Клинок мечты - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер"

– Дела обстоят… хуже, чем допустимо. За последние пять лет мы потеряли громадную долю капитала. Больше, чем в состоянии себе позволить.

– Понятно, – сказал Гаррет.

– Имеется план, как поправить положение, – продолжала она. – Не без риска, но если получится, то намного перекроет наши потери.

Гаррет почувствовал, как сердце бьется в груди, будто хочет срочно привлечь его внимание. Родители всегда крайне осторожно высказывались о деятельности дома до заключения каких-либо сделок. Так его учили. Узнавать же о событиях, чей исход был совершенно неясен… Что ж, то был шаткий краешек установки, и Гаррет ощутил себя ребенком при серьезном разговоре взрослых.

– Насколько все плохо?

– При неудаче, – сказал отец, – мы будем вынуждены продать склад.

Дядя Роббсон шлепнул себя по ноге, будто подобная речь заставила его нервничать.

– Ни при каких обстоятельствах. Если начнешь продавать то, что приносит деньги, ты уже проиграл. Все равно как фермеру молоть в муку материал для посева.

– Роббсон, – строго произнесла мать.

Ее взгляд перешел обратно на Гаррета. Непонятно, откуда в нем взялось столько непреклонной суровости. Она поднялась, подошла к двери и кивком пригласила Гаррета пойти следом. Двое старших мужчин остались на своих местах – Роббсон плотно сжал губы, а отец стоял с обычной бесстрастной улыбкой. Гаррет двинулся за матерью.

По короткому коридору они направились в столовую. Еще не дойдя до дверного проема, он услышал цоканье посуды. За столом в одиночку сидела инлисская девушка, точно служанка решила поиграть, вообразив себя сословьем повыше. Если бы кто-то нарисовал утрированную карикатуру на долгогорскую уличную крысу, то выглядела бы она так же: круглое лицо, темные глаза, кучеряшки. Однако девчонка не вскочила со стула и вообще не выказывала никакого подобающего прислуге стыда.

– Это Ирит, дочь Сау, – сказала мать, – и тебе вскоре предстоит на ней жениться.

2

Элейна аб-Денайя Найцис а Саль, единственная выжившая дочь Бирна а Саля и, в свои восемнадцать, последняя, самая младшая представительница их поредевшего рода, имела в своем распоряжении три спальные комнаты. Одна располагалась в ее покоях, в усадьбе отцовской семьи, обитая в зелень, с летними дверьми, набранными из кедровых планок по особому замыслу, чтобы пропускать внутрь воздух из сада. Вторая, в детской родового поместья Дома Аббасанн, где росла ее мать и по-прежнему жила бабушкина семья, была обставлена мебелью из светлого, напрочь затертого камня и украшена золотыми и розовыми гобеленами, а еще подушечками, вышедшими из моды за десяток лет до рождения Элейны.

Последняя спальня представляла собой простую келью в Братстве Кловис с койкой, умывальником и цветным окном, смотревшим на древнюю твердыню, что была дворцом князя. Во всех трех, какую ни выбери, и охрана, и слуги узнавали Элейну издали, беспрекословно встречали, располагали, устраивали, а она путешествовала между спальнями в зависимости от настроения, торжеств на Зеленой Горке и требований наставников.

Из всех трех мест она предпочитала отцовский дом и чаще всего ночевала именно там.

Так двоюродная сестра Теддан всегда знала, где ее найти.

– Элли! Ты проснулась? Вставай! Впусти меня.

Во сне Элейна стояла у примерочного зеркала, которое досаждало ей, показывая некий чужой образ. Она и поворачивалась, и косилась, пытаясь заставить зеркало отразить ее лицо, но углядеть себя удавалось лишь мельком. От стекла исходили глухие удары, словно отраженная девушка пыталась пробиться наружу.

– Элли, я знаю, ты там. У меня беда. Открой, пожалуйста!

Зеркало исчезло, как растаявшая на коже снежинка, и Элейна оказалась у себя в постели. Голова тяжела от сна. Вокруг высились собственные покои. Тускло рдела наполовину догоревшая ночная свеча. Вновь раздался стук в дверь, и Элейна спустила ноги с кровати. Стук был негромкий и быстрый. Вороватый. Вот подходящее слово. Вороватый стук. Она подошла к летним дверям, подняла задвижку и разомкнула створки. Теддан хлынула внутрь, как ливень. Без малого девятнадцатилетняя, старше Элейны почти ровно на год – с длинными волосами карамельного при лучшем освещении цвета и вечно лукавой мордашкой, напоминавшей о лисах и озорных привидениях. Элейна закрыла летние дверцы и щелкнула задвижкой. Проснулась молодая служанка и уставилась на посетительницу.

Теддан принялась стаскивать с себя одежду – плащ, платье и туфли – и все это совать в руки служанке. И заговорила, обращаясь к Элейне:

– Я пробыла здесь всю ночь. Вдвоем с тобой. Мы расчесывали друг дружке волосы, пели, сплетничали, ты пыталась научить меня стихотворчеству, а у меня ничего не складывалось. Спать легли вместе, и я никуда не отлучалась.

– Что происходит?

– Ничего, – сказала Теддан, раздетая уже догола, проходя в гардеробную Элейны. – Прямо сейчас мы спим. Обе. Да где, сучий хрен, лежат твои ночнушки? Тут темень, как в пещере.

Девочка-прислужница, инлиска по имени вроде как Рейя, перевела взгляд с Элейны на открытую дверь гардеробной и обратно, так тараща глаза, что казалось, они сейчас выпадут. Элейна вздохнула.

– Припрячь, – кивнула она на скинутые Теддан вещи. – Только сперва побрызгай лавандовым маслом.

– Да, госпожа, – проговорила инлиска и упорхнула.

Элейна зевнула и вошла в темноту, бывшую ее гардеробной комнатой. Из тени донесся шорох одежды.

– Мне стоит знать подробности?

– Да, – сказала Теддан. – О, Элли, любимая, ты захочешь узнать обо всем, вдоль и поперек, но сейчас… Тьфу, зараза. Идут.

Теддан вынырнула из темноты – уже в одной из ночных сорочек Элейны, – стиснула ей руку и поволокла обратно в постель. Элейна надвинула на обеих одеяло и положила голову на подушку. От дыхания Теддан разило спиртным, а волосы пропахли костром. И было что-то еще. Мускусный, животный запах, крепче, чем пот.

На этот раз стук донесся от парадных дверей в покои, и Элейна ждала, пока не услышала голос служанки, спрашивающий, кто там. Ответный голос был низким, мужским и знакомым.

– Подожди тут, – кротко сказала Элейна.

– Конечно, я жду, – сказала Теддан. – Я крепко сплю. Похоже? – Она театрально всхрапнула, и Элейна по новой выбралась из кровати.

Она сама набросила накидку, раз служанка удалилась, и побрела к главному входу. Там стоял начальник отцовской стражи, с фонарем в огромной лапище – он светил на бедную девушку, будто это она была в ответе за все прегрешения.

– Что происходит? – задала Элейна вопрос.

– Простите, что потревожил, – сказал он. – Пропала Теддан Аббасанн.

– Нет, не пропала. Она здесь. – Элейна махнула на кровать и неподвижную девушку под летним одеядом. – Всю ночь была со мной. Кто решил, что она потерялась?

Капитан стражи погдядел на нее, на кровать и обратно. Не поверил, но на самом деле она этого и не ждала. Расчет был не на правдивость, а на доводы за и против открытых обвинений во лжи. Элейна выдерживала момент. Служанка-инлиска шоркнула сзади, безуспешно пытаясь стать незаметной.

– Должно быть, она забыла предупредить своих, что собирается к вам, – произнес капитан.

– Легкомысленно с ее стороны, – сказала Элейна. – Пожалуйста, сообщите домашним, что она у меня и все хорошо. – Хоть эти слова правдивы. Настолько, насколько возможно с Теддан.

– Передам, – сказал он и посмотрел ей в глаза. – Прошу убедиться, что двери в летний сад заперты и прочны, сударыня. Один из охранников видел, как кто-то лез через кусты, – похоже, из тех, кому здесь не положено находиться. Не хотелось бы неожиданностей, верно?

– Никаких неожиданностей, – сказала Элейна, подразумевая «я с ней управлюсь», и кивок мужчины подтвердил, что он все понял.

Дверь за стражником закрылась. Элейна мотнула головой служанке отправляться в койку и залезла обратно на свою, уже занятую кровать.

– Купился. Поверить не могу, что он повелся. У мужчин в голове одна темень. – Теддан хихикнула и вздохнула. – Ох, зря тебя там не было, Элли. Надо было прийти.