Личный аптекарь императора. Том 4 (СИ) - Золотарев Егор

Мичурин опустился на скамью, закрыл лицо руками и сокрушенно покачал головой.

— Мало наказали, — недовольно пробурчал дед, неприязненно зыркнув на него.

— Боткин Расмус Артурович также снимается со всех должностей, лишается всех наград, премий и надбавок. На него налагается штраф в размере двух миллионов рублей и запрет на его род в течение ближайших двадцати лет занимать высокие государственные должности. А также его лечебницы лишаются всех государственных субсидий на десять лет.

Члены рода Боткиных недовольно загудели, но имперцы быстро навели порядок. Сам же Расмус рухнул на колени и принялся рыдать, причитая:

— Простите меня, родные. Это я во всём виноват. Простите меня.

Судья продолжал:

— Все члены рода Распутиных лишаются должностей в государственных структурах с запретом занимать их на ближайшие пятьдесят лет. Лечебницы навсегда лишаются субсидий и другой государственной помощи. На род налагается штраф в размере пяти миллионов рублей. А самому Василию Денисовичу суд присудил… смертную казнь.

Повисло напряжённое молчание. Судья повернулся к императору и тот еле заметно кивнул. Он явно был доволен приговором.

Среди присутствующих кто-то тихонько заплакал. Сам же Распутин невидящим взглядом уставился на пол и ни на что не реагировал.

— Вот это правильно. Вот это я одобряю, — улыбнулся дед и потёр руки. — Всё верно присудили. Только смертью он искупит то, что натворил.

Дима ничего не сказал. Как я заметил, он вообще молчун, в отличие от старика, который, бывало, трещал без умолку.

Последовала ещё череда наказаний для тех, кто участвовал в заговоре или знал о нём и молчал. Многие лишились своих насиженных мест и прибыльных должностей. Кое-кто отделался штрафом, а несколько человек получили тюремные сроки. Как я понял, Мичурина и Боткина не посадили только из-за преклонного возраста.

Судья дождался, когда имперцы вновь восстановят тишину среди обиженных и разъярённых лекарей, которые считали наказания незаслуженными, и продолжил:

— В ходе судебных разбирательств был выявлен еще один факт нарушения, не имеющий отношения к текущим делам. Как рассказал сам Александр Дмитриевич Филатов, а правдивость его слов подтвердили имперские менталисты, он неоднократно нарушал запреты на использование манаросов и изготовление лекарственных средств.

Я с облегчением выдохнул. Ну хоть то, что я не Филатов, они не смогли выяснить. Это очень хорошо. А за нарушение запрета я как-нибудь отсижу.

— В связи с этим суд решил назначить ему наказание в виде…

— Остановись! — послышался громогласный голос, и все посмотрели на императора.

Тот двинулся к судьям и, вплотную остановившись у их стола, о чем-то зашептался с ними. Все в напряжении замерли.

— Ох-хо-хо, похоже мы попали, — покачал головой дед. — Ой, что будет?

— Хватит причитать. Император справедлив, — ответил Дима.

— Ага, знаем мы, как он справедлив. До сих пор расхлёбываем, — еле слышно ответил он.

Прошло минуты две или три, прежде чем тот самый судья, который зачитывал приговор, отошел к писаке, выбрал несколько листов текста и отдал императору.

— Что ж они там решают-то? Если этого гада Распутина помилуют, то револьвер мой вынесет свой приговор, — зло процедил сквозь зубы старик Филатов.

Император внимательно прочёл листы, отдал их судье и объявил:

— Силою, данной мне законом и престолом, объявляю, что Александр Дмитриевич Филатов прощён, а наказание отменено! Также повелеваю снять все запреты и заклинания, наложенные на род Филатовых. И приказываю вернуть всё конфискованное имущество и восстановить в правах и в должностях всех членов рода!

Лекари недовольно зашептались, а дед не сдержался и прокричал в ответ:

— Благодарим вас, Ваше Величество! Клянёмся не запятнать чести и служить Империи верой и правдой!

Он встал и низко поклонился. Мы с Димой последовали его примеру. Император с довольным видом кивнул и двинулся в сторону выхода, в сопровождении своих телохранителей.

Следом на ним ушли судьи, только через заднюю дверь. Туда же имперцы повели осужденных. К нам подошёл прокурор и предупредил, что в самое ближайшее время даст задание императорским заклинателям снять ограничение на ману. Также сказал, что мы уже сейчас можем пользоваться манаросами, а имущество нам официально вернут только завтра.

— Вы уж там поторопитесь, — ворчливо проговорил дед. — Мне надо наше родовое гнездо в порядок привести. А то пока он был под вашим надзором, о нём никто не заботился. Не удивлюсь, если там какие-нибудь бездомные поселились. Или вандалы все стены разрисовали.

— Вы можете хоть сейчас ехать в свой особняк, но документы будут готовы только завтра. Нужно всё официально оформить, подписать и заверить. На это понадобится время, — извиняющимся тоном сказал прокурор.

— Ну ладно. Если мы вам понадобимся, то временно проживаем у Евгения Ермолина. Там нас ищите.

Прокурор попрощался и довольно резво покинул Зал Правосудия. Мы же не спеша вышли из здания суда и прогулочным шагом двинулись в поисках обувного магазина. Нужно купить деду новые ботинки.

Весь вечер мы провели за разговорами. Лида была вне себя от счастья. Настя на радостях так затискала Шустрика, что тот переместился на чердак и сидел там, пока я его не позвал к ужину.

Нам позвонили с поздравлениями Савельевы, Орлов с Леной, Коган и баронесса Завьялова. А после выхода вечерних новостей, наши телефоны трещали без умолку.

Все Филатовы пребывали в приподнятом настроении, но всё равно чувствовалось небольшое напряжение. Никто не верил, что наконец-то весь этот кошмар закончился.

— А поехали к нашему особняку? — предложила Лида, когда мы сытые и довольные разместились в гостиной Ермолина.

— Поздно уже, Лидушка. Лучше завтра поутру, — взял её за руку Дима.

— Я будто сплю, — призналась она. — Будто всё, что сейчас происходит — это сон.

— Никакой это не сон. Просто закончилась темная полоса и начинается светлая.

— А как долго будет длится светлая полоса? — настороженно уточнила она.

— Никто этого знать не может. Но я надеюсь, что всю нашу оставшуюся жизнь, — Дима притянул её к себе и нежно обнял.

На следующее утро я проснулся от крика Насти. Взглянул на часы — полшестого утра.

— Полный! Он полный! — кричала она на весь дом.

Я нехотя поднялся и приоткрыл дверь спальни, в которой ночевал вместе с дедом. Тот до сих пор храпел.

Настя в своей розовой пижаме отплясывала с Шустриком на руках.

— Ты чего? — недовольно протянул я. — На часы вообще смотрела?

— Какая разница, сколько сейчас время! Он полный! Источник полный! Сняли ограничение!

Я тут же обратился к своему источнику, и довольная улыбка расползлась по моему лицу. Сестра права — источник полный. Мана теплой волной разливалась по телу. Какое же это блаженство…

— Я теперь тоже смогу поступить в академию! — она подкинула Шустрика, но тот пропал, и к ней в руки обратно не вернулся. Правильно сделал. — Буду носить студенческую форму. Участвовать в студенческих вечеринках!

— Тебе ещё целый год в гимназии учиться, — сказала с улыбкой Лида, показавшись из своей комнаты.

Вскоре проснулся весь дом. Лида помогла служанке приготовить завтрак, и мы сели за стол. Единственный, кому не было дела до ограничения по мане — это Дмитрию. Его разрушенный источник совсем не накапливал ману. Однако его это обстоятельство, похоже, не сильно огорчало, он радовался за нас.

После завтрака Лида настояла на том, чтобы поехать к особняку. Дед вызвал такси, и вскоре мы оказались у ворот дома. На нём больше не было ни цепей, ни замков.

Глубоко вздохнув, дед взялся за створку ворот и потянул на себя. Та жалобно заскрипела.

— Так и знал, что они совсем не заботились о нашем имуществе, — недовольно проговорил он.

— Это не важно. Главное — мы снова дома, — Лида двинулась в сторону особняка, раздвигая ветви разросшихся кустов.