Записки нечаянного богача 4 (СИ) - Дмитриев Олег

Я только в машине сообразил, что девушка, учившаяся, по словам бабули, за Океаном должна понимать английский — до этого всё как-то перебивались с русского на их шамбала-банту при помощи Илюхи. Поздно догадался, признаю. Но, видимо, крепко Африка по затылку приложила — сразу как-то не пришло на ум. Хотя, с другой стороны, наверное и к лучшему — через морпеха-переводчика мой спич явно был воспринят Мотэ Мдого, если можно так выразиться, и лояльнее, и доверительнее. В общем, в том, что я — великий белый колдун, она была убеждена целиком и полностью. И настаивала, что теперь её жизнь принадлежит мне. И выглядела вполне по-местному, как и не уезжала никуда, акцент только выдавал, когда по-английски разговаривала — тот самый «пош-инглиш», богатый выговор, которым Серёга на свадьбе удивлял родовитых, состоятельных и обременённых мировой славой англичан. Но если молчала — обычная девчонка-шамбала. Вот такие сказочные дела в этой Африке: ударилась оземь — и обернулась красной девицей. Только чёрной. И ударилась в основном о нечаянного туриста, об меня.

Хотя, как говорил Головин, столкновения с Волковым ещё и не так могут поменять человека. Правда, потом он сбился на пересказ Илюхе истории про тех семерых, которые «Валя, запиши», и плевать ему было на то, что двоих «залечил» до полного разложения личности Иван Степанович в Белой Горе. Морпех слушал с таким вниманием и заинтересованностью, с какими, наверное, в детском саду в кукольный театр ходил, или на мультики.

Надя отобрала йод у лысой бывшей блондинки и пересадила меня ближе к окну. Я оседлал стул, поставив его спинкой вперёд, и уточнил:

— Радость моя, тебе же нельзя нервничать, правда? А вдруг там синяк некрасивый будет? Может, лучше Тёма или Серёга нарисуют?

— Дим, после того, что я видела, когда ты с инеистыми великанами воевал и спасал Велеса — мне бояться нечего. Да и тебе. Ну, только если у тебя там нет татуировки с именем или портретом другой женщины, — уверенно сообщила жена.

Морпех Илюха развернулся к нам на словах про великанов так, что едва свой стул не сломал. А Головин облился ромом, некультурно фыркнув прямо в стакан при упоминании татуировок. Я только вздохнул тяжко и снял куртку с футболкой.

Вероятно, лицо Надежды отразило что-то особенное, потому что Умка и Тёмка побросали стулья и рванули мне за спину. Туда же торопливо подошли остальные. Тишина с тыла, перемежаемая звуками вдохов, за которыми должны были следовать, но отчего-то задерживались какие-то, наверное, эмоциональные реплики, начинала напрягать. Чего там можно было увидеть такого, чтоб даже Головин промолчал?

— Ну чего притихли-то? Что там? Профиль Сталина? Или Маринка анфас? — я попробовал закосить глаза за спину и ожидаемо не преуспел.

— Мулунгу!* — крикнула Мотя и повалилась на колени. Причём вместе с Маней, от которой я такой скорости точно не ожидал.

За спиной раздался звук затвора. Но не оружейного, а того, с которым фотографируют некоторые смартфоны. У Нади, например, такой. Она и протянула мне трубку прямо в руки. Продолжая тревожно молчать.

Синяк был красивый. Большой. И неожиданно для относительно свежего, утреннего, разноцветный: сине-красный, как положено, но местами уже отдавал в желтизну, что обычно происходило день на четвёртый-пятый. Вероятно, неожиданный эффект от варева, которым угостила меня в видении старая ведьма. Но главное было не в цвете, а в форме. Или в содержании — тут сразу и не поймёшь.

От лопаток до поясницы разливалось оттенками красного и синего пятно с очень неожиданными очертаниями. Можно было, при определённой доле фантазии, опознать человеческий череп в профиль. Со странным рогом на лбу и отвалившимся носом, лежавшим рядом. А можно было увидеть довольно подробную и узнаваемую карту континента, где рогом была Сомали в районе Аденского залива, а носом — Мадагаскар. Но интереснее был странный узор, что начинался наверху поясницы, на несколько позвонков ниже того места, где крепятся последние рёбра. Вдоль хребта тянулся толстый красный ствол дерева, раскрывавшийся густой кроной над грудной клеткой, до самого верха лопаток. Кажется, это называлось фигурами Лихтенберга. Читал я где-то про них: когда в человека попадает молния, на коже остаются подобные узоры. Но читать где-то — это одно, а наблюдать сине-красное дерево поверх контуров Африки на собственной спине — вовсе другое. «Оригинально мы в этот раз дуба врезали» — резюмировал просмотр внутренний фаталист.

— Даже как-то жалко закрашивать, — кашлянув, сказала Надя неуверенно.

— Теперь понятно, чего меня так долбануло, — добавил Тёма, тоже, почему-то, кашлянув.

— А вот это слово на букву «Мэ», которое Мотя кричала — это чего? — поинтересовался я у Илюхи, когда он выбрался из-за моей спины, сразу шагнув к столу. Только ответил он с паузой, потому что, едва достигнув столешницы, сорвал пробку с непочатой бутылки рому и принялся глотать, как я давеча — воду у подножия чёрной скалы.

— То есть ты признаёшь, что ты — слово на букву «Мэ»? — оживился стальной приключенец, становясь рядом с морпехом и зеркально, пусть и с некоторой задержкой, повторяя его движения.

— Бог тутошний, самый древний. У разных племён по-разному зовётся, у масаев — Нгаи, у банту и шамбала — Мулунгу. Вроде Тора или Перуна — тоже грозой, громом и молниями повелевает. Но, как предания говорят, не только. Ещё вроде как именно он следит за священными деревьями. И он из одного из них первого человека вырезал. Кажется, — ответил Илюха. А мне показалось, что с каждым новым глотком рому морпех становился всё больше пиратом. И легче с его пояснений не стало.

— Не, я не Мулунгу. Я — Дима Волков. Это точно совершенно, у меня и паспорт есть, там написано. Ты поднял бы родню с полу, чего они валяются-то? — посоветовал я Умке. Пока он ещё, кажется, ходить мог.

Рязанский пират (а он уже, пожалуй, был в меньшей степени морпех) обратился к лежавшим у меня в ногах родственницам с пламенной речью. Я узнал уже два слова: Мсанжилэ и Мулунгу. Ну и свои имя-фамилию. Поднимались чёрные дамы нехотя.

— Мотя, ты же взрослая девочка, с высшим образованием, да ещё и не с одним, наверное! Хватит так на меня смотреть. Я живу в другой стране, на другом континенте и быть местным Богом даже с точки зрения логики не могу! — обратился я к летучей бывшей блондинке по-английски. Поёживаясь, потому что Надя принялась-таки мазать синяк. Начиная снизу, с Кейптауна.

— Нас учили, что в вопросах богословия логика своеобразная, — осторожно ответила она. Всё-таки слышать такой чистый английский с таким произношением из уст чёрной жемчужины, обёрнутой в бусы и мешковину было очень странно. — А ещё говорили, что высшая логика — это вера. И что Боги — явления других масштабов и измерений, чтобы пытаться судить о них привычными нам способами и методами.

Ого, какая умная оказалась. «А так и не скажешь» — влез внутренний скептик. «Девочка дело говорит» — задумчиво ответил реалист. «Эти двое того и гляди весь ром выжрут» — не удивил ничем новым фаталист.

* Мулунгу — первопредок, верховный бог, бог грозы в мифах бантуязычных народов Восточной Африки.

Глава 6

Подарки в студию

Нарядились диверсанты оперативно, и будто бы сами удивились, неожиданно оказавшись решительно не готовыми к привычному «если завтра война, если завтра в поход».

— Помяни моё слово, Умка! Завтра бабка, сидя верхом на зебре или жирафе, ему подарит кимберлитовую трубку и полстраны! — убеждал Головин, стараясь держать серьёзное лицо. Но ром очень мешал, поэтому морда получалась хитро-довольная, как у кота возле сметаны.

Жёны наши ушли, забрав с собой Маньку и Мотьку, а к нам прислали Мутомбо, наказав глаз с нас не спускать. А чего их спускать-то? Мы и сами никуда не планировали выходить. Я — в особенности. Меня на природу вовсе не тянуло. Как отшибло.