Бытовик 2 (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Уважаемые… — окликнул кабатчик негромко переговаривающихся посетителей: — И куда весь народ делся?

— А всё, Никитич…- из темноты зала раздался насмешливый голос: — Конец пришел твоей коммерции, конкуренты у тебя открылись, прямо перед заводскими воротами. Мы сегодня, по старой памяти, сюда зашли, а завтра тоже в новое заведение пойдем, там цены ниже, и музыка играет.

Забыв о своем солидном положении, Карп Никитич выбежал на улицу и, действительно, разглядел, почти напротив ворот стройки, какие-то шатры, освещенные разноцветными магическими светильниками и расслышал женский, волнующий голос выводящий, царапающие сердце, слова:

— Никогда тебя я, милый, не забуду,

— Никогда тебя я, сладкий, не прощу!

— Долго за тебя молиться буду, а потом, со зла, поколочу…- пробормотал под нос, кабатчик, которому, в молодости, поэтические настроения были не чужды, после чего вернулся за прилавок и подозвав помощника, с сожалением, протянув ему рублевую бумажку:

— Беги за городовым и скажи, что у завода торгуют спиртным без лицензии, чтобы немедля бежал туда и эту лавочку незаконную прикрыл.

Городовой появился через полчаса. Смущенно отводя глаза в сторону, он долго пыхтел в густые усы, после чего сообщил, измученному ожиданием, кабатчику, что дело с торговлей спиртным оказалось непростым, и надлежит звать квартального надзирателя, как лицо, обладающее необходимыми компетенциями, а городовой здесь бессилен.

Конечно, объяснялся городовой другими словами, но целовальник его понял и мысленно горестно взвыл.

Вызов квартального надзирателя, да еще в ночное время… Это ж надо выложить десять рублей из своего кармана, не меньше, а то и пятнадцать, и не факт, что завтра благодетель Федот Федорович Благодеев эту сумму слуге своему возместит, а как не дать? Посылать помощника в дом купца за указаниями — завтра точно со должности вылетишь и никуда потом не устроишься, а не послать и самому, по своему разумению, решать — так денег очень жалко. Наконец Карп Никитич привел свои мысли в порядок и усатому полицейскому поднесли на подносе стакан водки с бутербродом, и тремя пятирублевыми купюрами.

Выпив и закусив, городовой одним движением поставил на поднос стакан и сгреб деньги для начальства, после чего, буркнув «Желаю здравствовать», вышел из кабака.

Возле «веселых» палаток квартальный надзиратель появился примерно через час, в сопровождении всех наличных полицейских сил районной части — пяти городовых. Безусловно, для полутора крепко выпивших рабочих, что угрюмо замолчали при появлении правоохранителей, это было ничто, но, прибыть в одиночку полицейскому начальнику было невместно.

— Это что за безобразие⁈ — гаркнул полицейский чиновник: — Почему торгуете без лицензии и разрешения градоначальства?

— И кто это тут кричит, нарушает ночное спокойствие обывателей и мешает честному отдыху работного люда? — к удивлению надзирателя, из-за палаток вышли и окружили его городовых два десятка солдат, благо, что без оружия, а перед губернским секретарем замер человек в офицерской форме, с новенькими погонами зауряд-прапорщика и маленькими очечками в металлической оправе, из-за стекол которых, поблескивали злые глазки.

— Губернский секретарь Голубев Кирилл Мефодьевич. — представился полицейский: — Я являюсь квартальным надзирателем местной полицейской части и прибыл по жалобе уважаемого гражданина…

Палец полицейского безошибочно уперся в Карпа Никитича, что не выдержал неизвестности и выполз из хозяйского кабака, а теперь скромно прятался за широкими спинами городовых.

— Прапорщик Бородаев Аскольд Трифонович, командир второй роты Булатовского полка. — представился прапорщик, в свою, «гражданскую» бытность, два года назад, вынужденный уйти с последнего курса Казанского университета, факультета правоведенья, после мутной истории, связанной с загородными прогулками с супругой одного из преподавателей: — Так что данного мещанина беспокоит?

— Продажа спиртных напитков населению при отсутствии соответствующей лицензии и разрешения на оную деятельность в этом месте, выданную градоначальником.

— Господин губернский секретарь… — флегматично ответил прапорщик: — Очевидно, что оный мещанин, вольно или невольно, ввел доблестные органы полиции в заблуждение. Очевидно же любому, разумному человеку, что никакой торговли, а тем более, алкоголем, здесь не ведется. Если бы вы обыскали палатки, то не нашли бы ни одного рубля, ни одной копейки, но так как это объекты военные, и никаким обыскам или досмотрам со стороны гражданских властей не подлежат, то вам следует поверить мне на слово, что все так и обстоит.

Полицейский начальник задумался, пытаясь обдумать слова странного военного, да так глубоко, что Карп Никитич, понимая, что десять рублей рискуют быть истрачены зазря, а завтра ему предстоит тяжелый разговор с хозяином, не выдержал и выдвинувшись из тени, зашептал в ухо главного полицейского чина.

— И что вам нашептывает этот наушник? — усмехнулся офицер.

— Почетный гражданин утверждает, что вы, господин прапорщик, все-таки, торгуете спиртным без лицензии…

— Ни слова больше, Кирилл Мефодьевич. — поднял палец прапорщик: — Не надо произносить слов, за которые вам будет, впоследствии стыдно. Согласно императорскому уложению, купля продажа на территории империи ведется посредством государственных средств платежа, а именно, эмитированных государственным банком рублей и копеек. Если этот малахольный намекает вам про те бумажки, что добрые господа мастеровые кидают в ящик для пожертвований…- как по волшебству, в глубине притихшей палатки вспыхнул еще один магический фонарик, висящий, аккурат, над железным ящиком, с криво приклеенной бумагой, на которой кто-то старательно вывел «На благие дела»: — То эти бумажки к деньгам никаким образом не относятся, соответственно никакой продажи тут не имеется.

— Но это же натуральный кабак! — воскликнул, выведенный из себя полицейский начальник, понимающий, что разговор идет не в той тональности, к которой он привык.

— И опять вас злостно ввели в заблуждение, уважаемый Кирилл Мефодьевич. — корректно прервал его прапорщик: — Эти палатки являются полевым лагерем Булатовского полка, в котором проходит празднование нашего национального праздника — Дня защитника священных рубежей, который празднуется вместе с широкими кругами местного населения. Вон, у нас и плакат, соответствующий висит. А по договору между княжеством и империей, пункт тридцать два, подпункт четырнадцать, воинские подразделения княжества, в интересах государства, вправе передвигаться по любым местностям и останавливаться во всякой точке, если будет в этом необходимость. Вот, мы здесь и остановились. А сейчас проводим праздничные мероприятия.

Проследив за рукой офицера, губернский секретарь прочитал белые буквы, выведенные на растянутом кумаче, что сложились в простые, но, в тоже время, великие слова: «Народ и армия едины!»

— Господин прапорщик…- полицейский неуверенно кивнул на транспарант: — Осмелюсь спросить, а лозунг сей согласован там?

Голубев неопределенно повертел пальцем над головой:

— Цензурный комитет не возражает?

— Ну конечно нет, это же самый коронный лозунг. Что может быть прекрасней? А вообще, Кирилл Мефодьевич, мне кажется, что нам необходимо всыпать горячих вашему кляузнику, иначе он не угомонится. — глаза прапорщика начали шарить по стоящим вокруг людям. Карп Никитич, почуяв неладное, попытался отступить в темноту, но ловкие руки перехватили его и потащили за палатки.

Часа через три последний мастеровой ткнулся лицом в миску с квашенной капустой, так и не донеся последнюю кружку до рта.

По команде прапорщика, слабо мычащее тело было подхвачено с двух сторон стрелками и человека повели-потащили к ожидающим поодаль, уже заполненным до отказа телегам. Это был последний рейс до погрузочной площадки, люди и лошади устали, но дело того стоило.