Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий

Я медленно прошелся вдоль строя, и каждый шаг отдавался болью в висках. Бинты на головах, лубки на сломанных руках, костыли, подпирающие истощенные тела.

Лица – закопченные, исхудавшие, с ввалившимися глазами, в которых читалась не просто усталость, а та пустота, что наступает после слишком близкого знакомства с небытием. Но в этих же глазах, сквозь боль, тлели угольки чего‑то иного. Упрямства. Ярости. Жизни, которая не желала сдаваться.

А еще в них я видел невероятный прожитый опыт, какой никому не пожелаешь, но который раз и навсегда уничтожает страх перед врагом и дает потенциал для невероятного роста.

Я остановился в центре, повернулся к ним. Чуть меньше ста сорок трех пар глаз уставились на меня.

– Вольно, – скомандовал я, и строй с нестройным лязгом и скрипом ослаб, но никто не пошевелился по‑настоящему.

Я обвел их взглядом, давая тишине стать гнетущей, невыносимой.

– Вопрос ко всем, – начал я. – Есть здесь те, кто считает, что я виноват в смерти ваших товарищей? В смерти Брандта, Ларса, Нервида, Гронда, Доргана и еще пятидесяти семи человек? Потому что поставил задачу уложиться в сроки? Потому что из‑за меня третий полк не спешил вам на помощь?

Сначала – мертвая тишина. Потом, в задних рядах, чей‑то сломанный голос, полный стыда и злобы, выкрикнул:

– Да!

Еще один, тише:

– Отчасти… да, капитан.

Несколько других голов неуверенно кивнули.

Я медленно кивнул, как будто принимая некий доклад.

– Хорошо. Спасибо за честность. А теперь остальные, перестаньте врать. Себе и мне.

Они замерли, недоуменно уставившись.

– В глубине души вы все меня вините. Каждый из вас. И в этом нет ничего неправильного. Потому что вина за их смерти действительно лежит на мне. Я – ваш командир. Я принял решение. Я поставил задачу. Я не смог предусмотреть, не смог обеспечить достаточно поддержки, не смог… просто быть там, с вами. Ответственность за ваши жизни – на мне. Даже если я был в другом месте. Это – цена моих погон.

Я видел, как сжимаются их кулаки, как кто‑то опускает взгляд, кто‑то, наоборот, впивается в меня взором, полным боли и гнева.

– И я не буду вам врать и обещать, что это больше не повторится. Наоборот. Судьба может завести нас в такие дебри, где потеря четверти состава покажется нам счастливым исходом. Где мы будем тонуть в крови по щиколотку. И если среди вас есть те, кого это пугает, кто не готов платить такую цену – это нормально. Это по‑человечески. Подойдите после построения к Силару или Хамрону. Я лично обеспечу вам перевод в любую другую часть Коалиции. Без осуждения. Без проблем. Вы уже заплатили достаточно.

Я сделал паузу, давая словам осесть, просочиться сквозь броню усталости и горя.

– Но, – я повысил голос, и в нем впервые зазвучала та самая сталь, что вела их до этого. – Но тем, кто останется… тем, кто сможет перешагнуть через эту злобу и страх… Я буду не просто готов. Я буду рад стать для вас тем командиром, который ведет за собой, а не просто отдает приказы. И который в любой момент, без тени сомнения, отдаст свою жизнь, чтобы выжили вы.

Я видел, как меняются их лица. Угольки в глазах разгорались в искры.

– А если кого‑то из вас не зацепили высокие слова о долге и чести… – я позволил себе кривую, почти пиратскую ухмылку. – Если вы пришли сюда, ко мне, за силой, славой и деньгами – и в этом нет ни капли стыда! – то я могу пообещать вам и это. После того, что мы прошли, и того, что нас ждет… даже те деньги, что вы получили после Бала Невинности, покажутся вам жалкой подачкой. Рутиной. Я сделаю вас не просто богатыми. Я сделаю вас легендами. Богатыми легендами. Так что я спрошу один раз: ВЫ СО МНОЙ⁈

И тогда тишина взорвалась.

Сто сорок три горла выдали единый, оглушительный, животный рев. Рвотный крик ярости, боли, одобрения и готовности идти хоть в ад. Они кричали, хлопали, топали ногами. Сто сорок три израненных, истекающих горечью бойца, которые только что были на грани, теперь смотрели на меня с такой яростной преданностью, что воздух затрещал от энергии.

Я стоял перед ними, принимая этот рев, этот ураган эмоций. Это был не триумф. Это была клятва. Кровавая, выстраданная, дорого купленная. И я знал – назад дороги нет.

– Слова – это лишь воздух, – произнес я, когда рев утих. – Горячий воздух, который быстро остывает. И я готов доказать серьезность своих слов прямо здесь. Сейчас. Но для этого мне нужно ваше разрешение.

Строй замер в недоумении. Разрешение? Какое еще разрешение нужно капитану?

– То, что я собираюсь сделать, коснется каждого из вас лично. Это будет больно. Это изменит вас. И я не сделаю этого без вашего согласия. – Я обвел их взглядом. – Я спрашиваю вас: разрешаете?

Сначала – задержка дыхания. Потом, из середины строя, кто‑то хрипло крикнул:

– Делай что хочешь, капитан! Мы с тобой!

Вслед за первым голосом раздался второй, третий, и вскоре уже весь остаток роты гудел теплым одобрением. Они отдавали себя в мои руки. Добровольно.

– Хорошо, – кивнул я, и холодная решимость наполнила меня. – Тогда стойте. И терпите.

Я подошел к первому бойцу в шеренге – молодому артефактору с перевязанным предплечьем. Его звали Шервиг. В его глазах читался страх и решимость. Я положил ладонь ему на грудь. Золотые нити на моей коже вспыхнули под рубашкой, и я ощутил, как знакомый, леденящий холод потянулся из глубины моего существа.

Сначала малая толика энергии для того, чтобы создать метку. А затем уже куда больший сгусток, поднявший Шервига с Пролога на Завязку Сказания, насильно формируя в нем ядро маны.

Он вздрогнул всем телом, глаза закатились, изо рта вырвался сдавленный стон. По его коже пробежали судороги, жилы на шее надулись. Он не упал, упираясь ногами в землю, стиснув зубы.

Когда я убрал руку, он стоял, тяжело дыша, а из его пор сочился едва заметный золотистый пар. В его глазах плавало шоковое непонимание, смешанное с зарождающейся лихорадочной силой.

Я двинулся дальше. Ко второму. К третьему. К каждому я прикасался, и каждый раз внутри меня что‑то сжималось, отдавая кусочек моего времени, моей жизни. Я видел, как они корчатся от боли, как их тела выгибаются, принимая неестественный для них уровень маны.

Я поднимал Историй до Завязки Сказания, а тех, кто уже был на Сказании, продвигал на одну стадию вперед. Воздух на плацу вскоре зарядился электричеством преобразования, пах озоном и жженым железом. Стоны, сдавленные крики, хруст костяшек сжатых кулаков – это был звук моего искупления.

Когда последний боец, шатаясь, остался на ногах, я медленно вернулся на свое место перед строем. Мои ноги едва слушались меня. В глазах стояла серая пелена. Я поднял голову, заставляя себя выпрямиться.

– Способность, которую я только что использовал, – мой голос прозвучал хрипло и тихо, но в гробовой тишине его было слышно каждому, – забирает мою жизнь. Каждый из вас… стоил кусочка моего времени. Теперь… теперь мне осталось меньше полумесяца.

По строю прошел немой шок. Их лица, еще секунду назад искаженные болью и экстазом обретения силы, застыли в ужасе и непонимании.

– Так что у нас с вами осталось полмесяца, – я сделал паузу, давая им осознать. – Если план, ради которого вы клали головы в Желтом Драконе, провалится… у меня не будет ни единого шанса это исправить. Никакого другого способа продлить себе жизнь. Это мой выбор. Моя солидарность с погибшими. И мое уважение к вам, выжившим. Мы связаны теперь не просто присягой. Мы связаны временем. Моим временем.

Тишина стала абсолютной. И тогда ее разорвал сдавленный рык. Хамрон, с лицом, искаженным бурей эмоций, сорвался с места и, не в силах вынести тяжесть подарка и цены за него, бросился ко мне и сжал в объятиях так, что у меня хрустнули ребра. В прошлый раз, когда использовал эту способность на нем, я не рассказывал ему об ее истинной цене.

Он не говорил ничего. Просто держал, дрожа.

За ним, стирая слезы тыльной стороной ладони, подскочила Бьянка. Потом – Карина, ее хватка была тише, но в ней читалась та же преданность.