Император Пограничья 10 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Я задумался о возможных контрмерах. Первое — контролировать информацию. Строгановы узнают о смерти Елены, но что именно они узнают? Можно представить это как несчастный случай во время разоблачения ливонского заговора. Или как самоубийство от стыда после раскрытия измены. Или даже как покушение самого Кристофа, решившего убрать сообщницу. Вариантов множество, и каждый снимает вину с Василисы.

Второе — использовать захваченного Кристофа по максимуму. Выбить из него все детали ливонских планов, имена агентов, пароли и явки. А затем решить, какая версия его показаний будет наиболее выгодна для представления Строгановым и общественности.

Третье… Я усмехнулся собственной мысли. А что если представить всё произошедшее как гениальную операцию князя по разоблачению заговора? Дескать, Голицын давно подозревал жену, специально создал условия для её разоблачения, использовал меня и Василису как невольных исполнителей. Это укрепит его репутацию проницательного правителя, снимет часть вопросов и переместит фокус внимания с меня обратно на князя. Мне и так хватает врагов с Демидовыми, Тереховым и Гильдией Целителей. Нет, плохой вариант, потому что не решит сложность со Строгановыми.

Но главной проблемой оставалась Василиса. Девушка только что пережила страшное потрясение — узнала правду об убийстве матери и сама стала убийцей. Пусть и невольно, в порыве праведного гнева. Ей потребуется время, чтобы принять случившееся, и поддержка, чтобы не сломаться под грузом вины.

Размышления прервал стук в дверь. Я отставил недопитый бокал.

— Войдите.

В комнату вошли четверо охранников в парадной форме.

— Маркграф Платонов, — произнёс старший, — Его Светлость требует вашего присутствия.

Я поднялся, оправил пиджак. Что ж, похоже, князь уже готов к продолжению нашего разговора. Осталось надеяться, что моя идея использовать ситуацию против врагов Москвы перевесит его подозрения относительно моей личности.

Стражники проводили меня по коридорам дворца. Я отметил, что ведут меня не в тронный зал, а в личный кабинет князя — значит, разговор будет приватным. У массивных дубовых дверей стояла усиленная охрана. Старший стражник постучал, дождался разрешения и распахнул створки.

— Маркграф Платонов, Ваша Светлость.

Я шагнул через порог, и двери за мной закрылись.

Кабинет князя встретил меня полумраком и запахом табачного дыма. Дмитрий Валерьянович сидел в кресле у камина, в руке тлела трубка. Он выглядел чуть лучше, чем час назад в малой приёмной — насколько вообще может выглядеть лучше человек, потерявший вторую жену и узнавший, что она убила первую. Лицо архимагистра застыло маской спокойствия, но в глазах плескалась целая буря эмоций.

— Садитесь, Платонов, — князь кивнул на кресло напротив. — И рассказывайте всё с самого начала. Без утайки.

Я опустился в мягкое кресло, собираясь с мыслями. Нужно было выбирать слова осторожно — любой намёк на использование Императорской воли мог обернуться катастрофой.

— Всё началось во время нашей первой беседы, — начал я размеренно. — Я заметил тревожные симптомы: вы выглядели старше своих лет, ёжились от холода при комнатной температуре, тяжело дышали. Вокруг вас витал странный запах — металла и сырости. Но главное — все металлические предметы в кабинете казались тусклыми, словно покрытыми патиной. Для архимагистра металломантии это противоестественно. Я понял — вас травят редким магическим ядом, разрушающим связь со стихией.

Князь кивнул, побуждая продолжать.

— Когда рассказал о своих подозрениях Василисе, та попросила вам помочь. Я не мог ей отказать. Начать решил с кухни. Шеф-повар месье Антуан явно нервничал, когда речь зашла о вашем рационе, но прямых доказательств у меня поначалу не было. Затем гофмейстерина упомянула, что лично проверяет ваше постельное бельё — излишняя предосторожность для обычного времени. А ваш персональный врач доктор Ложкин… — я сделал паузу, подбирая формулировку. — У меня сложилось стойкое убеждение, что он знает о вашем состоянии больше, чем показывает. Возможно, заметил симптомы отравления, но по каким-то причинам предпочёл промолчать. Страх? Или нечто иное? Полагаю, стоит его тщательно допросить.

Это лучший способ указать на его вину, не раскрывая использования Императорской воли.

Князь затянулся трубкой, выпустив струю дыма.

— Продолжайте.

— Василиса упомянула вашу любовь к цитрусовым, и я вспомнил про оранжерею. Моя спутница, графиня Белозёрова, проверила апельсины своим даром целительства — обнаружила следы чужеродной магии. Мы взяли образец, и ваш алхимик подтвердил наличие инородного вещества. Затем я организовал обыск жилища шеф-повара через вашу дочь — там нашли катализатор для яда.

— Катализатор? — князь прищурился.

— Да. Судя по всему, использовался двухкомпонентный яд. Первый компонент в апельсинах, второй — в других блюдах. По отдельности безвредны, вместе создают медленно действующую отраву.

— Умно, — процедил Голицын. — И кто же снабжал повара катализатором?

— Вот тут начинается самое интересное. Когда Повара припёли к стенке, он утверждал, что порошок приносил человек от советника Назара. Кристоф фон дер Брюгген весьма кстати появился на приёме с информацией о «подозрительных связях» советника с Восточным каганатом. Классический ложный след.

— Но вы не поверили?

— Слишком удобно. К тому же этой ночью на меня напал боярин Пётр Ладыженский. Как я уже говорил, юнец был безнадёжно влюблён в княгиню. Под… давлением обстоятельств он признался, что действовал по её приказу. И назвал время встречи Елены Павловны с послом.

Князь отложил трубку, его взгляд стал острым как лезвие.

— Под давлением обстоятельств? Что за обстоятельства, Платонов?

Я пожал плечами с лёгкой улыбкой.

— Сломанная рука весьма способствует откровенности, Ваша Светлость.

— И вы решили устроить мне… представление?

— Я решил, что вы должны услышать правду из первых уст. Моё слово против слова вашей супруги имело бы мало веса. Поэтому попросил Василису о помощи.

Я помолчал, а затем спросил:

— Как она?

В глазах собеседника читалась искренняя отцовская тревога. Он тяжело вздохнул:

— Дали успокоительное и снотворное. Сейчас отдыхает. Что произошло… — он покачал головой. — Она слишком долго носила в себе эту боль.

— Правда об убийстве матери стала последней каплей.

— Да, — архимагистр поднялся, подошёл к окну. — Итак, Платонов. Вы обещали идею, как использовать ситуацию против врагов Москвы. Что за великий план вы придумали? — в его голосе звучала ирония, но я слышал и искренний интерес.

— Начнём с очевидного, — я откинулся в кресле. — Род Строгановых не проглотит гибель родственницы молча. Слишком богаты, слишком влиятельны, слишком горды. Начнутся требования расследования, поиски виновных, призывы к справедливости. Вы встанете перед выбором: биться за дочь против одного из сильнейших родов Содружества или пожертвовать единственным ребёнком от любимой жены.

— Вы мастер поднимать настроение, — мрачно усмехнулся князь.

— Я предпочитаю смотреть правде в глаза. Теперь об ином. Публичная казнь дипломата равносильна объявлению войны. Да, Москва сильнее Ливонии, но даже победоносная война принесёт потери. Хотя бы политические. Остальные державы могут решить воспользоваться шансом уже для собственной маленькой победоносной… А просто отпустить Кристофа означает позволить организатору покушения уйти безнаказанным. Использовать его как козырь в переговорах? Возможно, но это не решает проблему со Строгановыми.

— К чему вы клоните?

Я подался вперёд.

— Предлагаю развернуть ситуацию в нашу пользу. План такой: публично обвинить Ливонскую конфедерацию в покушении на княжескую семью. Арестовать всех ливонских дипломатов для расследования — пусть посидят, подумают о превратностях судьбы. Быть может, расскажут что-то интересное. Объявить полное эмбарго на товары из Ливонии. И самое главное — увеличить поставки оружия княжествам Белой Руси. Представить это как справедливый ответ на ливонскую агрессию.