Аквилон. Трилогия (СИ) - Токсик Саша

Тишина повисла над водой. Даже ветер стих, даже камыши перестали шелестеть, даже последние ночные комары замерли в воздухе.

– Невеста? – голос девушки стал тонким, как нитка.

– Дочка самого барона Мергеля. Единственная дочь. Сыновей у барона нет. Женюсь на ней и стану наследником всего. Фабрики, поместья, титула.

– Как же ты можешь променять меня на другую? – в голосе появились слёзы. – Я же тебя люблю! Ты клялся! Говорил, вернусь богатым, и мы поженимся!

– Плевать на клятвы! – он повысил голос первый раз за весь разговор. – Баронский титул мне важнее твоей любви. Женюсь на ней и стану баронским наследником. А ты возвращайся к своему мельнику, рожай ему детей, пеки хлеб, дои корову. Живи как все деревенские бабы.

Девушка выпрямилась.

– Не бывать тому! Я за тобой в город поеду! Найду твою баронессу и всё ей расскажу! Как ты мне клялся в любви под ивой у мельницы! Как обещал жениться! Как я тебя три года ждала!

Парень побелел. Плотвичка не видела, но чувствовала, как участилось его дыхание, как вспотели ладони.

– Ты не посмеешь!

– Посмею! Завтра же поеду! Всё расскажу!

И тогда он толкнул её. Резко, сильно, обеими руками в грудь. Девушка вскрикнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но не устояла.

Она упала за борт спиной вперёд. Всплеск разнёсся по затону, круги пошли по воде. Всплыла через секунду, хватая ртом воздух:

– Николай! Помоги! Я не умею плавать! Ты же знаешь!

Он взял весло. Тяжёлое, потемневшее от воды. Ударил, потом еще и еще раз. Толкал веслом вниз, загонял под воду, держал, не давая вынырнуть:

– Тони! Тони быстрее! Что же ты такая живучая⁈

Она сопротивлялась отчаянно. Царапалась сломанными ногтями. Пыталась закричать, но вода заливалась в рот, в лёгкие вытесняя жизнь. Платье тянуло вниз неумолимо, юбки разметались как белые крылья, потом намокли, потемнели, стали свинцовыми. Силы таяли с каждой секундой.

Наконец она перестала бороться. Последние пузырьки воздуха вырвались из губ. Глаза остались открытыми, но уже не видели. Она погружалась медленно, красиво, как упавшая в воду бабочка. Белое платье разметалось вокруг как крылья.

Плотвичке стало её очень, очень жалко. Не просто жалко, а так, что всё её маленькое водяное существо сжалось от чужой боли.

Плотвичка не понимала человеческих чувств полностью. Что такое любовь, что такое предательство. Но несправедливость чувствовала каждой чешуйкой. Это было неправильно. Так не должно быть.

Маленький дух бросился к тонущей девушке. Обвилась вокруг неё серебряной спиралью, пыталась поднять. Но человеческое тело тяжёлое. А Плотвичка маленькая, слабая, размером с ладонь.

И тогда она сделала то, чего делать нельзя. Более того, что никогда никто не делал до неё.

Она попыталась поделиться с девушкой своей жизненной силой. Влить в мёртвое тело свою энергию, свою суть, саму себя. Подарить искру жизни, вернуть из смерти, воскресить.

Плотвичка прижалась к груди девушки, там, где должно биться сердце. Почувствовала холод мёртвой плоти. И начала отдавать себя, по капле, по искорке, перетекая из своего водяного тела в человеческое.

Но человеческая душа и дух стихии несовместимы. Они существуют в разных плоскостях бытия. Когда Плотвичка влила свою энергию в тело Пелагеи, произошло немыслимое.

Две сущности не просто соединились. Они сплелись, срослись, как сломанная кость срастается неправильно, уродливо, причиняя вечную боль.

Плотвичка кричала. Её затягивало в мёртвое тело как в водоворот, как в чёрную дыру. Она пыталась вырваться, но было поздно. Человеческая душа, обезумевшая от предательства и смерти, вцепилась в неё мёртвой хваткой. Пелагея не хотела умирать. Не хотела отпускать. Держала с силой утопающего, который тянет за собой спасателя.

Боль была невыносимой. Две природы рвали друг друга на части, пытаясь существовать в одном сосуде. Водяная сущность Плотвички кипела, испарялась от жара человеческих эмоций. Человеческая душа Пелагеи леденела, кристаллизовалась от холода водной стихии.

И родилось чудовище. Не русалка из легенд, прекрасная и печальная. Не утопленница из кошмаров, мстительная и злая. Нечто среднее, невозможное, противоестественное. Существо, которому не было места ни в мире живых, ни в мире духов. Существо, обречённое на вечные муки, на вечную жажду мести, на вечное безумие.

Существо, которое будет петь свою песню десятки лет, заманивая мужчин в воду. Всех мужчин без разбора, потому что в её помутнённом разуме каждый из них был Николаем, предателем, убийцей, разрушителем счастья.

Видение оборвалось так же внезапно, как началось. Словно кто‑то захлопнул книгу на самой драматичной странице.

Я снова видел перед собой Пелагею. Вернее, то, что от неё осталось после того, как я выкачал почти всю энергию. Почти человеческое тело в белом платье висело в метре от илистого дна, удерживаемое водяными плетями.

Гарпун всё ещё торчал в её энергетическом центре, там, где солнечное сплетение. Тонкая нить света соединяла нас, и по ней струился последний ручеёк силы. Слабый, прерывистый, как дыхание умирающего.

«Бедная Плотвичка!» – рыдала Капля. – «Бедная девушка! Злой человек! Злой‑злой‑злой!»

Её маленькое водяное тело где‑то наверху, в лодке, сотрясалось от горя. Для неё это была не просто история из прошлого. Она проживала чужую боль как свою. Плотвичка для неё была сестрой, пусть незнакомой, пусть потерянной в безумии. А люди… Капля начинала понимать, что люди могут быть жестокими.

Пелагея больше не сопротивлялась. Висела в водяных путах безвольно, как сломанная кукла. Голова была опущена, длинные волосы закрывали лицо водяной завесой. Она даже не дёргалась, когда очередная порция энергии уходила через Гарпун.

Камни в лодке наверху сияли уже ярко. Я чувствовал это через связь с Каплей, видел её глазами. Девять из десяти полностью заряжены. Десятый набрал примерно три четверти. Миссия практически выполнена.

Я мог бы просто закончить. Выкачать остатки силы, дать существу умереть окончательно. Раствориться в воде, стать частью реки. Это было бы милосердно после стольких лет мучений.

Но в голове всплыл образ маленькой серебристой рыбки, которая бросилась спасать утопленницу.

Плотвичка не была виновата. Она хотела помочь. Маленький глупый дух, который из жалости совершил невозможное. И теперь уже почти век мучалась, сплетённая с безумной душой.

И Пелагея… Да, она убивала мужчин. Десятки, может быть, сотни за эти годы. Но разве по своей воле? Безумие утопленницы, помноженное на силу водного духа. Жажда мести, которая не различала виновных и невинных. Она была жертвой, ставшей монстром поневоле.

Я принял решение. Сложное, опасное. Разделить то, что срослось. Освободить обеих.

Заклинание рассечения. Само по себе оно было простым. Но здесь требовалась хирургическая точность.

Я закрыл глаза, хотя под водой это не имело значения. Погрузился в транс, отключая физические ощущения. Холодная вода исчезла. Остались только я и энергетическая структура существа, которую я видел через Гарпун.

Структура напоминала клубок из двух разноцветных нитей, спутанный тысячами узлов. Красная нить была человеческой душой, горячей, пульсирующей от боли и ненависти.

Голубая нить была водным духом, холодной, текучей, но деформированной годами неестественного существования. В местах узлов они срослись, стали фиолетовыми, и этот цвет был неправильным.

Первый узел находился на периферии, самый простой. Я направил тончайший поток энергии, острый как скальпель. Резал по границе фиолетового, не задевая ни красного, ни голубого.

Пелагея дёрнулась. Стон вырвался из её губ, но под водой это были не звуки, а пузыри воздуха. Больно. Разделение причиняло боль, как когда отдирают присохший бинт от раны.