Ларь (СИ) - Билик Дмитрий

— Может, в лесочке прикопаем?

Видимо, Митя решил, что непосредственно водным погребением будет заниматься именно он. Поэтому всеми силами пытался откосить.

— Нет, не пойдет. Найдут его. В нем-то промысла не осталось, у нас Юния девушка с хорошим аппетитом.

— Очень сс… смешно.

— А вот артефакты фонят, — продолжил я. — По ним могут найти.

— Что в бою взято, то сс… свято, — не унималась лихо.

— Вот ты вроде мудрая пожилая… в смысле, просто мудрая женщина, а в таком деле не рубишь. Если кто увидит у меня то же кольцо или кинжал, это будет прямым обвинением в убийстве тверского ведуна. Доказывай потом, что ты не верблюд и это он вломился в дом. Следовательно, как бы грустно не было, артефакты утопим с этим товарищем. Пусть их хоть русалки найдут, с них и спрос.

Самое трудное в какой-нибудь деятельности — это начать. Потому что первое действие вроде как считается наиболее важным. По нему будут судить и все такое. Поэтому ты можешь ходить вокруг да около, боясь что-то испортить.

Но забавнее всего, когда горят сроки и ты начинаешь делать это что-то самое от безвыходности, оказывается, что получается вполне ничего. Потому что горшки обжигают как раз не боги.

Учитывая, что у меня в жизни был один сплошной дедлайн, я с подобными формулировками даже не заморачивался. Просто брал и делал. Едва ли будет хорошо, если кто-то обнаружит трупешник тверского ведуна в моем доме. Хватило уже и Соловья-Минина.

Перво-наперво я соорудил рунный камень погребального назначения, взяв за основу один из булыжников на улице. И заодно заглушил машину, чай бензин не казенный. Получилось не сказать чтобы произведение искусства, но вполне ничего. Затем я с помощью Мити и пищевой пленки, примотал рунный камешек к груди мумии. Так сказать, «придавил». Не хотелось бы, чтобы в нашей бухте появилось какое-нибудь жуткое умертвие. Даже если его назовут в мою чести — радости мало. А за сорок дней едва ли пищевая пленка порвется. Мы ее не пожалели.

Следующим этапом стала инвентаризация добра несостоявшегося наемного убийцы. И в этот момент я был готов плакать горючими слезами. Не знаю по какой причине, но Высоковский не стал прятать все богатство на слове, а увешал себя кольцами и амулетами.

У меня даже сложилось ощущение, что если взять и продать все это добро, то можно без всяких напрягов купить несколько пятиэтажек в Выборге. Но я все же решил — ничего от ведуна здесь остаться не должно. Поэтому кольца мы аккуратно сняли — после того как Высоковский внезапно умер с помощью лихо, то внезапно всхуднул. Соответственно, украшения буквально свалились с пальцев — и сложили в один из застегивающихся карманов на его штанах. Амулет, к нашему счастью, тяжелый, спрятали под рубашку, а кинжал засунули между штанами и ремнем, затянув последний.

— Все, Митя, теперь неси веревки.

— Зачем?

— Да я решил прямо сейчас попрактиковаться в шибари. Сам подумай, зачем.

Что наиболее интересное, после опустошения Высоковский стал легким, почти невесомым. Поэтому я без всякого труда привязал руки и ноги к туловищу. Эх, бабушка, знала бы ты, чем будет заниматься твой внук.

— Пойдем, — сказал я Мите. — Чур ты несешь.

— К чурам отправимся? — испугался он.

— Да это выражение такое, не парься.

Так мы и направились к воде. Я, лесной черт и Куся. Последняя как-то сама собой увязалась за нами, а заметили мы ее лишь у разрушенного дома Васильича. Причем, грифониха посмотрела на меня так выразительно, что стало ясно — попробуй я сейчас отправить ее обратно, мы второй раз откровенно поссоримся. Первый раз был, когда Куся потрогала клювом мой кулак. Ладно, пусть идет.

— Дяденька, я только плаваю плохо, — сказал Митя, когда уронил то, что осталось от рубежника на берег. — Это мельничные черти обычно плескаться любят. Или анчутки, а меня даже плавать никто не учил. Да и холодно.

Я был с ним согласен. Тем, кто осенью хотел искупаться в наших водах, можно было смело выдавать шеврон «Слабоумие и отвага».

— Не переживай, у меня на этот счет есть помощники. Ты пока привяжи к нему камень на всякий случай.

Сам я сел рядом и прикрыл глаза, настраиваясь. Что интересно, кощеевский дар теперь полностью адаптировался под меня. Стоило подумать про водное пространство, как среди сонма тех, кому в свое время удалось помочь, выступило двое. Первой являлась русалка, вторым посредник Водяного Царя.

Что удивительно, стоило мне потянуться к Вере, как та усмехнулась и ускользнула. Зато Михаил Евгеньевич, тот самый слабенький рубежник с престарелым сыном, шагнул вперед. Вот, не зря я ему рыбацкие принадлежности подарил.

К тому же, у меня все как-то автоматически стало на свои места. У русалки природная магия действительно не топить людей. Точнее, они этим часто промышляли, но суть хиста заключалась в другом. Что до Михаила Евгеньича — он сам говорил, что получил рубец после убийства анцыбала. Того самого неприятного типа, которого хлебом не корми, дай притопить человека.

Конечно, тут палка о двух концах. С одной стороны, Михаил Евгеньич не достиг ранга ведуна, потому и ярко выраженной способности у него не имелось. С другой, и Высоковский меньше всего сейчас напоминает человека.

В общем, я коснулся старика и опять все завертелось. Пахнуло рыбой, тиной, мокрым деревом, а в голове пронеслось множество непонятных слов вроде: «спидола», «косино», «учредка», «сельсовет». Причем, мгновенно промелькнуло, а потом все устаканилось. Видимо, с каждым новым разом «вхождение» в человека, как бы пошло это ни звучало, проходило легче.

Так, теперь бы разобраться, как действовать дальше.

— Чего стоишь, помогай, — сказал я Мите.

И мы вдвоем толкнули скорбные останки Высоковского в воду. Тело, вернее то, что оставила от него лихо, потяжелело. Его сразу потянуло ко дну. Вот только когда несчастный ведун коснулся ила, то не остановился. Рубежника продолжало утаскивать все дальше и дальше, а из меня медленно выходил хист. И самое интересное — я примерно чувствовал, где находится мертвец. И успокоился только через минуту, когда почти потерял объект.

— Отлично, — сказал я, «вываливаясь» из Михаила Евгеньевича. — Самое неприятное сделано.

— И что теперь, дяденька Матвей? — почему-то со страхом посмотрел на меня Митя.

— Рассуждаем логически. Оставаться нам здесь больше нельзя. По какой-то причине Трепов очень хочет убить Кусю. Значит, как бы грустно это не звучало, придется переезжать.

Глава 6

Я искренне считал, что переезд — самое худшее, что вообще можно придумать после сюрстремминга, разноцветных меховых шуб и Евровидения. Он, наверное, даже страшнее развода. Хотя тут меня можно поймать на том, что переезжал я несколько раз, а разводился ноль. Потому что, как говорил дядя Федор, чтобы развестись, нужно сначала жениться. А у нас денег нет.

Да, покидать теплое насиженное место, где все заточено под меня и нечисть, было жалко. С другой стороны, это казалось необходимым. Конечно, после смерти тире исчезновения Высоковского Трепов едва ли попрет танком. Однако нельзя недооценивать этого неприятного во всех отношениях старичка. У него ж опыта больше, чем у меня.

Из положительных вещей — выяснилось, что я не Плюшкин. Хотя я это знал всегда. Небольшой спортивной сумки хватило, чтобы сложить все необходимые вещи. У того же Мити вышло два внушительных пакета. Интересно, чего он там набрал помимо флейты? Лесной черт вроде не похож на квартиросъемщика, который после себя даже светильники с выключателями забирает. Правда, сдается мне, если бы собирался еще и бес, пришлось бы искать прицеп. Главное здесь — не оказаться рядом с Гришей, когда он проснется. Потому что ору будет — мама не горюй.

Так или иначе, мы все влезли в Зверя. Юния на своем любимом месте — в артефакте, а бес с чертом на переднем сиденье, потому что заднее полностью оккупировала грифониха. Выросла на дармовых харчах, что тут скажешь. Скоро придется ЗИЛ покупать.