Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Он поздоровался со всеми и подошел к кровати пациентки, чтобы проверить ее состояние.

— Игорь Степанович, я… я не понимаю, — дочь Захаровой подошла к нему и понизила голос до шепота. — У мамы же…

Шаповалов тут же ее прервал, догадавшись, о чем пойдет речь.

— Пройдемте, пожалуйста, в коридор, — он кивнул на дверь. — Не будем мешать вашей маме отдыхать. Да и детям не стоит слушать взрослые разговоры.

Он прекрасно понимал, о чем она хочет его спросить. О деньгах, конечно. О чем же еще. И не хотел чтобы другие обитатели этой палаты слышали их разговор. За дверями палаты женщина, которую, как он вспомнил звали Еленой, посмотрела на него полными слез и недоумения глазами.

— Господин лекарь… Мастер-Целитель… Игорь Степанович… я ничего не понимаю! — ее голос дрожал. — Мама сказала… она сказала, что мы ничего не должны платить за операцию! Но как такое может быть⁈ Мы же… мы же очень бедно живем! На хорошую страховку едва-едва хватает только моему мужу, он у нас один на всю семью кормилец, да детям нашим. А мы с мамой… у нас самая простая, муниципальная. И я читала… я знаю, что такая операция, которая нужна была маме, стоит просто катастрофических денег! А у нас… у нас таких денег нет и никогда не было! — она всхлипнула. — Я вчера, когда мама мне сказала, что ей сделали операцию, чуть инфаркт не схватила! Думала, все, придется квартиру продавать или в пожизненную кабалу лезть! А теперь… теперь она говорит, что мы ничего не должны! Как такое может быть⁈

Шаповалов положил ей руку на плечо.

— Тише, тише, Елена, успокойтесь. Все хорошо. Вашей маме действительно была проведена необходимая операция. И вы действительно за нее ничего не должны.

Он немного помолчал, потом, видя ее недоумевающий взгляд, решил все-таки немного приоткрыть завесу тайны.

— Понимаете, Елена, иногда… очень редко, но все же бывает, что Гильдия Целителей выделяет нашей больнице специальные квоты на проведение дорогостоящих операций для нуждающихся пациентов. Это, так сказать, их вклад в благотворительность и поддержание своего имиджа. И вот, так совпало, что как раз в тот момент, когда вашей маме понадобилась экстренная помощь, у нас оказалась одна такая свободная квота. И мы решили использовать ее для нее. Только я вас очень прошу — не нужно об этом никому рассказывать. Это не постоянная акция, и такие квоты бывают у нас далеко не всегда.

Дочь Захаровой смотрела на него с таким восхищением и благодарностью, что ему даже стало немного неловко.

— Но… но почему именно нам? Почему именно моей маме? — прошептала она. — Ведь столько людей нуждается в помощи…

Шаповалов усмехнулся про себя.

— Скажем так, Елена, — он загадочно улыбнулся. — Вам очень повезло. Да если бы не один ушлый адепт… В общем, неважно. Главное, что с ней теперь все в порядке.

И, не дожидаясь ее дальнейших расспросов, он попрощался и быстро пошел дальше по коридору, оставив Елену в полной уверенности, что ее мама стала счастливой победительницей в тайной благотворительной лотерее от Гильдии Целителей.

Я весь вспотел. В этом дурацком защитном костюме, который мне все-таки пришлось напялить, было жарко, как в сауне. Маска неприятно натирала нос, а очки постоянно запотевали.

А пациенты… пациенты шли и шли, нескончаемым, кашляющим, стонущим потоком.

Единственное, что меня немного радовало в этой ситуации, — это мой счетчик принятых пациентов. Он уже перевалил за пятьдесят, а ведь еще и полдня толком не прошло!

Я мысленно прикинул. Семьдесят три у меня было до этого, плюс еще ночное дежурство, где я тоже формально «вел» пациентов, плюс сегодняшний «марафон»…

В общем, на моем счету уже числилось сто тридцать восемь успешно осмотренных и получивших назначения больных. А это значило, что до заветной цифры в двести человек, необходимой для сдачи на ранг Подмастерья, оставалось совсем ничего.

Каких-нибудь пару дней в таком вот авральном режиме — и норматив будет выполнен. Вот только… вот только эти проклятые полгода обязательного стажа в ранге адепта никто не отменял. И эта мысль, как ложка дегтя в бочке меда, немного омрачала мою радость.

В основном, конечно, все шли с «Стеклянной лихорадкой». Симптомы у нее были настолько характерными, что спутать их с чем-то другим было довольно сложно. Высокая температура, слабость, и этот самый жуткий, лающий, «стеклянный» кашель, от которого, казалось, у пациентов вот-вот легкие вывалятся наружу. Ну и сыпь, хоть она и появлялась чаще на поздних стадиях, ее зачатки было видно сразу.

Но иногда попадались и другие случаи. Как, например, вот этот.

Я как раз заканчивал осматривать мужчину лет пятидесяти, с красным, одутловатым лицом и таким же надрывным кашлем, как и у всех остальных. Но что-то в его состоянии меня насторожило.

Не было той характерной бледности, той изможденности, которая обычно сопровождала «стекляшку». Да и температура у него была невысокая, всего тридцать семь и два.

— Ну что ж, уважаемый, — я закончил осмотр и сел за стол, чтобы заполнить его карту. — Могу вас обрадовать. Это у вас не «Стеклянная лихорадка».

Тут же, как черт из табакерки, в наш разговор встряла моя сегодняшняя «помощница», старшая медсестра Валентина Петровна Зазулина, которую мне «любезно» выделили на сегодня.

Эта тучная, вечно недовольная женщина в возрасте «слегка за пятьдесят» с самого начала моего приема сидела напротив и с видом прокурора следила за каждым моим движением, видимо, выискивая, к чему бы придраться.

— Как это не «стекляшка»⁈ — она подскочила со своего стула так, что он жалобно скрипнул. — Да вы посмотрите на него! Вон как дохает! Кашель точь-в-точь, как у всех! Опять вы, адепт, что-то выдумываете!

Я хмуро посмотрел на нее.

— Уважаемая Валентина Петровна, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно, но с металлическими нотками. — Я бы попросил вас не вмешиваться в процесс постановки диагноза, если вы в этом ничего не понимаете. А если у вас есть какие-то сомнения в моей квалификации, вы можете изложить их в письменном виде на имя мастера-целителя Шаповалова. А сейчас, будьте добры, вернитесь на свое место и не мешайте мне работать.

Зазулина побагровела от злости, но возразить ничего не смогла. Только фыркнула, как рассерженный еж, и плюхнулась обратно на свой стул.

— Курите давно? — спросил я у пациента, хоть тот ничего не говорил на этот счет.

Мужчина виновато кивнул.

— Как вы узнали, господин лекарь? — спросил он.

— Кашель ваш… он хоть и похож, но не «стеклянный», а скорее, грубый, лающий. Так что ничего страшного. Это у вас, уважаемый, не «стекляшка», а банальный острый трахеит на фоне хронического бронхита курильщика. Вот вам рецепт на антибиотики и отхаркивающие, побольше теплого питья, и через неделю будете как огурчик.

— А… а анализы никакие сдавать не надо? — удивленно спросил пациент.

— А зачем? — я пожал плечами. — И так все ясно. Но если вы очень хотите, — я быстро набросал ему на бланке направление на общий анализ крови, — можете сдать, для самоуспокоения. Но, уверяю вас, ничего нового мы там не увидим.

Пациент, кажется, был вполне доволен таким исходом. Он поблагодарил меня и, забрав рецепт и направление, вышел из кабинета.

Вместо следующего пациента в кабинет вошла женщина. Высокая, статная, с короткой стрижкой из радикально-рыжих волос и очень строгим, властным лицом.

Мария Демидовна Ульянова, заведующая поликлиникой.

Зазулина, увидев начальницу, тут же подскочила со своего места и с самым жалобным видом принялась на нее «наседать».

— Ой, Мария Демидовна, наконец-то вы пришли! А то мы тут с самого утра, как пчелки, трудимся, не покладая рук! Уже и спины не разогнуть, и в глазах темно! А народу все идет и идет! Может, хоть на обед нас отпустите, а то так и с голоду помереть недолго!

К моему огромному удивлению, Мария Демидовна, вместо того чтобы отчитать свою подчиненную за такое панибратство, только сочувственно вздохнула и кивнула.