Охра (СИ) - Прягин Владимир

— Картина обычно выводит в местность, освоенную людьми. Там могут, конечно, встретиться и дикие звери, но вряд ли — доисторическая фауна.

— Верно, — сказал декан. — На такой картине почти всегда есть застройка или, по крайней мере, искусственные объекты. Если же рисовать совершенно дикую местность, то, с большой вероятностью, что-нибудь похожее сыщется и в базовом мире, на нашем огромном материке. Картина превратится в простой пейзаж и не станет дверью. Это понятно?

Он вновь уставился на меня, и я медленно кивнул:

— Да, логика есть. Но пейзаж ведь можно нарисовать и заведомо фантастический?

— Можно, — подтвердил он. — Но тут уже растёт вероятность, что в пределах Земли подобный ландшафт просто невозможен. У нас получится вымышленный инопланетный пейзаж. А ведь переходы, как я упоминал, открываются только между версиями Земли. Картина опять-таки останется обычным рисунком.

— Ну, — сказал я, — тут уже вопросы к художнику. Если у него хватает фантазии, то, по-моему, можно нарисовать пейзаж без построек, который не похож ни на одну местность в базовом мире, но инопланетным тоже не выглядит.

— Это сложнее, чем может показаться, — возразил Стэдвик. — Теоретически — да, возможно, и прецеденты были. Но художнику проще изобразить какую-то необычную технику или архитектуру. Это подразумевает заселённую местность. А значит, более вероятно, что вы столкнётесь с людьми, чем с опасной фауной. Хотя фауна может встретиться тоже, этого нельзя исключать.

— Вот, кстати, об архитектуре, — сказал я. — Можно спросить?

— Попробуйте.

— Например, художник придумал какой-нибудь фантастический город. Если похожих городов нет ни в одном из параллельных миров, то дверь просто не откроется, правильно? Ну, другими словами, в чистую фантазию перейти не получится?

— Да, всё верно.

— А насколько сильным должно быть сходство с реальным городом, чтобы дверь открылась-таки? Стопроцентное совпадение невозможно, это понятно. Художник ведь фантазирует, а не с натуры пишет. Тогда сколько процентов — проходной балл? Семьдесят пять? Шестьдесят? Как это высчитывается?

Стэдвик усмехнулся:

— Вопрос отличный, но несколько не по адресу. Эту тему очень подробно разбирают на Факультете Художников. Если она вам так интересна, то обратитесь к кому-нибудь из студентов, которые обучаются там. Насколько я понимаю, требуемое сходство не поддаётся расчёту в цифрах. Его определяет художественная атмосфера картины. Некоторые формализуемые критерии всё-таки существуют, но я в них некомпетентен, поэтому объяснять не берусь. Для нас, следопытов, это не имеет практического значения. Мы-то будем работать с уже написанными картинами.

— Понял, — сказал я, — буду иметь в виду.

Занятие продолжалось.

Стэдвик продемонстрировал нам штук пять больших фотографий. Это были миры, с которыми удалось наладить торговлю.

Меня особенно впечатлил мегаполис с гигантскими паровыми машинами и архитектурой а-ля викторианская Англия. Самоходные механизмы с клёпаными бортами, трубами и котлами катились по мостовой, а по рельсовым эстакадам ехали паровозы, таща за собой вагоны.

Ещё запомнился мир с плавучими рукотворными островами — что-то вроде океанических ферм. Там тралили рыбу, выращивали съедобные водоросли и разводили всяких плавающих зверушек, от китов до тюленей.

Преподаватель нам рассказал, как действовали первые следопыты, проникшие в те миры. Общий принцип, впрочем, был предсказуем — не бросаться в глаза, не лезть на рожон и не расслабляться, а в разговоры вступать только в крайнем случае.

Один из корешей Грегори спросил про Серую лихорадку. Декан объяснил — острее всего она проявляется при первом переходе, затем становится легче. А регулярные тренировки, которые у нас будут, должны свести симптомы на нет.

И вообще, нам пообещали обширную программу физподготовки.

Я чуть не взвыл, услышав об этом.

Когда-то я занимался спортом активно — сначала лёгкой атлетикой, потом баскетболом. Играл за сборную факультета. Но в последние месяцы я на всё это подзабил — надоело. Лишь иногда заходил в качалку.

И вот теперь…

Порадовало, однако, что за успешную миссию, которая обеспечивала коммерческую отдачу, следопыту светила премия, художнику тоже. А в особо удачных случаях плюшки доставались и клану — торговые преференции, например.

— А если художник нарисовал унылую ерунду? — поинтересовался я. — Следопыта всё равно отправляют?

— Если ерунда настолько унылая, что это видно заранее, — сказал Стэдвик, — то не отправляют, конечно. Но это бывает редко. Обычно плюсы и минусы новооткрытого мира оцениваются уже по итогам вылазки следопыта. Комиссия изучает собранные данные и решает, стоит ли с этим миром контактировать дальше.

На этом вводная лекция завершилась. Она, по-моему, получилась прикольной — но моё мнение разделяли не все. Некоторых лордов корёжило от скуки к концу занятия. А когда прозвенел звонок и преподаватель вышел, Грегори сказал мне насмешливо:

— По-моему, Вячеслав, ты узнал много нового.

— По-моему, тоже, — подтвердил я. — Завидуешь?

— Нет, сочувствую. В каком медвежьем углу ты вырос и обучался, если не знаешь элементарных вещей?

— Ты даже не представляешь. Лучше не спрашивай, чтобы не испытать культурного шока. Радуйся, что я своей серостью оттеняю твоё великолепие.

Переваривая мою последнюю фразу, Грегори свалил из аудитории, за ним потянулись его дружки. Остались те, кто сидел недалеко от окна, имея непрестижные перстни или браслеты.

— Ну что, коллеги, — сказал я, — никто нас с вами не любит.

— Ты слишком легкомысленно к этому относишься, — сказал парень с фиолетовым перстнем, старший из нас по возрасту. — Грегори — наследник самого крупного месторождения охры. Его отец — один из влиятельнейших лордов на континенте. Зря ты провоцируешь парня.

— Я провоцирую? Серьёзно? По-моему, это он до меня докапывается, а не наоборот.

— Формально — да, но ты слишком явственно демонстрируешь готовность к конфликту. Так это, во всяком случае, представляется мне. Но я не настаиваю на своей точке зрения. Если моё замечание кажется тебе некорректным, беру его назад.

— Стоп-стоп, погоди, — сказал я. — Ты-то чего напрягся? Если можешь дать толковый совет, валяй. Обдумаю на досуге.

— Совет очевиден — будь осторожен с Грегори. Он отнюдь не дурак и, если захочет, сможет доставить тебе серьёзные неприятности.

— Да я и не планирую нарываться. Если он сам ко мне не полезет, буду молчать, хотя рожа у него наглая. Кирпича настойчиво просит.

Девчонка за первым столом хихикнула. У неё были русые короткие волосы, собранные в хвостик, курносый нос и серые глаза. Если бы мы сейчас находились не в мажорской Академии Красок, а на истфаке, где я учился раньше, она смотрелась бы совершенно естественно. Вместо перстня у неё была аквамариновая стекляшка, вставленная в браслет.

Подмигнув ей, я поинтересовался:

— А к вам троим эти ребята не лезли? Почему вы от них отсели?

— Конфликта не было, — ответил всё тот же рассудительный парень, наш аксакал. — Один из них выдал пару иронических комментариев, но в рамках приличия, ничего оскорбительного. А отсели мы по привычке.

— Весело тут у вас, — заметил я. — Слушай, а твою краску из чего делают? Может, тоже из вереска, как и у меня, только сорт другой?

— Нет, — чуть усмехнулся он. — Из фиолетовой смородины. Это в Ягодной Лощине, на западе. Меня зовут Бойд.

Мы с ним перекинулись ещё парой слов. Девчонка и паренёк со светло-зелёным браслетом в разговор не вступали — слушали, но не уходили. Видимо, соблюдали субординацию. И лишь когда Бойд поднялся, встал и пацан. Они друг за другом вышли из помещения, а девчонка чуть задержалась, копаясь к сумке.

Она напоминала легкоатлетку — прыгунью в высоту, например. Подчёркнуто худая и узкоплечая, но при этом не хрупкая. С длинными спортивными ногами и ростом за метр восемьдесят. Косметикой совершенно не пользовалась, а сапоги носила на плоской и упругой подошве — вместо кроссовок, видимо.