Надежда тебя не покинет (СИ) - Шах Ольга

Последний факт явно имел решающее значение, поскольку обе дамы хмуро покивали. Я же просто переводила взгляд с одной на другую и не совсем понимала, о чём они столь эмоционально беседуют.

- А то, - немного помолчав и сделав очередной внушительный глоток, согласно промычала вторая гостья. – Так о чём это мы: передумала бросать своего Димку? А как же Олег - огромная и всепоглощающая любовь всей твоей жизни? Не такой уж огромной она оказалась?

Я сидела, тихо поёрзывая на своём месте и стараясь не подать вида, что потрясена до глубины души. Что же, кажется, что я напрасно тревожилась, найду ли я достойную тему для беседы. М-да, заявляю со всей решительностью, что один положительный момент во всём это точно есть – гостьи не нуждались в моих ответах, с удовольствием проводя время в моей молчаливой компании.

- Ой, какой Олег? Антон же? – махнула рукой Милана и делано сморщила лоб. – Сколько их было, разве же упомнишь? А ты права, Светка, что держишься за своего парня. Он у тебя, ко всем прочим бедам, ещё и очень верный. Сами проверяли!

Вероника с некоторой печалью согласилась с этой сентенцией и тоже вспомнила о моём существовании, мол, сама-то я что думаю по поводу… э… ветрености своего любвеобильного сердца, назовём это так.

Я промямлила что-то трудноопределимое и вновь заткнулась, переваривая услышанные новости. Гости, видя моё такое пришибленное состояние, завершили визит, посоветовав окончательно выздороветь и порадовать их своим присутствием на очередной дружеской встрече. Получив горячие заверения в последнем, я проводила гостей и рухнула в свою кровать, едва сдерживая слёзы.

Выходит, что Светлана была не просто самолюбива, эгоистична, инфантильна и глупа, как я полагала раньше, она ещё, ко всему прочему, не могла контролировать степень своей влюблённости в посторонних мужчин! Как там они говорили? «Сколько их было, разве ж всех упомнишь?». Не выдержала разочарования и заплакала. Горько, словно это я сама поступила столь подло в отношении Димы – самого замечательного мужчины на свете! И ещё… я никогда не задумывалась о том, какие чувства он испытывал к своей бывшей возлюбленной. Нет, точнее говоря, что-то такое мелькало на краю подсознания, но всерьёз я не задумывалась об этом, а надобно было. Я судорожно вздохнула, удерживая слёзы, и скрючилась, подтянув колени к животу. Что же удерживало его рядом с этой девушкой?

- Чувство долга, - раздалось рядом со мной, я резко обернулась и уткнулась в широкую грудь, подняла взгляд выше и пропала в мареве его серых глаз. – Чувство долга заставляло меня поддерживать наши отношения уже достаточно длительное время. Видишь ли, дело в том, что мы в ответе за тех, кого приручили. Это про Светку. В своё время я познакомился с милой и достаточно неуверенной в себе девушкой. У неё были абсолютно конкретные планы на эту жизнь – получить среднее образование, если удастся, то закончить колледж и выйти замуж за одного из её ухажёров – местных мачо. Но я показал ей, что жизнь может быть другой, я решил переделать Свету «по образу и подобию своему»! Заставил учиться, получить хорошее образование, давал иные установки, прививал своё мнение, как единственно верное. Я в своём эгоистичном желании видеть рядом с собой красивую, умную и прочее, ломал её изо дня в день. И она отомстила мне за всё. Возможно, не намеренно, но всё же… я просто не мог её бросить и терпел многое.

- Ну, что же я могу сказать на это, - я громко икнула и пафосно, кривя губы, заявила: - Как учитель ты совершенно несостоятелен. Потому что ровно ничего из задуманного у тебя не вышло! Невозможно заставить быть человека лучше, если у него свои представления о том самом «лучше»!

Глава 29. Рынок Даниловский

Глава 29. Рынок Даниловский

Однако, война войной, а обед по расписанию. Несмотря на уверения Димы, что гораздо проще и удобнее будет заказать доставку продуктов на дом, я настояла на том, чтобы мы отправились на рынок и приобрели продукты самостоятельно.

- Ни в коем случае не собираюсь учить тебя жизни, - бормотала я, неловко поворачиваясь в узких брюках их плотной ткани, которые Дима назвал джинсами, - просто…

Я смущённо замялась, не зная, с чего начать, но молодой человек покорно согласился с тем, что в моих словах есть некий резон, и мы, как супруги со стажем, в субботнее утро отправились за покупками. Дмитрий поинтересовался у меня, считаю ли я Даниловский рынок достойным того, чтобы приобрести продукты именно там, дождался моего согласного кивка и помог мне усесться в машину. И теперь я находилась в предвкушении и нетерпеливо ёрзала на сиденье автомобиля.

Помнится мне, что папенька частенько приезжал в Москву, потому как цены на продукты, семена, саженцы плодовых деревьев и прочее, были тут куда приятнее, нежели в Курске. Пусть Москва – не Петербург, такая же провинция, как и Курск, но всё же большой город, и я неизменно напрашивалась с дорогим родителем в эту поездку, тот не был в восторге от моего интереса, но всё же соглашался. Отец подходил к процессу покупки степенно и вдумчиво, потому мы приезжали в Москву за пару дней до субботней ярмарки, селились в приличных меблированых комнатах неподалёку от Земляного Вала, прогуливались по чисто выметенным улицам и радовали себя мягкими пряниками в чайных на Пятницкой.

В сам же день ярмарки вставать нужно было, чуть рассветёт, и спешить за покупками на тот же самый Даниловский рынок, где с раннего утра была, по заявлению моего родителя, «самая торговля». Отец заранее составлял список необходимых покупок, вписывал туда ориентировочные «прикупочные» цены, складывал сей документ в карман сюртука и ревностно следил за тем, чтобы он не потерялся в суматохе и толчее субботней ярмарки. Меня же слабо интересовали хозяйственные надобности дорогого родителя, так что я, покрутившись рядом с ним сколько-то времени для блезиру и послушав, какие рыночные продавцы сулят ему урожаи с новых сортов вишни, слёзно отпрашивалась у папеньки. Отец сурово хмурился, утверждал, что негоже это, да и вообще, где такое видано, чтобы приличная девица, ровно чернавка, болталась по рынку, и давал мне провожатого с наказом стеречь, беречь и недопущщать какого непотребства.

И я уже теперь не такая радостная, но всё же в приподнятом настроении, в компании Архипа, одного из наших сопровождающих, здорового и неразговорчивого мужика, для вида прогулявшись по лоскутным рядам и со скучающим видом обозрев отрезы тончайшего лионского кружева, гладкого и нежного шёлка и даже затканной серебром парчи, налюбовавшись на веера, перчатки и булавки, спешила в обжорные ряды. На кандидатуру Архипа я хитро соглашалась с прицелом, зная незлобивый и покладистый нрав мужика, прятавшийся за образом лохматого угрюмого детинушки, с которым поопасится связываться московская голытьба, которой на местных рынках всегда бывало с избытком.

К тому времени Архип уже слегка обалдевал от гула многочисленных голосов, толкучки и от вида продавцов, готовых нахваливать свой товар в надежде на то, что ты подойдёшь к их лотку хотя бы для того, чтобы они заткнулись. И всё же, в лоскутных рядах всё было более или менее пристойно, и публика, гуляющая тут и приценивающаяся к цветастым платкам на голову, широким атласным лентам и маленьким сумочкам для дамских мелочей, была чистой, степенной, купеческой.

И тем отличалась от посетителей обжорных рядов. Широкий тротуар делил ряды на две части – вдоль одной из них притулились корявые здания, нижние этажи которых были занимаемы многочисленными питейными заведениями, работающие до самого заката. Рядом же стояли «пырки» - обычные забегаловки, где неприхотливому люду подавались пустые щи за три копейки, а жареная картошка, рыба или каша с мясом, уже за пять. И отбоя от желающих плотно откушать не было. Кто из рабочего люда, приказчики или сами лавочники, располагал свободным временем, заходил внутрь заведения, занимал место на широкой лавке и степенно съедал поднесённое кушанье. Остальные же на бегу перекусывали купленными у торговок, прогуливающихся тут же, выставив лотки и громко нахваливающих свой товар, пирогами с потрошками и капустой, калачами и баранками, жареными колбасками и рыбой. Тут же шустро сновали мальчишки-блинщики, продающие горячие блины, с начинкою и без, зазывали, поднимая кружки над головой, продавцы кваса. Квас по-простому, без изысков, наливался тут же, из бочки в кружку, на месте употреблялся, непременно с жизнерадостным кряканьем.