Вроде целая. Везёт же кому-то… Ладно, пусть пока лежит. Потом если что заберу.
В коридоре топот и крики.
Я кидаюсь к дверям. Окружение снова приобретает красноватый оттенок…
Пять минут.
Всего пять минут нужно мне, чтобы смерчем пройтись по аляповато-цветастым коридорам преступного дома.
Люди причудливым пасьянсом ложатся на разноцветные ковры — меня уже не остановить.
Как новенький комбайн, в котором смазаны все детали и четко подогнаны одна к другой, я собираю кровавую жатву.
В скором времени кончились иглы и людям достаются «маслята» из УЗИ.
Никто не заслуживает жизни.
Очередная дверь. Вой, удары. Я забегаю в другую комнату — навстречу бросаются три охранника. Через беспорядочный огонь нашел дорожку и вырубил всю троицу.
Скоро прибудет доблестная полиция, поэтому надо торопиться. Быстрая зачистка. Забежал в комнату видеонаблюдения и чуток повеселился там. Стёр всё недавнее, а вот остальное оставил
— сюрприз будет.
После поднимаюсь в комнату, где испуганно хлопает глазенками завернувшаяся в одеяло блондинка. Так и не снимает мокрое полотенце со рта, чувствует запах почти выветрившегося газа.
— Жива-здорова? — спрашиваю быстро.
— Да, — дрожащим голоском чирикает блондинка. — Дяденька, а что это было?
— Не до разговоров, красавица! — рявкаю я, она испуганно сжалась, приходится смягчить тон, и так натерпелась. — Собирайся, и бегом на волю, в пампасы.
Сам же быстро прыгаю к окнам и аккуратно осматриваюсь
— оставшиеся преступники скучковались возле главных ворот. Похоже, что решают
— кто пойдёт на штурм, а кому еще жить охота.
— Дяденька, я готова! — амазонка сверкает прорехами на одежде, но за неимением лучшего и так сойдет.
Юбка чуть выше колен, футболка обтягивает задорную грудь, легкие сандалии. Само совершенство в каждой черточке. Просто мечта любого мужчины, не удивительно, что Февраль положил на нее глаз.
— Иди за мной, ничего не бойся и мы выберемся без проблем!
— говорю я.
— Хорошо, дяденька. Я всё сделаю, вы только это… выведите меня отсюда, пожалуйста,
— отвечает она.
Дяденька… Хотя да, сейчас я со своей испачканной рожей и в грязной одежде мог быть кем угодно, начиная от пацана и заканчивая стариком
— под слоем грязи не разобрать.
— Идем. Держись за мной,
— я показываю направление и начинаю двигаться пригнувшись.
Девушка повторяет мои движения. Потихоньку мы выбираемся из поместья. Она зажимает себе рот, когда видит мертвые тела, но… Тут уже ничего не попишешь
— либо они, либо мы. И мне кажется, что я сделал правильный выбор.
Перекидываю её через забор. Кажется, что тело девушки вообще невесомое, а может быть это сказывается адреналин в крови, вперемешку с сущностями.
Дальше мы мчимся со всех ног к кромке леса. В город пока нельзя соваться
— окажемся как на ладони, а вот если обежать, то… Имеем шанс!
В ранних лучах солнца, проникающих сквозь плотную листву, наши две бегущие фигуры нарушают тишину леса. Наши ступни едва касаются мягкого мха, пытаясь не оставить никаких следов. Иногда мы, держась за руки, пробираемся сквозь деревья. Наше дыхание облачками видно в прохладном утреннем воздухе, сердца бьются в такт.
Мои глаза обшаривают округу, я всегда начеку, всегда готовый. Амазонка, чьи волосы ниспадали на спину темной волной, не отстает. Мои инстинкты ведут нас глубже в лес. Уходим по широкой дуге от возможных преследователей. Порой незнакомка не поспевала за мной, приходилось притормаживать.
Лес вокруг нас живет, шепчет тайны сквозь шуршащие листья, хрустящие под ногами ветки похожи на ломающиеся кости. Мы не просто бежим
сражаемся, каждый шаг
— мы
это вызов, каждый вдох
* * *
это протест.
* * *
Вдалеке слышен звук погони, резкий контраст с музыкой леса. Он подстегивает нас хлеще кнута!
Теперь наши тела движутся с первобытной скоростью, толкаемые инстинктом выживания. Мы перепрыгиваем через бревна, ныряем под низко свисающие ветки.
Наши тела двигаются в идеальной синхронности, как будто мы
одно существо, две половинки целого.
* * *
Лес вокруг сливается в зелено-коричневую мозаику, мир сводится к ритму сердец и звуку дыхания. Инстинкт ведёт меня. Ведёт туда, где кажется, что будет безопасно.
Мы выскакиваем на одну из улиц Белоозера. Вдалеке я вижу машину и что есть мочи бегу к ней. По пути вытаскиваю остатки денег, что остались на кармане. Если мой вид может напугать, то вот вид денег должен этот испуг сгладить.
Позади задыхается девушка. Она хоть и спортивная, но выдержать темп ведаря мало кому удаётся. Ладно, потерпи, родная, скоро мы будем в безопасности…
Машина останавливается. За рулём сухонький старичок. На заднем сидении лежат мешки с картошкой.
— Отец, выкупаю картошку!
— кричу я и бросаю деньги в салон.
Пока мужчина собирает раскиданные деньги, я вытаскиваю мешки, скидываю на асфальт.
— Дык я это…
— неуверенно скрипит мужчина.
— Отец, гони на всю!
— рявкаю я, запихиваю девушку в машину, прыгаю назад и называю адрес.
Старичку хватило нескольких секунд, чтобы сообразить что к чему, а после нажать на газ. Похоже, что жизнь на окраине учит быстро соображать. Машина взревела и понеслась по улицам.
Я буквально вывалился на руки выскочившего Годунова. Показал ему на девушку и произнес:
— Вот ей нужна помощь. А мне просто поспать… Просто поспать…
— Иван Васильевич, где вы были?
— не удержался от расспросов Годунов.
— Выполнял своё обещание,
— проговорил я и чуть улыбнулся, глядя на крышу нашего поместья.
— О, солнышко встаёт. А это значит, что будет новый день… А это значит, что будет место подвигам и вообще… Нет, мне абсолютно точно нужно поспать…
Годунов подхватил меня с одной стороны, а незнакомая девушка с другой, и потащили в сторону поместья. К тому времени, как они достигли ступеней, я уже крепко спал. Без снов…
Выписка из Википедии:
По пути в Волоколамск в октябре 1533 года Василий Иванович получил на левом бедре подкожный нарыв, который очень быстро развивался, доктора не сумели оказать помощь (возможно, это была саркома в последней стадии, но в XVI веке таких диагнозов не ставили). Уже без сил великого князя доставили в подмосковное село Воробьёво. Понимая, что ему не выжить, Василий написал завещание, призвал митрополита Даниила, нескольких бояр и просил их признать наследником престола трёхлетнего сына Ивана. 3 декабря 1533 года, приняв предварительно схиму, умер от заражения крови.
