Вампиры ночи - Найт Кейдис

Мы целый час вручаем подарки и играем с детьми, пока Татьяна кудахчет вокруг него, предлагая чай с печеньем и бесконечно его благодаря. Меня гложет чувство вины за то, что я лгу двум братьям о настоящей себе. Особенно после того, как они оба почти полностью раскрыли передо мной свои истинные сущности.

В конце концов Татьяна объявляет, что дети должны вернуться в постель, и выпроваживает их из комнаты. Каждый ребенок прижимает к груди свою новую игрушку.

– Ты сделал доброе дело, – шепчу я по-русски.

– Мне известно, каково это не иметь родителей, – отвечает Лукка. Он не знает, что я видела дом его детства и в курсе того, что он убил своего жестокого отчима.

– Моя мама была хорошей женщиной, но плохой матерью. Когда нас с Константином обратили, мы вернулись домой, я взбесился и напал на своего отчима. Он был отвратительным человеком. Спустя несколько дней мне сообщили, что наша мать мертва. Константин сказал, что она покончила с собой из-за того, кем мы стали. Я виноват в том, что нас обратили, и виноват в том, что она умерла. Моя глупость погубила нас всех. – Он тяжело вздыхает и опускает взгляд на свои руки. От потрясения я не могу подобрать слов. – Слишком поздно спасать ее… Но, по крайней мере, у меня есть шанс помочь этим детям.

Я глубоко вздыхаю. Константин говорил, что его мать умерла, но не упоминал как именно. Он рассказывал о ней так, будто никому больше нет до нее дела. Но Лукке есть. До сих пор есть. Он все еще тот же мальчишка, который нуждается в любви… Совсем как эти дети.

Моргаю, прогоняя слезы, и тянусь за своим пальто, но рука Лукки тут же останавливает меня.

– Не так быстро, – произносит он тихим голосом, – у меня есть для тебя небольшая работа. Пожалуйста.

Волковы и их «небольшие работы». Я киваю, и, улыбнувшись, он уводит нас к большому дивану у камина. Мы сидим там в тишине, и у меня возникает странное желание положить ему голову на плечо и сказать, что мне известно о его детстве, о его боли, и что он не тот зверь, каким его воспитал брат. Но потом я думаю о крови, которой он должен питаться, чтобы выжить. Лукка не человек, он Вампир. Он может обнимать всех детей, которых захочет, но все равно останется убийцей.

– Чего ты от меня хочешь? – спрашиваю я его.

Лукка берет меня за руку и пожимает одним плечом. Не в его стиле колебаться. Он выглядит взволнованным.

– Думаю, Татьяна в беде. В плане денег. Мне нужно, чтобы во время нашего небольшого разговора ты для меня узнала, говорит ли она правду. Я не доверяю здешним владельцам.

– Почему?

– Я не просто приношу игрушки. Я отвечаю за программы по образованию детей, предоставляю им хорошую одежду, еду… Но, как вижу, особо ничего не меняется.

– Ты хочешь, чтобы я сжимала твою ладонь, если она будет лгать? – спрашиваю его, приподнимая наши сцепленные друг с другом руки.

– Не против, если ты так хочешь, – спокойно произносит он. – Или можешь просто рассказать мне потом в машине.

Я предпринимаю попытку высвободить свою руку, но Лукка сжимает ее еще крепче. Именно в таком виде через несколько минут нас находит Татьяна: сидящих на ее диване и держащихся за руки, как нормальная пара.

– О, вы еще здесь? – удивляется женщина, выходя из коридора. – Я что-то забыла? Или вам нужна помощь?

Как только она заходит в комнату, я встаю вместе с Луккой, и тот жестом приглашает ее сесть.

– Мы просто хотели поблагодарить тебя, – обращается он к ней.

– Меня? – изумляется она, прижав руки к груди. – Это вас, господин Волков, и вашу прекрасную спутницу мы должны благодарить. Вы так добры. Очень добры.

Она вытирает глаза, и чувство еще большей вины пронизывает каждую клеточку моего тела. Притворяюсь, что мне нравится этот человек. Этот Вампир. Притворяюсь, что меня с братьями связывают близкие отношения. Хотя единственная причина, по которой я нахожусь в этой стране, – докопаться до сути коррумпированного бизнеса Волковых и расследовать убийства. Затем собираюсь анонимно распространить в глобальной сети «Кровавой хроники» информацию об их личной жизни. И я еще думаю, что паразиты они?

– Татьяна Васильевна, – нежно произносит Лукка. – Я хотел с вами поговорить насчет финансирования.

Она опускает лицо, и замечаю, что ее руки на коленях подрагивают.

– Вы хотите перестать быть нашим спонсором?

– Нет! Вовсе нет. Я просто хочу узнать, доходят ли до вас мои деньги. О детях хорошо заботятся?

Она согласно кивает. Я чувствую, как Лукка рядом напрягся.

– Все так, как должно быть, – отвечает Татьяна.

– Значит, о вас всех хорошо заботятся? Владельцы.

Она снова кивает, ее губы вздрагивают в улыбке. Должно быть, ей интересно, какого черта мы сидим здесь и допрашиваем ее.

– Хорошо, – говорит Лукка. – Хорошо. Но если вам покажется, что что-то не так, и у вас возникнут проблемы, обращайтесь ко мне. Ладно?

Она кивает, а затем с некоторым усилием поднимается на ноги и обнимает его.

– Вы наш святой, – произносит Татьяна со слезами на щеках.

– Я далек от святости, – бормочет Лукка ей в плечо.

Ничего правдивее я от него не слышала.

Сев в машину, настала моя очередь быть допрошенной.

– Она врала? – Лукка неотрывно наблюдает за зданием приюта через лобовое стекло. Желание убить затаилось в его глазах, словно сибирский тигр, ожидающий, когда его выпустят на волю. Больше нет никакого доброжелательного Санты.

– Нет, – произношу я шепотом. – Все, что она говорила, правда.

И в ту же секунду его настроение меняется. Он безумно ухмыляется мне и выезжает со стоянки, помахав рукой охраннику.

– Я хотел бы сам управлять этим местом. Все настолько коррумпировано, что почти невозможно проконтролировать, куда уходят деньги, – кричит он сквозь гул двигателя, сбавляя газ. – Боюсь, что мои деньги могут не доходить до приюта. Или, что еще хуже, когда этих детей выпустят в шестнадцать лет, с ними может что-то случиться. Я бы предложил им работу в клубе или на стройке, но ни одно из этих мест небезопасно для молодых людей.

Всю ночь он говорит только правду.

– Что бы ты сделал, если бы владельцы прикарманивали твои деньги? – спрашиваю его.

Он одаривает меня своей зловещей улыбкой.

– Порой все можно разрешить деньгами, но в некоторых случаях… – Лукка приоткрывает рот, и я взволнованно сглатываю, наблюдая, как увеличиваются его клыки. – В некоторых случаях нужно что-то более эффективное.

Я подавляю дрожь, когда он проводит языком по одному из заостренных зубов, а затем уменьшает их обратно и включает радио на полную громкость.

Сижу молча и удивляюсь своему собственному разочарованию тем, что все закончилось лишь одной этой поездкой. Приятно быть доброй, но, по его обещанию хорошо провести время, я представляла что-то другое.

Мысленно ударяю себя по лицу. Мне нужно перестать думать о братьях в таком ключе. Я на задании. Я должна быть рада тому, что узнаю больше о Лукке. Узнаю для того, чтобы раскопать компромат на него, на Константина и на их конкурентов, вполне способных на убийство.

Но проблема в том, что чем больше я узнаю о Лукке, тем сильнее он мне нравится.

– На сегодня с добрыми делами я закончил, – произносит он, пытаясь перекричать играющую музыку. – Настало время по-настоящему повеселиться. Ведьмочка, ты готова?

В животе все трепещет, и я не совсем уверена, из-за бабочек ли это или от страха.

Глава двадцать первая

Лукка везет нас в промышленную часть города, в которой раньше я никогда не была. Тут нет ничего, кроме пустырей и мрачного склада. Его треснувшие окна, похожие на осколки зубов, сверкают в свете полной луны, а темная лоза скрывает фасад.

В этом месте определенно заканчивается все веселье.

Рука Лукки обхватывает мою – она намного холоднее и крепче, чем у его брата. Мы обходим здание и находим дверь. Ее очень хорошо спрятали. Вряд ли за такими тайными дверями можно найти что-то хорошее.