Рюрикович 2 (СИ) - Калинин Алексей

Сейчас некогда суровый и мощный мужчина в трубках капельниц напомнил царевичу муху, запутанную в паутину. И вот перед этой мухой появился тот самый паук, который расставил паутину в нужном месте. Глаза отца уставились на сына.

— Добрый день, Ваше Величество, — с лёгкой усмешкой произнес Владимир Васильевич. — Как поживаете? Всё ли у вас хорошо? Не мучают ли кошмары? Вы хоть моргните, царь-батюшка…

Василий Иванович продолжил смотреть на своего старшего сына. Он даже не моргал, боясь пропустить хотя бы секунду наблюдения за лицом преемника.

— Не моргаете? Ну что же, не моргайте, дело ваше. Сейчас у вас только одно удовольствие и остается, что таким образом выразить свой протест. А протестовать вы любите, я знаю. Взять хотя бы ваш протест против вашего племянника, Дмитрия, которого прочили в цари. И куда же он подевался, когда вы захватили власть? Заковали в железо? Поместили в узкую сырую келью, где и скончался? Но это же ваша родная кровь! Это же сын вашего брата, Ивана Молодого! Рюрикович! А вы! Ради престола! Впрочем, я тоже кое-что сделал ради престола и подосланный вами боярин Селиверстов тому подтверждение! Да!!!

Владимир Васильевич ударил по спинке кровати так, что точка, рисующая на мониторе горные пики и ущелья, резво скакнула вверх.

Отец продолжил смотреть на сына. Сложно было не понять к чему тот ведёт разговор. Выросший среди интриг, с малых ногтей вращающийся в дьявольском котле заговоров, Василий Иванович мог бы ухмыльнуться, но мышцы лица не повиновались. Только моргание каким-то чудом ещё сохранялось. Но моргать сейчас не хотелось.

— Вижу, что у вас много вопросов ко мне накопилось, Ваше Величество, — улыбнулся Владимир Васильевич. — Ну так я немного приоткрою тайну и расскажу, что и как будет… Но прежде, у меня один вопрос — вы правда отослали Ваньку для того, чтобы тот научился управлять страной и завел полезные связи? Моргните, если это правда…

Царь даже не дёрнул веком. Он всё также смотрел на того, кого считал своей опорой в будущем, кто продолжит дело «собирателя земель». Владимир встал и потянулся с хрустом. Он прошёл из конца в конец небольшой палаты. Остановился возле аппарата, на котором весело перемигивались огоньки.

— Что же, я так и знал. Вы отослали Ваньку от нас подальше. И вы всё верите в то дурацкое пророчество? А ведь не будет ничего такого, Ваше Величество! Не будет! Вы скоро умрёте, ханы пройдут набегом по Руси-матушке, и всё пойдёт на восстановление порушенного. Я смогу объединить всех под одним флагом, а потом ещё и дать отпор врагам. И в этом мне поможет Бездна. Да-да, та самая Бездна, которая заставила вас слечь с непонятной болезнью. Оказывается, с нашим общим врагом тоже можно договориться.

Василий Иванович захлопал глазами. Он пытался что-то сказать, но Владимир Васильевич сделал вид, что не видит подобного возмущения. Глаза закрывались и открывались, но царевич отвернулся к окну, выходящему в яблоневый сад, и сделал пару шагов.

— Эх, Ваше Величество, возможно вы меня поймёте, когда окажетесь на небесах. И мы с вами вместе обсудим сложившуюся ситуацию, а после обнимемся, как отец с сыном. Вы должны будете меня понять. И должны будете меня простить. Ведь я вас простил, когда вы велели Селиверстову попытаться отравить меня. Понял и простил. Вы хотели как лучше. Но вы опять ошиблись! Лучше будет под моим правлением! А вы могли бы воспрепятствовать этому! И что? Долго бы мне пришлось ждать вашей смерти? Вот и пришлось немного ускорить ход событий…

Царевич насторожился и прислушался. Он бросил быстрый взгляд на дверь, а потом также быстро скрылся за шторой. Ему даже пришлось встать на носки, чтобы начищенные до зеркального блеска ботинки не выглядывали из-под плотной ткани.

Он услышал, как дверь приоткрылась. Цокот каблуков подсказал, что это вовсе не Мария Никифоровна вошла в палату. Каблуки процокали к кровати, чуть скрипнуло сиденье. Затем воцарилось молчание.

Владимир Васильевич аккуратно потянул носом. Сквозь стерильную плотность воздуха проплыли ароматы сандала, мирры, перечной мяты. Знакомый запах. Таким парфюмом всегда пахло от его матери. И Владимир Васильевич уже собрался было вылезти наружу, когда раздались ещё одни шаги. На этот раз обувь не цокала, поступь была твёрдой, уверенной.

Вылезать в такую секунду было уже если не так уж неприлично, то неподобающе для наследника царского трона. Владимир Васильевич и сам не смог себе объяснить — что его толкнуло на подобный шаг. Ну, застали бы его возле отца, подумаешь, что такого?

А вот прятаться за шторой…

Как в детстве они с Фёдором скрывались от надоедливого младшего брата. Правда, тот каким-то образом их всегда находил. Ванька как будто чуял, где скрываются старшие.

— М-да, неприятно видеть недавно крепкого и здорового мужчину в таком состоянии, — раздался мужской голос. — Как будто буря сломила мощный дуб и вырвала с корнями. И вот лежит он, свернутый набок, а свиньи радостно жрут желуди с его поникших ветвей…

— Иван Фёдорович, а под свиньями… вы кого понимаете? — произнесла Елена Васильевна. — Уж не нас ли?

Иван Фёдорович… Телепнёв-Оболенский? Овчина? И этот здесь? За каким чертом его нелегкая принесла?

Владимир Васильевич постарался вовсе не дышать, чтобы никаким шевелением не выдать своего местонахождения.

— Не нас, дражайшая царица. Мы можем быть только орлами и лебедями, но никак не свиньями. И если бы могли, то взяли бы царя под белы рученьки, да вознесли его к солнышку, чтобы он отогрел свои старые косточки, а вся хворь его…

— Перестаньте паясничать, Иван Фёдорович. Вы же знаете, что моему супругу осталось жить два понедельника. Да, Василий Иванович, это сущая правда! И не вращайте глазами, я всё одно ваших морганий не понимаю. Вы хотите окно открыть? Воздуха свежего вам захотелось?

— А может и в самом деле по солнышку соскучился? — спросил Иван Фёдорович. — Может подтащить к оконцу?

— Не стоит. Пусть мучается. Как я мучилась в своё время, когда он с дружками пиры закатывал, а потом приходил в опочивальню, вусмерть упившийся медом. Падал на подушки и смердел хуже дохлого осла… За это пусть мучается… Или как недавно ни за что ни про что получила пощёчину…

— Пощёчину? И он осмелился поднять руку на такую женщину? Похоже, что Бог его за это и наказал. И нет ему прощения за подобное! Правильно митрополит Даниил сказал, что недолго дубу осталось листьями шуршать, что найдётся на него и буря, и топор дровосека.

— Митрополит сказал? — спросила Елена Васильевна. — Когда же вы с ним виделись, Иван Фёдорович?

— Да вот буквально на днях. Имели весьма содержательную беседу. Он тоже говорил, что пора бы дубу упасть и освободить место под солнцем для других ростков, которых сдерживал от роста под своей сенью.

— А какие именно ростки… Митрополит не уточнял?

— Он как раз поэтому и пригласил, чтобы узнать крепость моих помыслов и желание вырасти. Сказал, что березка вполне могла бы распуститься в разные стороны и под кроной своей не только укрепить корни, но и создать новую поросль!

— Ой, так уж и новую поросль? — рассыпалась в смешках Елена Васильевна.

— А почему бы и нет? Женщина вы в самом соку, многим молодым фору дадите. Я тоже не урод, так что поросль вырастет красивой и крепкой… Ох, что-то царь-батюшка сильнее заморгал. Прямо всё на окно косится и косится. Лежите уж, Василий Иванович, отдыхайте. Ведь недолго вам осталось, — проговорил Иван Фёдорович. — Но вот зрелище мы вам на дорожку можем показать…

Следом послышался звонкий звук поцелуя. Потом слабый вскрик Елены Васильевны:

— Да что вы себе позволяете?

— Не переживайте, царица, ваш муж всё равно никому ничего не скажет. А удержаться от поцелуя ваших желанных губ, да ещё перед его глазами… Нет, это выше моих сил! Я бы себе никогда не простил, если бы не сделал этого…

— Но сюда могут войти! Что о нас скажут люди? Вы женат, я тоже…

— Ненадолго! И вы ненадолго, и я! Только скажите и завтра же я стану вдовцом. А вы можете это стать вдовой прямо сейчас. Только моргните и я…