Сан Цзань непонимающе моргнул.
— После сокрушения горы Бучжоу Нюйва восстановила обрушившиеся небеса и превратилась в Хоуту, чтобы вскоре исчезнуть окончательно. — Юньлань нахмурился. — Гора Бучжоу вела на небеса, но не на землю… А преисподней тогда ещё не существовало. Нюйва починила небеса и создала землю, но в небесах была дыра, и потому на земле шёл вечный дождь, и что насчёт дыры в самой земле? Земля… Почва…
Голос Юньланя потихоньку затих до шёпота, но затем он вдруг произнёс:
— Дай-ка мне тот отрывок про создание людей.
Не успел Сан Цзань передать ему книгу, как на полку откуда-то запрыгнул Да Цин:
— Старик Чу явился.
Юньлань закрыл книгу и вместе с ней слез с лестницы. Сняв очки, он передал их Сан Цзаню, похлопав его по плечу, и собирался было уйти, когда тот сказал:
— Раньше… Порядка не было. Каждый хо… Хотел больше силы. Гора… Путь к небу. Если она сломалась, значит, кто-то хотел покончить с…
Не найдя подходящего слова, он взмахнул руками, и Юньлань сразу понял, что он имеет в виду.
Кто-то хотел покончить с войной.
Уходя, Юньлань благодарно кивнул Сан Цзаню, который неожиданно помог ему взглянуть на ситуацию с нового угла.
Вселенная тогда только начиналась, и конечно же, бесчисленные боги бесконечно дрались друг с другом. Жёлтый Император сразил Чи Ю и установил новый порядок. Человечество зародилось благодаря Нюйве, что вдохнула жизнь в глиняные фигурки, и вместе с ним началась битва за власть. Кто бы не разрушил гору Бучжоу, неужели они пытались покончить с этой войной и вернуть мир… К началу? Когда все жили мирно и счастливо?
Юньлань вспомнил свой странный сон. Кто же с ним разговаривал? И что означали те слова?
***
Чу Шучжи явился не один, а с хвостиком: вместе с ним в кабинете сидел Го Чанчэн, обернув шею сразу двумя шарфами. Даже его лицо было наполовину скрыто за тканью, превращая Го Чанчэна в некое подобие Черепашки-ниндзя. Один из шарфов, к тому же, явно принадлежал кому-то другому.
Оказалось, что когда Чу Шучжи исчез, Го Чанчэн направился было к автобусной остановке, на полпути его накрыло стыдом: год только начался, а он уже умудрился провалить порученное Да Цином задание. Чувствуя себя ужасно виноватым, Чанчэн вернулся туда, откуда ушёл, и принялся разыскивать пропавшего Чу Шучжи. Он даже не побоялся спрашивать совета у незнакомых людей, вот только жалкое выражение лица и тихое бормотание сделало его похожим на туриста, толком не знающего китайский.
После полутора часов поисков на промозглом ветру над ним сжалилась добросердечная соседка и отвела промёрзшего насквозь Го Чанчэна к дверям Чу Шучжи. Но когда она ушла, Чанчэн не решился постучать в дверь и принялся наворачивать круги вокруг, изо всех сил прислушиваясь, не творится ли что внутри. Уйти он не мог — да и не хотел — но и стучать было страшно: стоило вспомнить, как Чу Шучжи на него обозлился, и хотелось только поглубже втянуть голову в плечи.
А когда Хранитель призвал Чу Шучжи в офис, тот обнаружил на своём крыльце замёрзшего придурка-стажёра и взял его с собой.
В воздухе сквозило напряжение. Чу Шучжи сидел за столом, спрятав одну руку в карман, и крутил в пальцах зажигалку Юньланя. Да Цин оставался в стороне от его пристального взгляда. Единственным отчётливым звуком в кабинете было жалкое шмыганье Го Чанчэна.
Увидев шефа с книгой в руках, Чу Шучжи слегка приподнялся:
— Зачем я здесь?
Чжао Юньлань уселся напротив него, внимательно посмотрел Чу Шучжи в глаза и прямо сказал:
— Не нужно лишних слов. Просто скажи: ты собираешься уйти или нет?
Чу Шучжи устало прикрыл глаза.
— И вытащи руку из кармана, — холодно приказал Юньлань. — Думаешь, я не знаю, что ты там прячешь?
Чу Шучжи хмыкнул и высвободил ладонь. Между его пальцев блеснул пурпуром небольшой обломок кости: полый внутри, с четырьмя отверстиями вдоль. Это был костяной свисток, созданный, чтобы управлять зомби, что само по себе считалось страшным неуважением к мёртвым, а потому напрямую относилось к тёмной магии.
Го Чанчэн чихнул. Чу Шучжи покосился на него и медленно произнёс:
— Сначала тебе стоит позаботиться об этом ребёнке.
Чанчэн вскочил на ноги. Даже не обернувшись, Юньлань отрывисто велел:
— Малыш Го, сядь на место. Да Цин, попроси на кухне, чтобы ему приготовили отвар из корня вайды [5]. А ты, — он смерил Чу Шучжи взглядом, — говори, что задумал. Собираешься вооружиться этим вонючим свистком и уйти под землю править нежитью? Вечно прятаться в тенях от стражей ада, не в силах сбросить оковы?
Чу Шучжи сощурился:
— Триста лет назад я не знал, что творю. Я нарушил закон и повстречался с последствиями моего преступления, но за все эти триста лет я не совершил ничего плохого. Чего ещё от меня хотят эти твои стражи ада? Кто я для них, подстилка, об которую можно вытирать ноги?
— Продление срока действия оков добродетели — обычное дело. Почему бы тебе не смириться с этим, как делают все остальные?
— Я. Не такой. Как остальные, — прорычал Чу Шучжи. — Позволь напомнить тебе, Чжао Юньлань: я добровольно принял оковы добродетели. Я сдался им, но это не значит, что я был неправ.
— Тебе хватает наглости сомневаться в вынесенном тебе приговоре? — резко выдохнул Чжао Юньлань.
— Да, и что такого? — рявкнул Чу Шучжи, ударив ладонями по столу. — Я ни о чём не жалею. Будь моя воля, я бы ещё раз ободрал этого мелкого мерзавца живьём. И плевать на следующие триста лет заключения! С какой стати закон не равен для взрослых и детей? Для меня люди делятся на две категории: те, кого я могу убить, и те, кто слишком силён… В конце концов, шеф Чжао, я не виноват: это они зарвались в своих желаниях. Если трёхсот лет наказания недостаточно, значит, мне никогда не искупить вину… А потому для меня теперь все дороги открыты. Один пацан или десяток, кому какое дело? Мой костяной свисток развеет их души и обратит в милых маленьких призраков.
