Эмуляция: Иллюзия Контроля (СИ) - Гориллс Егор

Я кивнул. Да, в этом я был уверен. Пока легионы демонов будут сдерживать натиск Хаоса, они прокрадутся в родной мир Ниты и найдут способ путешествия во времени. И тогда… тогда я всё исправлю.

Глава 12

Мир был охвачен паникой — и это мягко сказано.

Хаос, хоть и не так рьяно, как в других мирах, всё же расползался, и вспышки заражений происходили повсеместно. Бесполезно было надеяться на океаны, горы или километры пустынь — расстояния и преграды не играли роли. Города падали один за другим.

США первыми решились на крайние меры. Они применили ядерное оружие против самих себя — стерли с лица земли маленький городок в Техасе, заражённый за считаные дни. Никого живого там уже не осталось. В новостях это подали как «решительный шаг во имя спасения страны», но все понимали: отчаянная попытка остановить неизбежное.

И это не помогло.

На следующее же утро вспышка произошла в другом городе — на другом конце страны.

Европа охватилась Хаосом, как сухая трава огнём. Германия закрыла границы, но через неделю Берлин уже полыхал. Во Франции сначала пытались договориться — собрали штабы, конференции, выработали «план сдерживания». Все эти планы сгорели вместе с Парижем.

В Китае попытались применить армию в полном объёме. Танковые клинья, авиация, сотни тысяч солдат. Первые дни это работало, казалось — удержат. Но потом заражение прорвалось внутрь армии. Достаточно было одной заражённой роты, и фронт схлопнулся.

Африка и Южная Америка сгорели быстрее всего. Там не было ресурсов, чтобы сопротивляться. Континенты погрузились в Хаос почти целиком, и лишь отдельные анклавы ещё держались.

На картах аналитиков красные зоны расползались, накрывая всё новые территории. Красное море заражения, выжигающее привычную цивилизацию.

Не было спасения.

Бежать было некуда.

Хаос атаковал без перерывов, будто сам воздух был заражён. Люди не успевали эвакуироваться — города превращались в ад буквально за ночь.

В ООН уже никто не собирался — залы заседаний пустовали. Политики или прятались в бункерах, или уже были заражены. Телевизор напоминал о фильмах-катастрофах, только это был не фильм. Это было наше будущее.

И только у нас была вакцина.

Не гарантия спасения, не чудесная таблетка, а хрупкая надежда. Несколько ампул, несколько партий. Её нельзя было масштабировать мгновенно, нельзя раздать миллионам сразу. Это был слабый свет во тьме — и именно за него весь мир был готов перегрызть друг другу глотки.

Мы понимали: держим в руках не просто лекарство. Мы держим единственный шанс.

Звучит странно — вакцина от Хаоса. Сама формулировка звучала так, будто это бред воспалённого ума. Но это действительно работало. Каким-то образом. Людей, которым была введена вакцина, заразить было невозможно. Я видел это сам: чувствовал, как Хаос будто скользит по ним, ищет зацепку, но не находит. И отступает.

Удивительно. Настоящее чудо, в которое даже я до конца не верил, пока не увидел собственными глазами.

Мы вернулись домой всего две недели назад — и всё это время пытались сделать хоть что-то. С подачи Егорова нас оформили в особую группу реагирования, которую закрепили за военными. Не за обычными солдатами, а за теми самыми, кто уже получил свои атрибуты и успел прокачаться.

А прокачиваться теперь было где. Мир словно сам пытался бороться с Хаосом, открывая людям шанс усилиться. Повсюду начали возникать Разломы. Каждый день — новые точки. Кто-то видел в этом агонию Системы и самого мира, их последнюю попытку уничтожить человечество вместе с Хаосом.

Но нет. Это было именно окно возможностей. Подарок. Или испытание. Разломы давали монстров, а монстры — атрибуты, опыт, уровни, новые силы. Всё это позволяло людям меняться, становиться сильнее, быстрее, опаснее.

Ингредиенты, которые удавалось вытащить из Разломов, шли в лаборатории. Там, в промышленных масштабах, клепали вакцину. Но и этого всё ещё было мало. Крошечные партии, слишком мало ампул, чтобы выдать их всем. Этого хватало, чтобы поддерживать небольшие анклавы, защитить военных, врачей, тех, кто сражался и держал фронт. Но до миллионов простых людей эта помощь так и не доходила.

И мы боролись. Каждый день, каждый час. Между рейдами, зачистками, сопровождением — и редкими, обрывочными минутами отдыха. Боролись не только с Хаосом, но и с отчаянием, которое грозило сожрать нас ничуть не хуже чуждой скверны.

— Высадка через пять, — объявил пилот в наушники, и мы приготовились.

За эти две недели я стал почти профессионалом в прыжках с парашютом. Казалось бы — при чём тут парашют, когда на земле бушует Хаос? Но именно это стало частью нашей работы.

И, если честно, мне даже нравилось. Секунды свободного падения над землёй… выброс адреналина, холодный укол страха — каждый раз, будто впервые. В эти мгновения всё вокруг исчезало: шум мотора, запах гнили, мысли о предстоящем бое.

Свободное падение очищало. Несколько драгоценных секунд, когда я был только с небом и ветром. Никакого Хаоса, никакой вони разложения. Лишь чистый воздух, рёв в ушах и чувство полёта.

А потом раскрывался купол, и романтика кончалась. Снизу уже тянулись к нам заражённые города, разломанные улицы, серые пятна Хаоса, расползающиеся, как чернила в воде. И всё возвращалось — и вонь, и тяжесть на сердце, и понимание: впереди очередная мясорубка.

Сегодня у нас была миссия — вытащить из окружённого заразой дальнего блокпоста хоть кого-то живого. Там держались ребята, успевшие принять вакцину, и у них ещё оставался шанс. Пусть маленький, но шанс.

Ещё вчера этот блокпост находился далеко от заражённой зоны, едва ли не на безопасной территории. Но Хаос не знал преград. Всего за ночь линия фронта сместилась, и теперь укрепление оказалось в кольце.

Со всех сторон на него давили хаоситы, пытаясь выковырять защитников, как крыс из норы. Люди внутри в отчаянии тратили последние боеприпасы, поливая улицы огнём и металлом. Они прекрасно понимали — помощь может и не прийти. Потому и стреляли так, будто каждая очередь была последней, надеясь только на одно: подороже продать свою жизнь и забрать с собой как можно больше тварей.

Высадка прошла почти буднично — никакой драмы, просто рутинная работа. Мы приземлились в паре километров от цели, купола парашютов сложились, и всё вокруг снова стало мрачной реальностью.

Вдалеке слышалась отчаянная пальба. Автоматные очереди гулко рвались среди руин, словно напоминали: время ещё есть. Они держались. Мы успели.

Хотя даже если бы не успели — наша задача не менялась. В таком случае мы просто зачистили бы максимальное количество хаоситов и отошли. Холодная арифметика войны.

Наш отряд насчитывал двадцать человек, большая часть из них — военные, закалённые уже в десятках рейдов. Из моих ребят со мной были Кос, Элла, Катя и Орин. Надёжный костяк, проверенный кровью.

И с каждым новым днём, наблюдая за ребятами, я видел, как их глаза тускнеют. Пустота постепенно вытесняла в них всё живое. Даже Элла — та, что давно отстранилась от происходящего, убив в себе любые эмоции, — выглядела всё бледнее и слабее с каждой новой миссией. Словно сама тьма изнутри точила её, оставляя только оболочку.

Столько смертей, день за днём… такое не выдержит ни один человек. Мы хоронили надежду вместе с каждым блокпостом, с каждой зачисткой, с каждой очередной партией «спасённых», которые всё равно умирали потом от ран или спустя несколько дней от новых атак хаоситов.

Мы держались. Мы дрались. Но внутри все мы были сломаны. И каждый понимал это, даже если не говорил вслух.

Егоров больше с нами не ходил. Как только мы вернулись домой, у него внезапно появилось слишком много других дел. Политика, штабы, связи. Но это не значило, что он от нас отстранился. Он оставался нашим непосредственным начальником, держал руку на пульсе, и хоть виделись мы редко, общались всё равно часто. Его голос в наушниках и указания были привычной частью каждой операции.