Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— И третье, самое интересное. Твои глаза. Они слишком блестят, и у тебя есть легкий симптом Грефе — белая полоска склеры над радужкой, когда ты смотришь вниз. Ты стала более раздражительной и вспыльчивой в последнее время, верно? И похудела, хотя аппетит у тебя, я заметил, отменный.

В ординаторской повисла мертвая тишина.

Борисова стояла бледная как полотно, потому что каждое мое слово было чистой правдой. Она действительно стала нервной, похудела, и ее саму раздражал этот неестественный блеск в глазах.

— Все это, Алина, — я завершил свой урок, — классические симптомы тиреотоксикоза. Твоя щитовидная железа сошла с ума и травит твой организм собственными гормонами. Если это не лечить, скоро у тебя начнутся серьезные проблемы с сердцем — тахикардия, аритмия. Так что мой тебе профессиональный совет: иди к эндокринологу и сдавай кровь на ТТГ и Т4 свободный. И только после этого можешь пробовать давать советы лекарям, которые в диагностике понимают немного больше, чем ты.

Эффект был сравним с взрывом небольшой бомбы. Семен и Фролов с открытыми ртами смотрели то на меня, то на Борисову. Сама Алина стояла в полном шоке, ее губы беззвучно шевелились.

Я нанес финальный удар. Снова повернулся к своему компьютеру, как будто ничего не произошло.

— Так что, прежде чем лезть с советами к другим, Алина, лучше займись собственным здоровьем, — сказал я небрежно, через плечо. — И да, назначения моим пациентам больше не трогай. Я этого очень не люблю.

— Ну что ты стоишь? — нарушил тишину голос Шаповалова. Он с нескрываемым удовольствием наблюдал за сценой. — Видишь, тебе диагноз уже поставили. Можешь сходить к Прохорову в эндокринологию. Прямо сейчас. Я отпускаю.

Это ее добило.

— А-а-а! — она издала какой-то капризный, сдавленный вопль, топнула ногой и, развернувшись, пулей вылетела из ординаторской.

— Нокаут! — восторженно завопил Фырк у меня в голове. — Чистый нокаут! Прямо в челюсть! Двуногий, это было великолепно! Она теперь до конца ординатуры будет тебя бояться, как огня! Предлагаю повесить ее рентгеновский снимок в рамочку у входа! Для острастки!

Шаповалов хмыкнул, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— А я ведь ей еще месяц назад говорил, чтобы сходила проверилась, — пробормотал он себе под нос. — Не послушала. Ну, может, хоть тебя послушает.

Он посмотрел на меня, и в его глазах я впервые увидел не просто интерес, а настоящее, неподдельное уважение.

— Ладно, Разумовский. Продолжай работать. И не отвлекайся на истеричек.

Я коротко кивнул. Я и не собирался. Эпизод с Борисовой был не более чем необходимой хирургической процедурой — вскрыть нарыв, вычистить гной и поставить дренаж.

Неприятно, но необходимо для здоровья всего «организма» ординаторской. Теперь можно было вернуться к настоящему пациенту.

Кабинет старшего врача смены скорой помощи был погружен в полумрак. Тяжелые жалюзи на окнах были опущены, отсекая остатки вечернего света. В воздухе висел густой запах коньяка и застарелого табачного дыма.

На столе перед Федором Максимовичем Волковым стояла почти пустая бутылка дорогого коньяка и два стакана.

Его напарник, Григорий Сычев, нервно мерил шагами небольшое пространство кабинета. Его лицо было красным, а движения резкими.

— Федор, так больше не пойдет, — наконец выпалил он. — Я хочу пятьдесят процентов.

Волков даже не поднял головы. Он медленно, с наслаждением, налил себе еще немного коньяка.

— С чего это вдруг, Гриша?

— С того, что я своей задницей рискую на каждом вызове! — Сычев остановился и ударил кулаком по столу. — С этими новыми адептами-правдолюбами, с этими пациентами, которые норовят в Гильдию накатать жалобу! А ты сидишь тут, в тепле и безопасности!

— Гриша, не горячись, — Волков лениво откинулся в своем кресле. Кресло скрипнуло, как будто тоже устало от этого разговора. — Ты же знаешь расклад. Он не менялся уже три года.

— Вот именно! Три года! А риски растут!

— Риски учтены в твоей доле, — спокойно ответил Волков. — Или ты забыл, куда уходят деньги? Десять процентов — Панкратову. Без его подписи на актах списания нас бы с тобой давно уже накрыли.

Сычев скривился, как от зубной боли.

— Панкратов! Он только бумажки подписывает!

— Еще десять — Абрахмановой, заведующей складом, — продолжил Волков, игнорируя его выпад. — Без нее у нас не было бы «излишков» товара для обмена. Она наша кормилица.

— Заведующая складом! — фыркнул Сычев. — Тоже мне, риск! Сидит в своем теплом кабинете и в потолок плюет!

— Пять процентов — Сергеичу, водителю, — Волков загнул очередной палец.

— Ну хоть с водителем повезло, — пробурчал Сычев. — Молчит как рыба.

Волков сделал глоток и посмотрел на своего напарника.

— И не забывай про Галину из лаборатории.

Сычев остановился.

— Еще и лаборантке платим?

— А ты как думал? — Волков усмехнулся. — Она корректирует анализы, когда это нужно. Без нее бы у начальства давно возникли вопросы, почему у «тяжелых» пациентов, на которых мы списываем дорогие лекарства, такие подозрительно хорошие показатели. Она — наша страховка.

— И сколько ей? — обреченно спросил Сычев.

— Три процента. И еще два — Михалычу из морга.

Сычев чуть не поперхнулся.

— Морга⁈ Какого черта⁈

— За молчание, Гриша, за молчание, — терпеливо объяснил Волков. — Иногда тела приходят с… несоответствиями. Михалыч делает так, чтобы эти несоответствия никто не заметил. Он очень ценный кадр.

Сычев тяжело опустился на стул напротив и залпом выпил свой коньяк. Он молчал несколько минут, потом сказал:

— Знаешь, что бесит больше всего? Напарники.

— Опять? — Волков вздохнул.

— Этот новый… он такой же правильный, как Разумовский был, — пожаловался Сычев. — Все проверяет, все записывает, в глаза заглядывает. Я с ним как на иголках сижу.

— Потерпи. Через месяц переведем его в другое отделение. Поставим к тебе кого-нибудь попроще.

— Легко тебе говорить! — Сычев снова налил себе. — С тех пор как пришлось от Кольки избавиться, одни проблемы. Хоть сам на вызовы езди!

— Не драматизируй. Колька сам виноват. Начал слишком много болтать, — при упоминании Кольки лицо Волкова на мгновение стало жестким.

— Знаешь, Федор… иногда я думаю… может, завязать со всем этим? — Сычев поморщился. Он снова выпил и посмотрел на Волкова мутными глазами.

— Гриша, мы же людям помогаем, — Волков посмотрел на него с отеческой снисходительностью.

— Да? — усмехнулся тот.

— Вспомни Лихачевых, — голос Волкова стал мягким, вкрадчивым. — Их бабуля бы умерла без «Карди-Гена». Больница бы им его никогда не дала. А мы… мы дали им шанс. Мы спасли пожилого человека.

— За треть цены от рыночной, — пробормотал Сычев.

— И что? — Волков подался вперед. — Они счастливы. Разве это не благое дело? Система их бросила, а мы — нет. Мы делаем жизненно важные лекарства доступными для хороших, простых людей.

— Когда ты так говоришь… — Сычев медленно кивнул.

— А я говорю правду, Гриша. Мы — санитары этой прогнившей системы.

Сычев задумчиво повертел в руках стакан.

— А то, что мы сами при этом… немножко зарабатываем?

Волков откинулся на спинку кресла и улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.

— А это, мой друг, приятный бонус за наши старания и риски, — с удовольствием сказал он.

Сычев тоже улыбнулся. Его сомнения, подогретые коньяком и философией Волкова, улетучились.

— Знаешь что? К черту пятьдесят процентов. Но надбавку я все равно жду.

— Вот закроем сделку с Мироновыми, и получишь хорошую премию, — пообещал Волков.

— Мироновы? — оживился Сычев. — Это которые с девочкой-диабетиком?

— Они самые. Инсулин нового поколения. Ты знаешь официальную цену курса. Неподъемные деньги для них.

Сычев присвистнул.

— И сколько они готовы платить нам?