Записки нечаянного богача 4 (СИ) - Дмитриев Олег

— А ты как думал? — кивнул Илюха. — Манька-то не с улицы приведённая, а дочка главной жены вождя шамбала. Мы к тёще с тестем иначе, как нарядные, будто ёлочки, не ездим.

— Да уж, африканские понты — это вам не это, — кивнул Головин.

— А то, — вздохнул морпех.

Его Манька, выходившая из хижины вслед за племянницей, выглядела так, что будь она в несколько раз меньше — точно бы сороки утащили. Блестело всё — от браслетов, то каких-то невиданных колец в ушах и в причёске. Огонёк не отставала от тётки, сияя, как диско-шар. Надя с Милой только переглянулись. Им на здешнем конкурсе красоты и народных ремёсел в части дамского обмундирования предложить было нечего. И слава Богу.

Я смотрел по сторонам, ожидая, когда же подъедет Садко. И очень удивился, увидев, как справа, со стороны здешнего леса, откуда денно и нощно орали какие-то невоспитанные местные звери и птицы, выруливает настоящий Неоплан — большой современный туристический автобус, разворачиваясь плавно за воротами и замирая передней дверцей аккурат напротив калитки. Дверь отъехала с пневматическим шипением и за ней оказался Мутомбо, обряженный, как натуральный вождь аборигенов: перья, пятнистая шкура, браслеты и бусы. Видимо, сюрпризов сегодня стоило ожидать с избытком.

В прохладе салона всем нашлось место и занятие.

Лорд ворковал с женой, чем, в принципе, занимался каждую свободную минуту, перестав наконец-то сурово таращиться в планшет или смартфон или командовать в них кому-то вслух по-русски или английски.

Головин с Бадькой прилипли к большому окну, разглядывая здешнюю фауну. Путь лежал, наверное, через один из окружавших отель национальных парков, поэтому посмотреть было на что: попадались и слоны, и гиены, и жирафы, и прочие кабаны-бородавочники. В ветвях деревьев скакали какие-то макаки, разноцветные невиданные птицы. На одном, стоявшем отдельно, развалясь по-барски, отдыхал леопард.

Анюта оседлала коленку Мутомбо, и переживала, что не хватало рук ухватиться за руль — он в автобусах вообще не рассчитан на пятилетних девочек. Такой штурвал и я бы, наверное, с трудом удержал, а чёрный громила управлялся, кажется, одним пальцем левой руки, правой бережно придерживая дочку. Надя, сидя рядом, на месте экскурсовода, оставила попытки снять её с водителя и просто смотрела по ходу движения сквозь огромное панорамное лобовое стекло.

Саванна поражала размахом. От темневшего слева до наливавшегося красным справа краёв горизонта тянулись равнины с редкими перелесочками. Вдали виднелись горы, но без снежных шапок — не такие высокие. Наверное, с одной из них и сыграла в молнию Мотя, в том смысле, что «бац — и в землю». Ну, конкретно в том случае — сперва в нечаянного туриста.

Подъезжали почти по тёмному. Слева уже начинали мерцать крупные звёзды. Справа догорал закат, величественный и яркий — никогда и нигде такого не видел. А перед нами возник силуэт огромного странного дерева, который сперва удивил, а по мере приближения начинал даже чуть пугать. Ствол размером, наверное, больше заднего дворика нашего дома в Москве, заканчивался настоящим лесом. Казалось, что на толстой округлой колонне росли какие-то отдельные, другие деревья. А вокруг ствола, сколько хватало глаз, стояли хижины, какие-то кибитки и палатки. За ними, если глаза не подводили впотьмах, были запаркованы автобусы и автокемпинги. Почему-то вспомнились слова «Нашествие» и «Эммаус». Я поёжился. Вот тебе и приехали бабулю навестить. Тут как бы не половина Танзании собралась.

Перед нашим автобусом, что гудел рассерженным слоном, расступались люди. Без криков, пинков по колёсам и плевков, как можно было бы ожидать в цивилизованной Европе. С каким-то даже почтением. Многие склоняли головы. Аня, которой Мутомбо доверил гудеть, светилась ясным солнышком. Мы с Головиным мрачнели, кажется, с каждым новым оборотом колес. Его можно было понять: обеспечивать охрану в такой толпе и суматохе — врагу не пожелаешь. Что именно напрягало меня — я пока и сам не знал. Только дерево на спине чесалось так, что хоть на стену лезь.

В едва открывшуюся дверь только что замершего возле огромного баобаба автобуса запрыгнул старикашка, чёрный и сморщенный, но подвижный, как ртуть. Или обезьяна. «Сморчок!» — тут же неприветливо буркнул внутренний фаталист. «Рафи́ки» — удивил скептик. Вот откуда он, а, значит, и я, помнил, как звали старого суетного мандрила, макаку-колдуна из диснеевского «Короля льва»? А кривая палка в руках с какими-то трещотками-погремушками на верхушке других ассоциаций не вызывали. «Асантэ сана скаш банана!» — сообщил реалист, чем добил окончательно.

Сморчок заголосил, увидев Мутомбо, Мвэндвэ и Мотэ Мдого. Прав был, кстати, вчера Головин — других букв, что ли, не было? Анюта, почуяв неладное, соскользнула с колена чёрного богатыря и запрыгнула на мои. Я обнял её, положив подбородок на макушку — так она с самого раннего детства быстрее успокаивалась.

— Чего он вопит, пап? — спросила дочь громким шёпотом, не сводя глаз со звонкого деда.

— Откуда ж я знаю, солнышко? Может, нарушили чего, скорость превысили или встали под знаком, где нельзя, — спокойно ответил я редкой даже для меня ахинеей. Сзади одновременно и очень похоже фыркнули Тёма с Бадькой. Натурально, одна сатана.

На переливы колдуна что-то прогудел наш великан-водитель, к нему подключились тётя с племянницей, а в финале что-то явно весомое добавил морпех. Сморчка это явно удовлетворило — он сбавил тон и темп значительно и начал что-то вполне конструктивно, вроде бы, вещать, поочерёдно тыча пальцем в местных. Потом остановился, нашёл глазами меня и совершенно вежливо и спокойно добавил ещё что-то, снова от души насыпав сонорных согласных. Поклонился и вышел, опираясь на свою палку с погремушками.

— Чего заходил-то? — поинтересовался я у морпеха.

— Как это по-простому-то, — начал было тот, но как-то неуверенно, даже странно для такой фигуры в таком мундире и при таких регалиях.

— Илюха! — чуть громче, чем, наверное, следовало бы, отчеканил Головин.

— Командующий парадом довёл диспозицию и порядок построения на плацу! — мгновенно вылетело из Умки. Вот оно, военное прошлое.

— Пенсионер объяснил, кто за кем выходит, и кому где стоять, — тут же перевёл приключенец для нас, гражданских. И продолжил изучать происходившее за окнами.

Чёрное море из местных, увешанных и украшенных Бог знает чем, колыхалось, но при должном внимании в его движении различались какие-то правила и закономерности. Можно было заметить четыре основных больших группы, на которые делилась эта единая толпень. И фигуры, вроде Мутомбо, которые возвышались рядом с какими-то особенно ярко наряженными — начальством, наверное. И живой коридор, что начинал вырисовываться: от нашего автобуса до самого ствола гигантского дерева.

Получалось, что сперва автобус покидали местные и Илюха. Следом за ними — Лорд и Тёма с жёнами. Последними, или, приятнее сказать, заключительными — Волковы. И Мотя. Так и началось. Отельера с нарядными женой и здоровяком-родственником волны чёрного моря встретили криками и улюлюканьем — я такое только в программе «Клуб путешественников» видел, с Сенкевичем, давно, очень. Мутобмо шагал по коридору с гордо поднятой головой, то и дело кому-то кивая или крича. Умка с Манькой шли за его широкой спиной чинно, под ручку, как по главной улице родного города на Первомай или Рождество. Головины и Ланевские пытались идти похоже, но Лорд с Милой выглядели слишком удивлёнными, мягко говоря, а Тёма — излишне напряжённым. Его опасно сощуренные глаза явно видели каждого из присутствовавших на этом странном празднике насквозь. И даже глубже.

Когда по ступенькам спустился я с Анютой на плечах, стало значительно тише. Только голоса повторяли один за другим одну и ту же фразу, что-то вроде «мбуа муиту муепе». Подав руку, помог спуститься Наде, которая во все глаза глядела на небывалое: толпы негров, обряженных в тряпки, рога и перья, костры и хижины посреди саванны. Пожалуй, она, да и я бы, чего уж там, предпочли смотреть такие страсти по телевизору. А когда в двери показалась стройная фигура Моти — толпа завопила так, что нас чуть не задуло обратно в автобус. Или у шамбала так сильны родственные связи, что за любую вернувшуюся с этих ихних европ переживают, как за свою, или она тут не просто бабкина внучка и Манькина племянница. Поди, принцесса какая-нибудь королевская тутошняя. Ох и влип я опять…