных курсов и болтала с Мерси. Вместе они составили некое подобие плана, чтобы она могла наверстать программу. А еще Алекс безостановочно, одну за другой глотала книги в мягкой обложке – романы, научную фантастику, старое бульварное фэнтези. Ей нравилось, отбросив в сторону заботы, устраиваться в круге света от лампы и проживать чью-то чужую жизнь.

Но каждый вечер Алекс неизменно проводила в библиотеке. Она записывала в книгу Альбемарле запросы, присланные Доуз, или придумывала свои, а потом ждала результата. Однажды ей попалась книга, корешок которой был составлен из настоящих позвонков; другая, стоило ее открыть, всякий раз выпускала легкое облако тумана; третья оказалась настолько горячей на ощупь, что Алекс пришлось бежать на кухню за прихватками.

Из всех комнат дома лишь в оружейной существовал некий климат-контроль, чтобы защитить артефакты от перепадов температуры. Так что, когда кампус накрыла летняя жара, Алекс, прихватив из спальни Данте подушки и одеяла, устроила себе гнездышко на дне горна Хирама. Дарлингтон, конечно, испытал бы потрясение, увидев, как она обращается с артефактом, но охлажденный воздух того стоил. Порой, засыпая здесь, Алекс видела во сне покрытую зеленью горную вершину, знакомые ступени, ведущие наверх, пропахшие сыростью узкие каменные проходы. Она бывала там раньше, в комнате с тремя окнами и круглым бассейном, созданным для наблюдения за звездами, смотрела на свое отражение в воде. Но, просыпаясь, Алекс осознавала, что никогда не была в Перу, лишь видела фотографии в книгах.

Однажды днем, вытянувшись на одном из бархатных диванов в гостиной Il Bastone и подперев голову рукой, Алекс читала потрепанный экземпляр «Человека в картинках» Брэдбери, найденный ею в библиотеке Института молодежи. Зазвонил мобильник, однако номер был незнакомый, и она не стала отвечать. Уехав из Лос-Анджелеса, Алекс стерла из телефонной книги все старые контакты. Почти тут же телефон зазвонил снова, на этот раз она взяла трубку.

И услышала знакомый голос, говоривший с сильным акцентом. Итан.

– Алекс Стерн. Нам нужно поговорить. Понимаешь?

– Нет, – бросила она, сердце бешено колотилось в груди.

На улице шел дождь, и Алекс раздвинула шторы, чтобы любоваться бурей, наблюдать, как серое небо рассекают яркие вспышки молний. Она села на диван и с тревожным ощущением, что ей не судьба дочитать эту историю, сунула в книгу квитанцию, отмечая место, где закончила.

– Приезжай ко мне, не хочу обсуждать это по телефону.

Значит, Итан полагал, что она в Лос-Анджелесе.

«Отлично», – решила Алекс. Он пока не понял, что не сумеет легко до нее добраться.

Но зачем он позвонил? Итан, бандит израильского происхождения, когда-то поставлял запрещенный товар Лену; он управлял делами из роскошного особняка, возвышавшегося на вершине холма Энсино над 405-м шоссе. Алекс полагала, что делец давным-давно и думать забыл о ней.

– Я не поеду на Малхолланд, – возразила она. – У меня нет машины.

Даже будь она в Лос-Анджелесе, Алекс ни за что не отправилась бы к построенному среди холмов дому Итана; он вполне мог по-тихому всадить ей пулю в лоб.

– Пустые отговорки. У твоей матери есть старая «Джетта». – Конечно же, Итан знал, где найти маму Алекс. У подобных ему всегда имелись надежные рычаги давления. – Шломо уже давно наблюдает за твоим домом, но видит только твою мать. Где ты, Алекс?

– Сейчас? – Алекс обвела взглядом гостиную, задержавшись на пыльных коврах и забрызганных дождем оконных стеклах, сквозь которые струился мягкий летний свет. На кухне загудел холодильник. Позже она сделает себе сэндвич с хлебом и колбасой. Прежде Алекс по большей части питалась куриными наггетсами; когда Доуз узнала об этом, продукты стали появляться каждую неделю как по волшебству. – Зависаю с друзьями в каньоне Топанга. Приеду в эти выходные.

– В субботу не пойдет. Жду тебя завтра, в пятницу, до пяти.

Итан соблюдал законы иудаизма и свято чтил шаббат. Убийствами и вымогательством он занимался в остальные шесть дней недели.

– Я работаю, – возразила она. – Смогу только в воскресенье.

– Вот и славно.

Алекс повесила трубку и прижала телефон к груди, уставившись на украшенный кессонами потолок. Свет вдруг замерцал – дом ощутил ее страх. Она опустилась на корточки и прижала ладонь к полированным половицам. В ту ночь, когда Алекс чуть не истекла кровью в коридоре на верхнем этаже, Il Bastone тоже пострадал – одно из прекрасных окон оказалось разбито, ковры покрылись кровавыми пятнами. Алекс сама помогала здесь убираться, приглядывала за рабочим, которого Доуз наняла, чтобы восстановить окно, чистила ковры в коридоре, соскребала кровь с половиц – свою, декана Сэндоу, Блейка Кили. Те двое уже мертвы, но Алекс смогла выжить. И Il Bastone тоже.

По полу прошла вибрация – или ей просто показалось? Но на душе вдруг стало спокойнее. Когда кампус опустел, этот дом стал ее убежищем – темным, прохладным, защищенным. Изредка Алекс выбиралась наружу, взбиралась на холм или прогуливалась к крытому мосту у музея Эли Уитни, красное здание которого тянулось вдоль берега реки; оно словно бы сошло с одной из гротескных картин, над которыми Мерси обычно смеялась. Она ездила на новом велосипеде в Эджертон-парк, каталась вдоль цветочных клумб и рассматривала древнюю сторожку, а через день по утрам доезжала до «Черного вяза», где кормила Космо и бродила по заросшему лабиринту живой изгороди. Но после всегда возвращалась в дом на Оранж-стрит, в Il Bastone. Алекс думала, что без Доуз или Дарлингтона будет чувствовать себя здесь одиноко, но нет. Она потягивала газировку, хранящуюся в старомодном холодильнике, ложилась спать в роскошной спальне, на витраже которой красовались солнце и луна, лазила по ящикам и шкафам в оружейной. Дом всегда находил для нее что-то новенькое.