Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Кобрук с любопытством посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что он слишком умен для прямолинейных ходов. Он придумает что-то свое. Более изящное. И моя задача — быть готовым и поддержать его в нужный момент, обеспечить ему прикрытие. Я не буду дергать за ниточки. Я просто расставлю фигуры на доске и посмотрю, какой ход сделает этот игрок.

— Ты рискуешь, Корнелий, — покачала головой она. — И им, и собой.

— Я всегда рискую, Аня. Такова моя работа, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Зато я могу спокойно спать по ночам. В отличие от некоторых.

Она молча смотрела на него несколько секунд. Сейчас перед ней сидел не просто любовник и не холодный инквизитор. Перед ней был тот самый человек, которого она когда-то полюбила — упрямый идеалист, готовый в одиночку бороться с ветряными мельницами.

— Если с ним что-то случится из-за твоих игр… — начала она, и в голосе ее прозвучала неподдельная тревога.

— Я этого не допущу, — мягко, но твердо прервал ее Мышкин. — Я прикрою его. Я верю в этого парня. Возможно, он — именно тот, кто нам всем сейчас нужен.

Она больше ничего не сказала. Резко дернула ручку двери и вышла из машины.

— До встречи вечером? — с надеждой бросил он ей вслед.

— Позвони, — не оборачиваясь, ответила она и быстрыми шагами направилась к служебному входу.

Мышкин проводил ее взглядом. Он знал, что она волнуется. Но он также знал, что поступить иначе он не может. Он достал сигарету и посмотрел на пухлую папку на заднем сиденье.

Адепт Разумовский. Интересный случай. Возможно, его главная надежда в этой затянувшейся войне.

Утро встретило меня гудевшей головой и ощущением недосыпа. Но времени на раскачку не было. Впереди маячил пациент Шевченко, и его загадка была куда важнее моих ночных дилемм.

Проходя мимо сестринского поста, я увидел Кристину. Она сидела, подперев голову рукой, и явно клевала носом после ночного дежурства. Ее обычно идеальная прическа была слегка растрепана, а под глазами залегли тени.

— Вот она! Твой Джеймс Бонд в юбке! — тут же оживился Фырк у меня на плече. — Давай, двуногий, подходи! Сейчас самое время вербовать ее в шпионы! Пока сонная, она на все согласится!

Я только мысленно хмыкнул.

— Она сонная, Фырк, вот именно! Информация, данная уставшему человеку, усваивается на десять процентов, а забывается на все сто. Время — это все.

Я прошел мимо, лишь коротко кивнув ей. Она устало улыбнулась в ответ.

В ординаторской с утра царила напряженная тишина. Шаповалов уже был на месте. Он сидел за своим столом и с хмурым видом листал отчет за ночь, явно пребывая не в лучшем расположении духа.

Суслик-Фролов и Белочка-Борисова тихо сидели в углу, делая вид, что работают. Мой новый союзник, Семен, с усердием первокурсника изучал какую-то толстую книгу, но я видел, как он время от времени бросает на меня быстрые взгляды.

Я поздоровался со всеми ровным тоном и сел за свой компьютер. Не было времени на любезности. Мне нужны были результаты. Результаты анализов Шевченко.

Пальцы забегали по клавиатуре, я вошел в лабораторную систему. Сердце почему-то стучало чуть быстрее обычного.

— Ну что там, что там? — нетерпеливо прыгал Фырк у меня в голове. — Нашли у него в крови какую-нибудь экзотическую гадость? Антитела к печени дракона? Или следы проклятия старой ведьмы?

— Некоторым везет, — раздался за спиной нарочито громкий, язвительный шепот Борисовой, адресованный Фролову, но рассчитанный на уши Шаповалова. — Получают самых интересных пациентов. Всю больницу на уши ставят. А другие должны рутиной заниматься.

Шаповалов не отреагировал, продолжая сверлить взглядом свои бумаги.

Я не обернулся. Продолжал смотреть в монитор.

— А ведь некоторые случаи решаются на раз-два, — не унималась она, повышая голос. — Если, конечно, у лекаря есть опыт, а не только голые амбиции. Некоторым просто не хватает квалификации, чтобы увидеть очевидное.

Вот теперь Шаповалов оторвался от своих бумаг. Он медленно поднял голову и посмотрел на Борисову долгим, тяжелым взглядом.

— Ты на что-то намекаешь, Борисова?

Она тут же сделала невинное лицо.

— Я? Что вы, Игорь Степанович! Я просто рассуждаю вслух. О сложных диагностических случаях.

— Рассуждаешь, значит, — Шаповалов откинулся на спинку кресла. Его голос был обманчиво спокоен. — Ну так хватит рассуждать. Действуй. Тебе не дают проявить свой талант? Так иди и прояви. Разумовский, — он повернулся ко мне, — дай госпоже лекарю историю болезни пациента Шевченко. Пусть покажет нам всем, как решаются сложные случаи на раз-два.

Я молча развернулся, взял со стола толстую папку с историей болезни Шевченко и протянул ей.

Шаповалов добавил, глядя на меня:

— Только без твоих догадок и того, что ты уже сделал. Пусть начнет с чистого листа.

Я усмехнулся, открыл папку и вытащил оттуда внушительный ворох бумаг — мои заметки, распечатки статей, наброски схем.

Борисова, глядя на эту кипу, тихо зашипела от злости. Она выхватила у меня изрядно похудевшую папку и демонстративно отошла в угол.

Суслик-Фролов тут же пристроился рядом, заглядывая ей через плечо и что-то шепча. Семен только поднял на меня глаза, в которых читалось сочувствие, и снова уткнулся в свои дела.

Я же вернулся к монитору. Результаты пришли.

Я пробежал глазами по строчкам. Антинуклеарные антитела — отрицательно. Миозит-специфичные антитела — отрицательно. Ревматоидный фактор — отрицательно. Все, абсолютно все тесты, которые могли бы указать на системное аутоиммунное заболевание, были чистыми, как слеза младенца.

Тупик. Полный и безоговорочный. Моя самая красивая и логичная теория развалилась.

— Ну вот, приехали, — вздохнул Фырк. — Никакой войны в организме нет. Твои «солдатики»-лейкоциты даже не думают бунтовать. Что теперь, двуногий?

— Теперь нужно думать, — пробормотал я. — Если это не атака изнутри, значит… это что-то другое. Может, какой-то токсин. Или редкий метаболический дефект. Нужно попробовать назначить ему пробное лечение. Посмотреть, будет ли ответ организма.

В этот момент Борисова, с видом победительницы, встала и подошла к столу Шаповалова. Она как бы невзначай положила перед ним историю болезни.

— Игорь Степанович, я думаю, что у пациента Шевченко амилоидоз. Это редкое заболевание, при котором в тканях откладывается патологический белок, что и объясняет мышечную слабость и…

Шаповалов даже не посмотрел на нее. Он поднял глаза на меня.

Я едва заметно качнул головой. Нет. Неверно.

— Видишь? — коротко бросил Шаповалов Борисовой. — Неверно.

И снова отвернулся к своим бумагам.

Это стало последней каплей.

— Это несправедливо! — взвизгнула Борисова. — Вы даже не посмотрели! Вы просто доверяете какому-то адепту! Посмотрите сами историю и скажите, что там! Почему вы ему верите, а не мне, Подмастерью⁈

Шаповалов медленно поднял голову. В его глазах появился тот самый опасный, холодный огонек.

— Хорошо, — сказал он очень тихо. — Ты хочешь диагностики? Ты ее получишь. Адепт, — он повернулся ко мне, — поставь диагноз госпоже лекарю Борисовой. Целому Подмастерью!

Глава 21

Я медленно оторвался от своих дел. Развернулся на стуле и оглядел ее с ног до головы. Не как коллегу. А как интересный клинический случай.

Борисова опешила.

— Что?

Я проигнорировал ее вопрос.

— Я вижу несколько интересных симптомов, — сказал я спокойно и очень отчетливо, чтобы слышали все «хомяки».

— Начнем с очевидного, — я загнул первый палец. — Мелкий тремор вытянутых пальцев, особенно левой руки, который усиливается, когда ты злишься или волнуешься. Ты наверняка списываешь это на нервы, но это не так.

— Второе. У тебя повышенная потливость ладоней, поэтому ты постоянно незаметно вытираешь их о халат. И я вижу легкую, едва заметную припухлость в нижней части шеи, которую ты пытаешься скрыть воротником блузки. Пульсация сонных артерий тоже усилена.