Турист (СИ) - Демченко Антон

— Ещё раз прошу меня извинить, но, если это не повредит дальнейшему следствию, можете ли вы сказать, имеются ли у вашего ведомства иные претензии к Центру содействия, одним из директоров которой я являюсь или подозрения в адрес наших служащих? — громко и отчётливо проговорил он, и лишь сидящий рядом городской казначей заметил, как по виску соседа скатывается капля пота.

— Пока таковых не имеется, иначе уже сегодня деятельность вашей организации была бы приостановлена, — понимающе кивнув, ответил пристав и после небольшой паузы добавил: — Но в дальнейшем… следствие покажет, господин советник.

Байер поблагодарил преображенца за ответ и грузно осел в кресло. Что мог, он сделал. Кто может, пусть сделает больше. Понятное дело, что этот короткий разговор не спасёт Центр от косых взглядов и некоторой потери репутации, но это лучше, чем полный бойкот со стороны наёмников и бояр. И тем, и другим оказаться замазанным в крамоле, что нож острый. Наёмники, с их подчас весьма неоднозначной деятельностью, спокойно живут в воеводстве, лишь пока не переходят определённую границу. Бояре же… ну, стелла с фамилиями подверженных гражданской казни с лишением титулов, званий, имущества и имени до сих пор красуется в Москве на Красной площади и пополнить выбитый на ней список ни один боярин даже врагу не пожелает. Да и «княжья пусть»[1] о том же.

Сидящий в удобном, богато украшенном резьбой кресле грузный седеющий мужчина в тёмных одеждах повернул голову в сторону тихо скрипнувшей двери… и кивнул.

— А! Это ты, Григош. Проходи, — унизанный перстнем с огромным таинственно бликующим опалом, палец хозяина кабинета указал гостю на небольшой, куда менее удобный, чем его собственное кресло, стул. — Садись, сын мой. Угостись вином, отдышись.

— Благодарю, святой отец, — Григош шагнул к стулу и, усевшись на жёсткое деревянное сиденье, протянул руку к декантеру и пустому бокалу, стоящим на столике рядом. Щедро плеснув в тонкостенный бокал алого вина, гость опростал его в два глотка и замер, прикрыв глаза. Хозяин кабинета на такое кощунство только головой покачал.

— Итак? — поторопил он гостя.

— Мальчишка вычислил раховскую агентуру, взял с них виру, а самих агентов сдал преображенцам, — отозвался тот.

— Он сам участвовал? — уперевшись ладонями в подлокотники кресла, мужчина подался всем телом вперёд. Григош покачал головой.

— Нет, послал своих… «Гремлинов». А пока те шумели, преображенцы взяли наших агентов. Пристав сам об этом рассказал в Совете.

— Это плохо… и хорошо. Спасибо, Григош. Можешь возвращаться и… береги себя, — откинувшись на спинку кресла, седой вздохнул и, покачав головой, пробормотал: — А я, пожалуй, возьмусь за мальчишку… пока не опоздали. Эх! Всё, всё надо делать самому…

[1] «Княжья пусть», или «княжья пустошь». Стены зала заседаний Думных палат Кремля украшены гербовыми щитами всех владетельных родов страны. Но после княжеского мятежа гербы инсургентов были сняты и расколоты, все до единого, Так в зале появилась пустая стена, прозванная «княжьей пустью».

Глава 10

Цели и способы их достижения

Получив от фырчащей кофеварки двойную порцию ароматного напитка, я скинул с плеч куртку, сбрую с рюгерами и, повесив её на вешалку при входе в модуль, сграбастав чашку, рухнул в кресло у рабочего стола. Сигарета, всполох огня, глоток крепкого кофе… кайф!

Кресло мягко обнимало уставшее тело, над кружкой поднимался лёгкий парок, ноздри щекотала смесь запахов кофе и хорошего крепкого табака. Так сидел бы и сидел, но стоило мне расслабиться, как тут же дал знать о себе просыпающийся голод, верный признак того, что мой вымотанный прошедшими бессонными сутками организм почти закончил выход из «боевого» режима. А значит, у меня осталось от силы полчаса, чтобы запихнуть в желудок какой-нибудь снеди, после чего тело просто вырубится. Оно, может быть, и не плохо, но если я сейчас не поем, то утром меня ждёт самая отвратительная форма похмелья, которую только можно вообразить. И дело даже не столько в его тяжести, сколько в самом факте… ну в самом деле, что может быть хуже, чем расплата за пьянку, которой не было⁈

М-да, перестарался. Точнее, не рассчитал сил. С другой стороны… ну… можно сказать, что я проверил пределы собственных сил. В очередной раз. Да и дело сделал важное… по крайней мере, больше можно не маяться от неопределённости и не ждать ударов со всех сторон разом. И это не может не радовать. Честное слово, после приключений прошедшего дня у меня просто камень с души свалился!

Вздохнув, я всё же справился с навалившейся ленью и подзуживаемым ею желанием забить на ужин и сразу перекочевать в спальню. Кряхтя поднялся с кресла, залпом допил свой кофе и, затушив недокуренную сигарету в пепельнице, привычным уже напряжением воли выгнал табачный дым в вентиляционное отверстие. Шаг в окно, и я уже в столовой. Пустой, ввиду позднего времени.

Желания что-либо готовить у меня не наблюдалось, точнее… Разрываясь между накатывающей катком ленью и неприятием её дьявольского порождения, я всё же смирился и, отыскав в холодильнике упаковку сосисок, мгновенное её распотрошил. Надрезав полдюжины сосисок, чтоб не полопались в процессе разогрева, я тяжко вздохнул и отправил-таки их в чёртову микроволновку. Ну а пока основная часть моего ужина доходила до приемлемого состояния, я накромсал огурец с помидором и нашинковал лук. Так что к моменту, когда микроволновка звякнула, оповещая о готовности «блюда», на столе уже стояла миска с простеньким овощным салатом, заправленным нерафинированным подсолнечным маслом. Хлеб, кетчуп… ну и сойдёт, пожалуй. Приятного мне аппетита!

«Окно» в нашу с Олей спальню я открывал уже в полусонном состоянии. И только чудовищным напряжением воли, подогреваемым нежеланием расстраивать жену видом храпящего на чистой постели, изгвазданного в пыли и грязюке мужа, я заставил себя скинуть испачканную в ходе моих недавних изысканий одежду, после чего прошёлся по телу воздушным вихрем и, лишь совершив этот достойный воспевания в сагах подвиг, рухнул на кровать.

— Кирилл! — голос Оли донёсся до меня из такого далека, что я был готов признать, что он мне приснился, но вот сопровождающие возглас нотки раздражения, беспокойства и… гнева?… м-да, не сон. А жаль. Приоткрыв один глаз, я увидел стоящую на пороге спальни жену. Руки в боки, брови нахмурены… ей бы ещё скалку в ладонь или сковородку. И плевать, на каком ухе у меня тюбетейка.

— Скандал? — пробормотал я, чувствуя, что окончательно уплываю в сон. Но всё же успел договорить: — Устал. Давай утром, а?

— Нет, ну это уже наглость! — это были последние слова, что я успел услышать, прежде чем уйти на дно…

Оля с немым изумлением смотрела на сопящего зимним сурком мужа и никак не могла найти слов, чтобы… да хотя бы описать всю степень своего удивления, недовольства и… А, да что тут говорить-то⁈ В кои-то веки нашла повод для маленького воодушевляющего скандала с мужем, и такой облом. Вот! Обломщик он! Шлялся где-то больше суток, пришёл грязный… хм-м… нет, не вонючий, но мог бы и душ принять, перед тем как в кровать лезть! И спит, гад. Нагло, прямо у неё на глазах, уснул и в ус не дует. Р-р! И что, вообще, значит это его «утром», а? Можно подумать, скандал можно перенести, словно маловажную встречу! Хам.

Бывшая боярышня Бестужева, а ныне боярыня Николаева-Скуратова, разочарованно вздохнула, окинув взглядом пол перед кроватью, захламлённый сваленной как попало одеждой мужа, стрельнула глазами в сторону сладко сопящего Кирилла и, вздёрнув носик, решительно перешагнула через кучу запылённой одежды. Сам уберёт. Утром. После допроса и скандала.

Скинув комбинезон, Оля аккуратно убрала его во встроенный гардеробный шкаф и, взяв с нижней полки ненужное прежде второе одеяло, отправилась в кровать. В конце концов, не у одного Кирилла был тяжёлый день. Зато теперь Ольга могла с абсолютной уверенностью заявить, что пополнение коллекции наконец готово для демонстрации… и продажи. А сама совладелица единственного в мире ателье СЭМов наконец-то может выдохнуть и расслабиться с чувством выполненного долга. Ещё бы лежащее рядом и сопящее в обе носопырки «бревно» немного сдвинуть в сторонку, и можно отдыхать… А то, разлёгся, понимаешь, барин!