Потому что время играло против меня. Мужчина в палате у окна медленно угасал. И я был его единственным шансом.
* * *
Светлана Козлова, или просто Светочка, как ее звали все в отделении, с удовольствием посмотрела на часы.
Шесть вечера.
Еще два часа, и можно домой. Дома ее ждал песик, недосмотренная серия любимого сериала и большая чашка чая с мятой. Идеальный вечер.
Отделение неврологии жило своей тихой, размеренной жизнью. Приглушенный свет, негромкие разговоры у сестринского поста, мерное попискивание мониторов. Светочка закончила вечерний обход, проверила капельницы, сделала записи в журналах. Все было спокойно.
Слишком спокойно.
И в этот момент тишину разорвал пронзительный, режущий слух писк.
Сигнал тревоги. Палата 312. Шевченко.
Сердце у Светочки ухнуло куда-то в пятки. Она не думая, сорвалась с места.
Она распахнула дверь палаты.
— Сергей Петрович! Что с вами⁈
Картина была страшной. Старик сидел в своем кресле, его тело обмякло. Лицо стремительно синело, он хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. В его широко раскрытых глазах стоял животный ужас.
— Лекаря! Срочно лекаря сюда! — закричала Светочка в коридор, не оборачиваясь. — Надя, кислород! Быстро!
Она подскочила к пациенту, пытаясь расстегнуть воротник его пижамы, но ее руки не слушались. Через несколько секунд в палату вбежала ее напарница Надя с кислородным баллоном, а следом за ней, на ходу застегивая халат, ворвался заведующий, Аркадий Львович Сердюков.
— Что происходит⁈ — его обычная лощеная вежливость слетела, как позолота.
— Две минуты назад все было нормально! — выпалила Светочка, прилаживая маску к лицу Шевченко. — Я только заглядывала! А потом вдруг…
Сердюков бросился к пациенту, схватил его за запястье, пытаясь нащупать пульс.
— Острая дыхательная недостаточность! — рявкнул он. — Пульс нитевидный! Готовьте к переводу в реанимацию! Немедленно!
Светочка никогда не видела Аркадия Львовича таким растерянным. Его руки слегка дрожали. Он, один из лучших неврологов, был в полном тупике.
Началась суматоха.
Шевченко переложили на каталку. Светочка бежала рядом, сжимая в руках кислородный баллон и следя, чтобы маска не сползла. Надя катила каталку так быстро, как только могла.
— Реанимация готова принять! — крикнула она, сворачивая в главный коридор.
И тут из-за угла, словно выросший из-под земли, появился он.
Адепт Разумовский. Он шел, видимо, к себе в ординаторскую, но, увидев их процессию, замер.
— Что случилось? — его голос был абсолютно спокойным, контрастируя с общей паникой.
— Острая дыхательная недостаточность! — выкрикнул Сердюков. — Непонятной этиологии!
Светочка увидела, как взгляд Разумовского на мгновение сфокусировался на синюшном лице Шевченко. И в следующую секунду он уже бежал рядом с ними.
В реанимации их уже ждали. Пациента переложили на стол, облепили датчиками. Мониторы тут же заголосили, показывая ужасающие цифры.
И тут Светочка увидела то, что потом еще долго не могла забыть.
В центре этого хаоса, где опытный Мастер-целитель Сердюков метался, отдавая противоречивые приказы, адепт Разумовский был как скала посреди шторма.
Его движения были невероятно четкими, быстрыми, но без единой капли суеты.
— Интубация! — его голос прозвучал как удар хлыста. — Светлана, готовьте адреналин! Надя, ларингоскоп!
Все инстинктивно подчинились ему. Сердюков на мгновение замер, но потом тоже кивнул, уступая командование.
Разумовский взял трубку. Его руки на мгновение вспыхнули мягким, голубоватым светом. Искра. Светочка видела ее много раз, но никогда — такой мощной, такой контролируемой. Он работал.
Сердюков пытался помочь, но скорее мешал. Разумовский же, казалось, видел все и сразу. Он командовал, делал, проверял.
Говорили, он всего лишь адепт. Но сейчас, в свете операционных ламп…
— Давление стабилизируется… Сатурация растет… — сосредоточенно проговорил он, глядя на монитор.
Сердюков, тяжело дыша, вытер пот со лба.
— Есть! Дышит!
— Показатели в норме, господин лекарь! — выдохнула Светочка, не веря своим глазам.
На несколько секунд в реанимации повисла абсолютная тишина. Все просто стояли и смотрели на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь старика. Все выдохнули.
Сердюков устало оперся о стол.
— Ну и что это такое было? — он посмотрел на Разумовского. — Ты хоть понимаешь, что с ним?
Светочка тоже посмотрела на молодого адепта. И увидела то, чего не ожидал никто. Его челюсти были плотно сжаты. А в глазах горела холодная, яростная злость. Но он злился не на них. Он злился на себя.
— Нет, — тихо, но очень жестко ответил он. — Пока нет.
