Адвокат Демонов (СИ) - Богатых Ростислав

— За папу, — с милой улыбочкой говорит эта милая дама. Но я тут же захлопываю рот.

Ну нет, за этого изверга князя я есть не буду. И пить не стану. Надеюсь сам он скоро сопьется и разорится и оставит идею посылать за нами с мамой головорезов.

— Не хочешь за папу? А за меня скушаешь? — спрашивает она, а глаза её сияют.

— За тебя, конечно скушаю! Я тебя и саму бы скушал. Такую сладкую! — гукаю я, открывая ротик пошире.

* * *

Князь Рублевский рвал и метал от злости! Его верный слуга испарился словно пятно от вина, мастерски отстиранного прачками.

Расхаживая взад-вперед по своей опочивальне князь Андрей пытался дозвонится до теневика.

— Воевода не отвечает или временно воюет. Наберите позже, князь, — вежливо ответил женский голосок автоответчика.

— Какого простолюдина он не доступен! — выкрикнул зло князь и со всей дури бросил свой мобильный аппарат об стену графского имения.

— На кой я плачу ему абонентское вознаграждение в 300 Серебренников в месяц, если он не может отвечать на мои звонки 24 на 7. Надо урезать ему жалование!

Князь поднял телефон, тот не разводился на две части и даже не пошел царапинами по экрану. Аристократо-фон — хороший надеждой бренд позволял аристократам вымещать ярость на аппарате без последствий с поломками.

Хотя раз в год, ровно в день релиза новой модели, телефон все-таки приходилось менять, потому что старый просто переставал работать. Но в этом была вся фишка этой модели — её владелец должен был каждый год подтвердить, что достоин носить статус аристократа. А, следовательно, позволить себе купить новенький Аристократо-фон.

На самом деле князь лукавил, говоря сам с собой о недовольстве работой теневика. Если честно, тот ещё вчера успел оправдать свое высокое жалование, когда на блюдечке с голубой каемочкой предоставил графу компромат на его тестя-прокурора. Кто бы мог подумать прокурор Империи и убийца в одном флаконе! Такой компромат может стоить гораздо больше, чем 300 Серебряников, он может стоить чьей-то свободы или даже жизни. За такую информацию можно даже развязать войнушку, получив коалицию войск от графа Дамирова. А войска у него были не плохие, не хуже императорских….

Так и сам князь Андрей мог бы править не хуже императора.

Рублевкий улыбнулся своим коварным планам по захвату власти.

— Ничего-ничего! Я найду тебя, женушка с выродком. И ежели ты скрываешься у своего папеньки, то он выдаст мне тебя, даже не пикнув. После того, как я убью отпрыска, очистив свою репутацию, можно будет начать примерять костюм императора Российской империи. Вот только бы схуднуть для начала немного!

— Марфа! — крикнул он и трижды позвонил в колокольчик.

В опочивальню графа тут же вбежала молоденькая прислуга. Она разбежалась чуть сильнее, чем надо было, и чуть не врезавшись в кровать, с трудом удержала равновесие, чтобы не упасть прямо на мягкие перина. Ой, что было бы…. Позор… Князь мог бы понять ее превратно.

Смутившись своим мыслям, Марфа потупила взор, покуда князь беззастенчиво рассматривал её глубокий вырез и выразительные груди.

— Марфуша, что у меня на завтрак в меню? — спросил он, будто не замечая ее смущения.

— Яйцо в мешочек, фасоль, хлебец с сыром, и две капсулы рыбьего жира, — всё, как прописал диетолог.

— К черту его! Прикажи-ка повару приготовить беляши, пышные, как твои…. — князь сделал внушительную паузу, наслаждаясь как щеки Марфуши приобрели цвет свеклы, которой она по вечера их натирала. — Пышные, как твои волосы.

— Слушаюсь, мой господин.

Марфуша поклонилась и исчезала из комнаты. А князь резво, несмотря на свой приличный вес, запрыгнул на свое ложе.

«Разберусь с женой, и может позволю Марфуше разделить разок со мной это царское ложе… Подарю ей, так сказать, царский лайк.» — хмыкнул про себя князь Рублевкий. «А худеть начну с дня после недели, то биш с понедельника.»

* * *

После завтрака меня осмотрел местный дохтор.

— Похоже, этот малыш родился в рубашке.

— Агусь, — охотно подтверждаю я.

— Можете вернуть его на занятия в магический ясли-тернат.

— Не-не агусь

Оставьте меня здесь, будьте людьми! А я буду есть манную кашу всю седмицу. И первый день после недели и второй день после недели и в середину недели, ну вы поняли…

— Эх, малыш, жаль с тобой расставаться, — произнесла кудряшка, и я чуть было не прослезился. Есть в этом мире человеки широкой души! Вот ради таких стоит продолжать здесь пробивать свой длинный и судя по всему нелёгкий путь, даже головой, как я сделал намедни.

И ради этого готов даже вернутся в ясли-тернат.

Вот только есть вопросики: что на этот раз со мной сделает директриса, поняв, что мне удалось сбежать из заточения? Она же не засунет меня обратно в ту жуткую одиночную камеру⁈ Или захочет меня там похоронить?

* * *

— Дьявол не дремлет. Дьявол не дремлет, — повторяет директор магического ясли-терната, белая как лист бумаги. Вот только листов бумаги, как ни странно нет в помещении для допросов тайной службы температура.

На столе узкого мрачного помещения стоит печатная машинка, которая печатает сама, словно по волшебству, а текст появляется на стене, появляясь из воздуха, одновременно со словами этой изнеможенной, сидящей за столом женщины.

Она нервно раскачивается на стуле, пытаясь избавиться от напряжения, которое сковывает её тело.

— Не дремлет дьявол, Ваше сиятельство, — продолжает она, и вдруг резко замолкает, как будто сама испугалась собственных слов.

Стоящий рядом с ней хмурый мужчина, облачённый в тёмный сюртук и с сигарой в зубах, курит в открытое окно, его лицо искривлено от недовольства. Он сплевывает в сторону, и звук его действия резонирует в тишине комнаты для допросов, наполняя её атмосферой безысходности.

У него кончаются нервы. Битый час он пытается выведать из неё хоть что-то стоящее, но она лишь повторяет свои слова, словно испорченная пластинка, зацикленная на одном и том же фрагменте про дьявола, который не дремлет. Что, черт побери, это значит⁈

— Уважаемая, вы будете говорить или как? — произносит он, устало облокачиваясь на стол. Усталость практически физически давит на его плечи, отчего они опускаются вниз.

— Я… я правда не понимаю, как это могло произойти, — выдавливает она слова, словно сок из переспевшего помидора, медленно и с неприятным звуком, который пробирает дознавателя до глубины души. Её голос, полон страха, вызывает в нём отторжение, словно он слышит не человека, а нечто неизъяснимое.

— Не знаете? — строго переспрашивает он, его глаза сверкают в полумраке комнаты. — Думаете, я в это поверю⁈

— Нет, — отвечает она почти шёпотом, и эти слова звучат для него как приговор.

Мужчина выбрасывает сигарету в урну. Это очень точный бросок, трёхочковый.

Сигара исчезает в металлическом ведре, как и надежды дознавателя, что он сможет попасть сегодня пораньше на обед…

Он достаёт новую пачку сигар. Белёсая, бархатистая упаковка приятно ложится в ладонь. На ней, золотом вышитой, красуется надпись: «Осторожно. Курение вызывает куртизанок». Мужчина переводит взгляд на книжный шкаф, за стеклом которого гордо выстроилась его коллекция: от пачек с надписью «Курение вызывает чуму» до тех, на которых написано «Курение вызывает гром и молнию». Каждая пачка, словно миниатюрное произведение искусства, отражает его причудливый юмор.

Кажется, минуты тянутся бесконечно, а время в этом мрачном кабинете застыло. Дознаватель, чувствуя, как внутри него клокочет гнев, решает сменить тактику. Закуривая сигару с видимым усилием, он шумно выдыхает, словно выпустил из себя часть накопившегося в груди бешенства. На миг расслабляется.

— Я понимаю, что вам страшно, — произносит он, стараясь вложить в свои слова нотки сочувствия. — Но подумайте о тех, кто зависит от ваших слов. Ваши дети… Они в безопасности только тогда, когда вы говорите правду.