Император Пограничья 12 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Сколько нужно? — спокойно уточнил я.

— По пять рублей на человека. Итого шестьдесят рублей, — ответил начальник разведки. — Среди них есть настоящая находка — старый мастер Кирилл Седаков. Ему уже за пятьдесят, но говорят, что он единственный в округе умеет класть сложные крестовые своды. Такой специалист нам очень пригодится для главного корпуса академии.

Я быстро прикинул расходы. Шестьдесят рублей плюс транспортные расходы, плюс первые месячные жалования… Сумма получалась приличная, но вполне подъёмная.

— А плохие новости? — поинтересовался я, внутренне ощутив уверенность, что они касаются Владимира.

Интуиция меня не подвела.

Родион скривился, будто проглотил кислую сливу:

— Мой человек встретился с артелью мастера Фомы Киняева во Владимире. Пятнадцать опытных каменщиков, включая двух мастеров по архитектурной резьбе. Они уже были готовы подписывать договоры, когда внезапно появился некий Селянинов, представившийся помощником княжеского казначея.

— И что он хотел? — спросил я, хотя ответ был предсказуем.

— Селянинов, говоря попросту, начал угрожать, — мрачно продолжил Коршунов. — Сказал, что княжество готово перебить любое наше предложение на двадцать процентов. А если кто-то всё равно решит ехать к нам, то навсегда лишится права работать на территории Владимирского княжества.

Захар возмущённо сплюнул:

— Ироды! Сами не строят толком, а другим мешают. Ну чисто собака на сене!

— Это не просто конкуренция, — задумчиво произнёс я. — Это систематическое противодействие нашей деятельности. Родион, твой агент сообщал о других случаях?

— Да. За последнюю неделю местные чиновники дважды пытались «проверить» бояр, которые пошли под вашу руку, городская стража усилила досмотры грузов, прибывающих во Владимир, а в местных сообществах в Пульсе появились слухи о том, что мы якобы готовим что-то незаконное.

Полина возмущённо вскинула голову:

— Да как они смеют! Мы же ничего плохого не делаем, только строим академию!

— Дело не в том, что мы делаем, а в том, что наши успехи ставят под сомнение компетентность местных властей, — пояснил я. — Когда маленький пограничный острог начинает переманивать специалистов из столичного княжества, это больно бьёт по их самолюбию.

Василиса покачала головой:

— Значит, на Владимир рассчитывать не стоит?

— В ближайшее время — нет. Но это не означает, что мы сдаёмся.

Я повернулся к Коршунову:

— Отправляй деньги в Суздаль. Пусть Петренко получает свой аванс и готовится к отъезду. Сколько времени потребуется на дорогу?

— При хорошей погоде — день. Но сейчас дороги размыло дождями, так что лучше заложить хотя бы два, — ответил начальник разведки.

— Хорошо. А что с другими городами? Тверь, Муром, Рязань?

Коршунов перелистнул страницу в своих записях:

— Из Рязани уже едут пятнадцать человек. Опыт у них в основном по жилым объектам, но для наших нужд подойдут. Могут заняться общежитиями. Обещали прибыть через неделю.

— А Тверь? — уточнила Полина.

— Там интереснее, — улыбнулся Родион. — Нашлись двое зодчих — братья Кудряшовы. Утверждают, что работали над проектом Тверского кафедрального собора и знают все секреты строительства крупных каменных сооружений. Правда, они просят встретиться лично, чтобы обсудить условия.

Захар скептически фыркнул:

— Хвастуны, небось. Все такие важные мастера, а почему тогда на работу к нам напрашиваются?

— Может, и хвастуны, — согласился я. — Но проверить стоит. Если действительно умеют проектировать большие здания, то нам они очень пригодятся. Родион, организуй встречу.

— Уже организовал. Они обещали приехать послезавтра, — ответил Коршунов с довольной улыбкой.

Прямо в моменте у меня родилась одна мысль, и навела на неё меня ситуация с артелью Петренко.

— Родион, выясни, кто из мастеров недоволен условиями, у кого долги или проблемы с местными властями. Таким мы можем предложить не просто работу, а новую жизнь.

Следующие дни принесли первые результаты наших усилий. Утром в понедельник к воротам Угрюма подкатили три телеги, гружённые инструментами и домашним скарбом. Первыми прибыли суздальцы во главе с мастером Петренко — невысоким, но крепко сложенным мужчиной лет сорока с мозолистыми руками и внимательным цепким взором.

Старый Кирилл Седаков оказался полной противоположностью своему начальнику — высокий, худощавый, с длинной седой бородой и удивительно молодыми, живыми глазами. Когда я описал ему идею главного корпуса, он долго думал, что-то бормоча себе под нос.

— Можете построить? — спросил я.

— Могу, — коротко ответил старик, но в его голосе звучала абсолютная уверенность. — Только камень нужен особый — не любой подойдёт для таких пролётов.

Уже к среде подъехала вторая группа — рязанские строители. Крепкие, дисциплинированные мужчины, привыкшие к чёткому распорядку и неприхотливые в быту.

А в пятницу, как и обещали, прибыли тверские зодчие — братья Кудряшовы. Старший, Иван, сразу произвёл впечатление серьёзного специалиста: детально расспрашивал о грунтах, требованиях к фундаменту, планируемых нагрузках. Младший, Пётр, больше интересовался художественным оформлением будущих зданий и уже набросал несколько эскизов фасадов в готическом стиле, что мне не сильно пришлось по душе. Больно мрачно это выглядело.

— Академия должна впечатлять, — заявил он, разворачивая свои рисунки. — Люди будут судить о качестве образования по внешнему виду зданий.

— Вот именно, впечатлять, а не наводить страх, — отозвался я. — Это место станет центром просвещения и науки. Такой вариант нам не подходит.

Прежде чем собеседник успел мне ответить, дверь гостиной с силой распахнулась. В проёме появилась Полина, раскрасневшаяся от бега и явно взволнованная.

— Прохор! — выдохнула она, хватаясь за дверной косяк и пытаясь отдышаться. — Я нашла нам архитектора! — девушка расплылась в сияющей улыбке, но в глазах мелькнуло что-то, заставившее меня насторожиться.

Братья Кудряшовы переглянулись с лёгким недоумением — они-то считали, что вопрос с архитектором уже решён.

— Это хорошо, но в чём подвох? — осторожно поинтересовался я, заметив, как девушка нервно теребит край платья.

— Только есть одна малюсенькая проблемка…

Глава 11

Карл Фридрих фон Штайнер сидел на скамье подсудимых, потирая запястье, скованные тяжёлыми кандалами. Потрёпанный, но тщательно отглаженный костюм — последняя попытка сохранить достоинство — висел на похудевшей за время заключения фигуре. Он держал спину прямо, а подбородок высоко, глядя на зал суда с едва скрываемым презрением.

Интерьер зала представлял собой всё, что фон Штайнер ненавидел в современной архитектуре. Голые бетонные стены, выкрашенные в безжизненный серый цвет, асимметричные окна, пропускавшие резкий, неприятный свет, полное отсутствие орнамента или декоративных элементов. Даже судейская кафедра — простой геометрический параллелепипед из полированного металла — казалась издевательством над самой идеей правосудия. В классическом зале суда имелись бы колонны, символизирующие незыблемость закона, фрески с аллегориями справедливости, деревянные панели, создающие атмосферу серьёзности и традиции. Здесь же — пустота, холод, бездушность.

«Kastenpest», — мысленно произнёс он любимое определение для модернизма — коробочная чума, поразившая города словно эпидемия.

Судья, пожилой чиновник с брюзгливым лицом и редеющими волосами, смотрел на него с нескрываемым раздражением. Очевидно, служитель Фемиды считал это дело пустой тратой времени, очередной выходкой сумасшедшего артиста.

— Дело номер 347−12, — прочитал секретарь монотонным голосом. — Обвинение в умышленной порче муниципального имущества в особо крупном размере.

Зал был полон. Журналисты щёлкали магофонами, архитекторы-модернисты шептались между собой, указывая на подсудимого, любопытствующие граждане жадно ловили каждое слово. Фон Штайнер узнавал некоторые лица — коллеги из архитектурного бюро, где он работал. Большинство смотрели на него как на прокажённого.