На этот раз я не спорила. Я послушно зачерпнула мазь и стала наносить ее на кожу. Прохладная, знакомая субстанция скрывала мою уязвимость, возвращая мне хоть какую-то защиту, заживляя раны. Маскируя не только цвет кожи, но и жгучее чувство стыда.
Сорг тем временем оседлал того самого «одолженного» коня — крепкого гнедого мерина.
— Поедешь со мной, — это был приказ, а не предложение. — Как и планировали, вернемся в лагерь к оркам. Нам следует все обдумать. Не думал, что вернуть тебя будет настолько сложным заданием.
Он легко вскочил в седло и протянул мне руку. Я подала ему свою, и он рывком посадил меня перед собой. Его руки, обнимавшие меня с двух сторон, чтобы держать поводья, были тверды как камень. От него исходило напряжение и невысказанная ярость.
Мы поехали. Не разговаривали, каждый думал о своем. На этот раз молчание было уже иным. Оно было тяжелым, как намокший плащ, и густым, как моя вина. Я сидела, прижавшись спиной к его груди, и чувствовала каждый вздох, каждое движение его мышц. Он спас меня. Он рисковал собой из-за моей глупости. И теперь между нами лежала не просто ссора. Лежала пропасть, которую я сама и вырыла.
И я не знала, смогу ли ее когда-нибудь преодолеть.
ГЛАВА 14
Мы ехали несколько часов. Сначала по лесу, потом выехали на открытую равнину, где ветер гулял свободно, срывая с сухих трав шепот, похожий на вздохи. Я сидела, вжавшись в седло, стараясь занимать как можно меньше места, почти не дыша. Его молчаливая ярость была осязаемой, как плеть. Каждый стук копыт о землю отдавался в моем сердце укором.
Ну, нельзя же так переживать! Это всего лишь… орк! Что может быть общего между мной и… орком?
А я все равно места себе не находила.
Сорган Следопыт не говорил ни слова. Его руки, державшие поводья по бокам от меня, были напряжены, как тетива. Я видела его сжатые кулаки и чувствовала, как его грудная клетка вздымается в ритме сдержанного гнева. Стыд сжигал меня изнутри, и я готова была провалиться сквозь землю.
К полудню мы добрались до одинокого каменного выступа, который хоть как-то защищал от ветра. Сорг резко осадил коня и без лишних слов соскользнул на землю.
— Слезай, — бросил он, не глядя на меня, и принялся расседлывать коня.
Я послушно сползла на землю. Ноги подкосились, и я едва удержалась, ухватившись за стремя. Он этого не заметил. Или сделал вид.
Он развел костер с той же молчаливой, почти злобной эффективностью. Достал провизию — жесткие лепешки и кусок вяленого мяса — и бросил мне мою долю. Я не спрашивала, откуда хлеб и солонина, захочет, потом сам расскажет. Или нет?
Мы ели, сидя по разные стороны костра. Я пыталась проглотить хоть кусочек, но еда вставала комом в горле.
Когда я снова попыталась прожевать свой сухарь и чуть не поперхнулась, Сорг внезапно резко встал и отошел к краю уступа, спиной ко мне. Его плечи были подняты. Он стоял так несколько минут, глядя на бескрайнюю степь. А потом я услышала, как он сказал, тихо, но так, что я разобрала каждое слово:
— Я чуть не сошел с ума.
Я замерла, выпустив из рук лепешку. Руки вмиг ослабли, повисли безвольными плетями.
Он повернулся. Его лицо было усталым, а в глазах не осталось и следа от гнева — только глубокая, всепоглощающая усталость.
— Когда я нашел твои вещи у ручья... — он провел рукой по лицу. — У меня перед глазами все потемнело. Я подумал... я подумал, я старался не думать о том, что разбойники могли с тобой сделать. В глазах потемнело… Наверное ты винишь во всем случившемся меня? Я поклялся доставить тебя невредимой… Не только Аши, но и…
Это было последнее, чего я ожидала услышать. Признание.
— Ты не виноват, — прошептала я, наконец найдя в себе силы говорить. — Это я... Это моя вина. Во всем. С самого начала. Только моя. Ты был прав во всем. Я вела себя как избалованный, глупый ребенок. Я не думала о последствиях. Я думала только о своих обидах.
Я встала и, не решаясь подойти ближе к этому могучему воину. На его фоне я казалась хрупким фарфоровым созданием. Стояла у костра, сжимая и разжимая руки.
— Ты спас меня, — голос мой дрогнул. — Ты рисковал собой, чтобы найти меня. А я... я чуть не погубила все из-за своей гордыни. Мне так жаль, Сорг. Так бесконечно жаль.
Он смотрел на меня через костер. Пламя отбрасывало блики в его глазах, и в них теперь читалась не ярость, а боль. Та самая боль, что сидела и в моем сердце.
— Я не должен был так говорить с тобой у ручья, — сказал он тихо. — Я... я испугался. А когда я боюсь, я злюсь. Это не оправдание. Это объяснение.
Он сделал шаг. Потом еще один. И вот он уже стоял передо мной, близко-близко. Он медленно поднял руку и коснулся моей щеки, смахивая грязь и следы высохших слез. Его прикосновение было таким нежным, таким осторожным, что у меня снова выступили слезы. Но на этот раз — от облегчения.
— Ты такая красивая… Когда не зеленая… Хотя и зеленая ничего так, — он хмыкнул.
Я улыбнулась, вспоминая, какая огромная непреодолимая пропасть между нами. Не только разные цели, но и разные миры нас разделяют.
— Я не хочу, чтобы ты менялся, — прошептала я, прижимаясь щекой к его ладони. — Твоя резкость, твоя сила— это весь ты сам, такой родился, твоя суть. Без них... меня бы здесь не было.
— А я не хочу, чтобы ты переставала быть той упрямой, вспыльчивой девчонкой, что не боится спорить со мной, — его губы тронула слабая улыбка. — Просто... давай договоримся. В следующий раз, когда захочешь смыть мазь и уйти... просто скажи мне об этом.
— Когда-нибудь мы все равно расстанемся… — прошептала больше самой себе. — Этот путь закончится.
— Но пока-то мы здесь, — кажется, он меня расслышал. — Ну, что скажешь? Никаких побегов? Если что, я — следопыт.
Сорг обнял меня. Не как тогда, в гневе, а крепко, надежно, по-настоящему. Я уткнулась лицом в его кожаную куртку, вдыхая знакомый запах дыма, кожи и его — Сорга. И впервые за этот долгий, ужасный день я почувствовала, как лед внутри него начинает таять.
— Договорились, — прошептала я в его грудь.
Мы стояли так долго, пока ветер не разогнал тучи и солнце не осветило нас своими теплыми лучами. Буря миновала. И в моем сердце, и на небе.
Мы сидели у костра, и его руки медленно водили по моей спине, разминая зажатые от страха и напряжения мышцы. Я прижалась к нему, слушая ровный стук его сердца, который наконец сменил бешеный ритм погони и ярости.
— Знаешь, — его голос, тихий и спокойный, нарушил тишину, — когда я увидел следы, которые они оставили... я не думал о награде. Не думал о договоре. Я думал только о том, что теряю тебя. И это было в тысячу раз страшнее любой битвы. Лучше встретиться с целым войском в одиночку, чем понимание, что тебя я больше не увижу прежней, несломленной, способной улыбаться.
